Страшные истории и мистические истории

Вместе с людьми сгорающими заживо в старом амбаре, медленно умирала деревня Барановка Житомирской области. Она начала умирать 12-го июля 1941-го года, когда фашисты захватили деревню и стали полноправными хозяевами этого украинского местечка.

С первых дней оккупации немцы беспощадно уничтожали евреев и всех, кто им помогал, пытаясь прятать у себя в сараях или подвалах, рискуя своими собственными семьями. Трупы расстрелянных лишь слегка забрасывали землей, и бродячие псы раскапывали могилы, чтобы полакомиться убитыми.

После массовых расстрелов у Марии остался маленький сын Миша или Мойше, как его называл раввин сельской синагоги. Романа, мужа Марии, как и многих других жителей местечка, гитлеровцы расстреляли практически в первые дни оккупации Барановки. Это было началом серии жестоких акций по проведению в жизнь "Окончательного решения" еврейского вопроса.

Потом наступил холодный ноябрь 1941-го года. В один из таких дней в гетто, образованное оккупационными властями, ворвались солдаты и приказали всем евреям, включая детей и женщин, собраться на главной площади чтобы выбрать "Жидовского старосту".

Некоторые заподозрили неладное, и попытались спрятаться у односельчан украинцев. Немногим тогда повезло. Некоторые сумели сбежать и присоединиться к партизанским отрядам, воюющим в здешних местах.

Собравшихся раздели догола, погрузили в телеги и грузовики, и вывезли в ближайший лес. Там, взрослых и детей сбрасывали в вырытые ямы и расстреливали. На их трупы сбрасывали очередных жертв, и снова стреляли и стреляли. Потом немногих, оставшихся в живых, собрали в амбаре и заколотили все выходы. Двое немецких солдат принесли канистры с керосином и облили им стены...

Мария задыхалась. Лицо и открытые участки кожи побагровели и начали покрываться волдырями. Она из последних сил пыталась дотянуться до просвета между досками, но ей не хватало всего лишь около полуметра, чтобы вытолкнуть маленького Мишу. Люди кричали и молились. Многие уже потеряли сознание и повалились на грязный пол амбара.

Мария с ужасом поняла, что она не сможет достать до окна. Слезы градом лились из ее глаз, начинала дымиться одежда. Силы покинули ее...

Вдруг чьи-то крепкие руки схватили отчаявшуюся уже женщину, и подняли в воздух, словно она ничего не весила...
- Давай, дівчина, нехай тікає, - дядько Петро - местный кузнец, легко удерживал ее в своих огромных лапищах и... улыбался сквозь бороду, потрескавшимися от жара губами...
- Миша, беги, - последний раз крикнула она и вытолкнула сына в щель между досками...

- Лежи, Ваня, не вздумай дергаться, мы все равно уже ничем не поможем, - два человека лежали на земле, за небольшим холмиком, метрах в трехстах от пылающего амбара. К их одежде были прикреплены ветки с пожелтевшими уже листьями, а на головах красовались огромные венки соломы. Лица были измазаны грязью, к автоматам были ловко прикручены проволокой листья папоротника, и даже с двух метров было бы нелегко увидеть этих двоих.
- У меня же братишка там, - тихо хрипел Ваня, не в силах сопротивляться крепким рукам своего друга, - Ему и десяти нет, и мамка наверное с ним, только я ее не увидал, далеко все же.
- Ты все равно уже ничем им не поможешь, только нас погубишь, лежи смирно, и запоминай кто у них за главного, и сколько единиц оружия и техники. У тебя еще будет время с ними поквитаться, - он поднес к глазам бинокль...

Ваня обхватил голову руками и уткнулся лицом в землю.
- Вот суки, детей то за что? Там же человек сорок будет, не меньше, а мы тут лежим и смотрим, - он начал бить кулаками в землю, - У, гады, за каждого сам лично глотки грызть буду, до смерти не забуду этих нелюдей, - Ваня вдруг вырвал у друга из рук бинокль, - Серега, дай мне взглянуть, хочу рожи их запомнить, чтобы на всю жизнь, - он внимательно посмотрел в сторону пылающего амбара, и вдруг тихо, словно боясь, что его кто-нибудь услышит, произнес:
- Серега глянь туда, там вроде малец из окна вылез, фрицы его не видят, он сбоку спрыгнул, видать маленький совсем, - Сергей взглянул в бинокль.
- Да, видно мальцу кто-то помог в окно выпрыгнуть, надо следить за ним, что он делать будет и куда пойдет.
- Пусть идет куда угодно, лишь бы амбар не начал обходить... Ой, да он не дурак будет, ползет в сторону леса, да еще так быстро, скоро к нам приползет, надо будет его встретить со всеми почестями.

