Луис шел по мокрой мостовой, наслаждаясь живописными звуками природы. В чистых зеркальных лужицах отражалось яркое утреннее солнце, блистая на фоне ясного небесного полотна. Меж крон строгих стройных сосен перекрикивались горластые лесные обитатели. Идиллия... казалось, ничто не могло потревожить этот прекрасный, наполненный жизнью и чистотой мирок. Но даже здесь, вдали от цивилизации, ощущался едва уловимый, токсичный смог - это ветер нес на своих незримых свободных крыльях дух урбанизации. Луис Эдинсон, мужчина тридцати семи лет, среднего роста с ясными зелено-карими глазами, редкими русыми волосами и небольшим пивным брюшком, свернул с дороги и направился к кромке тихой, спокойной реки.
Солнце поднималось все выше и выше, поливая округу своим теплым золотистым сиянием. Луис расстегнул молнию на рюкзаке и достал черный, веретенообразный инструмент. Протерев его о футболку, мужчина снял обувь и, морщась, зашел по щиколотку в ледяную, еще не прогревшуюся как следует воду. Он поднес инструмент к губам и над округой, зазвучала завораживающая мелодия, настолько чистая и прекрасная, что, казалось, стихли абсолютно все голоса старого леса, будто все его дети, без исключения, все птицы и звери умолкли, слушая дивную мелодию. По поверхности воды пошла едва уловимая рябь, где-то звучно плюхнуло.
Солнце поднималось все выше и выше, поливая округу своим теплым золотистым сиянием. Луис расстегнул молнию на рюкзаке и достал черный, веретенообразный инструмент. Протерев его о футболку, мужчина снял обувь и, морщась, зашел по щиколотку в ледяную, еще не прогревшуюся как следует воду. Он поднес инструмент к губам и над округой, зазвучала завораживающая мелодия, настолько чистая и прекрасная, что, казалось, стихли абсолютно все голоса старого леса, будто все его дети, без исключения, все птицы и звери умолкли, слушая дивную мелодию. По поверхности воды пошла едва уловимая рябь, где-то звучно плюхнуло.
Первый аккорд - легкий как дуновение майского ветерка, едва - едва пальцы касаются инструмента. Тихо шумит кустарник, подпевая новоприбывшему музыканту.
Второй аккорд - ловко переставлены пальцы левой руки, правая уверенно и мягко ведет по гладкой черной поверхности. Сосны тихо перешептываются меж собою, их нежные иглы пускаются в пляс.
Дальше аккорды сменяют друг друга тягуче и ласково, так, что ухо почти не замечает перехода от одного звука к другому. И тут, в музыку вплетается тихое пение, мешающееся с ритмичным сердцебиением. Подобно бутону, оно раскрывается, неспешно, даря себя миру... солнце тянет свои теплые ладони, навстречу прекрасному, созерцая неистовую игру прелестного музыканта...
В такие минуты осознаешь, насколько красива природа. Луис видел и чувствовал в ней прекрасное, её необычайность, её превосходство - это некий дар, присущий далеко не каждому. Чтобы узреть все великолепие природы, необходимо просто остановится, отрешится от суеты и посмотреть чуть внимательнее вокруг. В такие минуты, Луис Эдинсон испытывал нечто вроде благоговейного трепета перед прекрасным.
Заволновались воды доселе спокойной реки и на поверхность, вынырнуло гибкое, скользкое тело. Оно застыло, на мгновение, вслушиваясь в волшебную музыку. Потом, издав короткий трубный звук, существо подалось вперед, раскачиваясь в такт очаровательной мелодии. Казалось, время остановилось и лишь две фигуры сохраняли способность двигаться, погружаясь в глубину чудного, грациозного танца. Человек и плавун, движение в унисон.
Плавнун сложил конечности, будто приветствуя человека. Он выгнулся и пропел, монотонно и грубо, но в этой грубости, было нечто завораживающее, по-своему прекрасное, волнующее. Музыка лилась, фигуры кружились в фантастическом, легком танце.
И вдруг, наступила тишина. Внезапная, режущая слух тишина. Все кончилось так же внезапно, как и началось. Природа застыла, как застыли существа, причастные к этой вакханалии звуков.
Яркая вспышка на горизонте и, как следствие, выросший, словно из-под земли после проливного дождя, ужасный, но в тоже время прекрасный для творческой души Луиса Эдинсона, кроваво-огненный ядерный "гриб".
Началась Четвертая мировая.
Второй аккорд - ловко переставлены пальцы левой руки, правая уверенно и мягко ведет по гладкой черной поверхности. Сосны тихо перешептываются меж собою, их нежные иглы пускаются в пляс.
Дальше аккорды сменяют друг друга тягуче и ласково, так, что ухо почти не замечает перехода от одного звука к другому. И тут, в музыку вплетается тихое пение, мешающееся с ритмичным сердцебиением. Подобно бутону, оно раскрывается, неспешно, даря себя миру... солнце тянет свои теплые ладони, навстречу прекрасному, созерцая неистовую игру прелестного музыканта...
В такие минуты осознаешь, насколько красива природа. Луис видел и чувствовал в ней прекрасное, её необычайность, её превосходство - это некий дар, присущий далеко не каждому. Чтобы узреть все великолепие природы, необходимо просто остановится, отрешится от суеты и посмотреть чуть внимательнее вокруг. В такие минуты, Луис Эдинсон испытывал нечто вроде благоговейного трепета перед прекрасным.
Заволновались воды доселе спокойной реки и на поверхность, вынырнуло гибкое, скользкое тело. Оно застыло, на мгновение, вслушиваясь в волшебную музыку. Потом, издав короткий трубный звук, существо подалось вперед, раскачиваясь в такт очаровательной мелодии. Казалось, время остановилось и лишь две фигуры сохраняли способность двигаться, погружаясь в глубину чудного, грациозного танца. Человек и плавун, движение в унисон.
Плавнун сложил конечности, будто приветствуя человека. Он выгнулся и пропел, монотонно и грубо, но в этой грубости, было нечто завораживающее, по-своему прекрасное, волнующее. Музыка лилась, фигуры кружились в фантастическом, легком танце.
И вдруг, наступила тишина. Внезапная, режущая слух тишина. Все кончилось так же внезапно, как и началось. Природа застыла, как застыли существа, причастные к этой вакханалии звуков.
Яркая вспышка на горизонте и, как следствие, выросший, словно из-под земли после проливного дождя, ужасный, но в тоже время прекрасный для творческой души Луиса Эдинсона, кроваво-огненный ядерный "гриб".
Началась Четвертая мировая.
Saul