Дверь землянки скрипнула, и вовнутрь ворвался ледяной ноябрьский ветер.
- Товарищ капитан, гляньте кого нам бог привел. Прямо из огня выпрыгнул... прыткий такой... кусается как хорек, характер показывает, - немолодой уже капитан, поднялся со стула и присел на корточки напротив маленького человека.
- Тебя как зовут-то? - спросил он, и попытался прикоснуться ладонью к щеке ребенка, - Ой! Вот дьяволенок, - воскликнул вдруг мужчина, и отдернул руку, - Кусается гаденыш. Значит так... кто его привел?
- Ну я, а чего?
- А то, рядовой Иван Лаптев, что раз вы его привели, то вам за него и отвечать, ясно?
- Ясно, товарищ капитан. А чего с ним то делать будем?
- Думаю так... - капитан задумчиво почесал затылок, сдвинув при этом фуражку на глаза, - Прежде всего отмыть его в бане, потом выстирать его одежду, и накормить по полной. Пусть пока с нами побудет, пока до Житомира не дойдем, а там его в детдом оформим, и дело с концом... ясно?
- Куда ясней, - проворчал Иван, и обратился к пацану. - Пойдем, ты сам слышал, что нам приказали, теперь просто не отделаться, - он взял малыша за руку и они вышли из землянки...

Прошло несколько недель после того, как Иван "пригрел" у себя малыша. До Житомира так и не добрались. Партизанский отряд под командованием генерала-майора А. Сабурова, проводил операции по нанесению точечных, болезненных ударов по противнику, и сам Гитлер считал первоочередной задачей, розыск и уничтожение партизанских отрядов. Еще никогда немцам не приходилось сталкиваться с таким ожесточенным сопротивлением, как сопротивление "Русских" Робин Гудов.

Миша оказался настолько смышленым, что вскоре его начали посылать в села на разведку обстановки. Ребенок шести летка никак не привлекал к себе внимание, и гитлеровцы даже не предполагали, что маленький мальчик с кучерявой черной шевелюрой, прекрасно запоминает все что видит и слышит. Кроме того он немного понимал по-немецки, так как его родители часто говорили между собой на идиш. Он всегда довольно точно запоминал расположение штабов, подсчитывал количество техники, и даже мог описать как производится патрулирование местности немецкими оккупантами.

Так прошел почти год. Мишу обожали, и всячески, при каждом удобном случае находили время поиграть с ним или почитать книжку. Иван очень гордился своим подопечным, и называл его сыном партизанского отряда.

В конце 1942 года, в партизанском отряде генерал-майора А. Сабурова произошли изменения.
В его отряде появилось соединение бежавших из гетто или концлагерей евреев. Командующим этого соединения был Михаил Гильденман, которого многие называли дядя Миша.

Дядя Миша очень заинтересовался своим тезкой, и после долгих уговоров, доходивших чуть ли не до рукоприкладства, забрал к себе на попечение толкового еврейского мальчишку.

Ивану, за год привязавшемуся к мальцу, как к собственному сыну, пообещали, что будут беречь малыша как зеницу ока, и дядя Миша сам лично займется его воспитанием и образованием. А Ваня сможет видеться с ним когда захочет.

В тот день жизнь семилетнего Миши изменилась. Он стал полноправным членом партизанского еврейского соединения, действующим под командованием генерал-майора А. Сабурова.

Свою первую диверсионную вылазку Миша совершил в свой седьмой день рождения.
Дядя Миша был против посылать ребенка на такое серьезное и опасное задание, как подрыв железнодорожного моста, но малец устроил натуральную истерику со слезами и громкими воплями, так что дядя Миша вынужден был сдаться.

Семилетний мальчуган с огромными черными глазами, и с большим мешком на спине не вызвал подозрение у немецкого патруля. Более того, они даже не посмотрели на чумазого и худосочного пацаненка, который прошел мимо них, что-то насвистывая себе под нос. Они не заметили как он, перейдя на другую сторону, вдруг спрыгнул с откоса и исчез под полотном железки.

Поезд, перевозивший провизию и оружие оккупационной армии фюрера, не дошел до места назначения.
Вместе с провизией и оружием, погибло несколько десятков фашистов, среди, которых оказались довольно крупные чины немецкой армии, и были изъяты секретные документы, связанные с передислокацией оккупационных сил. Успех операции был настолько весомым, что о ней было сообщено лично тов. Сталину.

Участники операции были представлены к разного уровня орденам и медалям. Среди них не оказалось Миши, хотя генерал-майор Сабуров отправил личное сообщение самому Жукову, и... получил отказ по причине возраста бойца.

Но генерал не сдался, и решил сам лично, особым образом отблагодарить мальца.
Когда партизанский отряд Михаила Гильденмана построился для вручения наград, первым был вызван Миша Гринберг.
Генерал-лейтенант Сабуров подошел к нему и присел на корточки. В руках он держал кожаную кобуру, из которой виднелась рукоять пистолета ТТ калибром 7.62 мм. Генерал достал из кобуры пистолет, и громко, чтобы все слышали прочитал выгравированную надпись: "Мише Гринбергу за смелость и дерзость".

У семилетнего Миши отвисла челюсть. О таком подарке он не мог и мечтать. У него теперь будет собственное оружие, личный именной пистолет... Радости не было предела. Миша с трудом сдержался чтобы не запрыгать на месте. Вместо этого он отдал честь, как и полагается бойцу красной армии, и вернулся в строй.

После этого дни потекли своей чередой. Миша совершал дерзкие вылазки против нацистов, вместе с товарищами по оружию.
Фрицы так и не поняли, кто и каким образом подрывает им мосты и железнодорожные составы, выводит из строя электричество и связь, да и просто нагло бьет окна в штабах.

Так прошло три года.
В 1944 году партизанский отряд расформировали, а Мишу отправили в детдом города Житомира.
Именной пистолет был изъят директором детдома, в связи с запретом на любые виды оружия.
- Тебе нельзя такое носить, сынок, ты даже не представляешь как это опасно, - поучал его директор.
Миша, больше никогда не видел этого пистолета.

Вместе с ним там были сотни детей-сирот, из-за войны оказавшиеся без родителей... Именно тогда жизнь Миши покатилась под откос, как подорванные им же поезда.

Будучи свободолюбивым и своенравным ребенком, он не смог находится в детдоме и вскоре сбежал.
Миша бродяжничал и начал воровать, чтобы прокормиться и не умереть с голоду.

Через год его поймали и снова вернули в детдом закрытого типа, для трудных детей. Там ему многое пришлось пережить: драки за лишнюю порцию еды, за одежду и обувь. Там он впервые почувствовал на себе, что такое антисемитизм, не от фашистов, а от обычных советских детей. Его били, и он бил. Его резали, и он резал. Жестокость стала необходимостью выживания, и он снова сбежал.

Однажды Миша, будучи уже подростком, был участником драки, в которой был убит милиционер. Его отправили в колонию для несовершеннолетних. Через три года он был переведен в колонию строгого режима недалеко от Киева. Там он пробыл еще пятнадцать лет.

Когда Миша Гринберг вышел на свободу, это был угрюмый, мрачный человек, выглядевший намного старше своих лет, с проседью на висках. Все его тело покрывали многочисленные шрамы, вперемешку с незамысловатыми синими татуировками по всему телу. Изменить уже ничего нельзя было, и вскоре он вернулся в колонию строгого режима за вооруженное ограбление ювелирного магазина. Миша оказался на самом дне, и это дно приняло его как родной дом...

Киев, как всегда, поражал своей красотой. Легкий осенний ветерок неспешно прогуливался по Крещатику, сбивая немногочисленные пожелтевшие листья с полуобнажившихся каштанов. Люди неторопливо прогуливались в этот субботний день, и многие молодые парочки искали куда можно заскочить перехватить мороженного или выпить по стаканчику черного кофе. Жизнь конца девяностых, текла как Днепр в устье Десны, то ускоряясь во время разлива, то немного замедляясь, в узких протоках обеих берегов.

Где-то лаяла собака, где-то слышен был детский смех, вперемешку с недовольными голосами взрослых, а иногда доносился откровенный мат, каких-то хулиганистых подростков.

- Мама, мама, посмотри на этого дядю, - маленькая девочка с длиннющей рыжей косой, показывала пальцем на лежащего возле скамейки человека. Тот лежал в луже собственной рвоты и экскрементов. Его рука все еще сжимала бутылку с прозрачной жидкостью. Запах, исходивший от него был невыносим, а его руки были покрыты татуировками.
- Фу, не подходи к этой дряни и не указывай пальцем. Вот не будешь слушаться маму, станешь такой же.
- Не стану, не стану, - девочка разрыдалась, и ее мамаша дернув дочку за руку, поспешила подальше от неприятного зрелища.

Через час, два санитара скорой помощи заносили в машину, ногами вперед труп Миши Гринберга, старого, очень старого человека, последним воспоминанием, которого, перед смертью был отчаянный крик его матери:
- Миша, беги!

ПС. На основе реальных событий, произошедших в моей семье во времена нацисткой окупации.