Страшные истории и мистические истории

Вскоре мы привыкли к отстранённому поведению моего брата, доктора ссылались только лишь на его характер и наша семья тратила всё свободное время на Робби - мы читали ему, пели песни, учили буквы, слова, рассматривали картинки и просто знакомили его со всем окружающим. Особого участия я в этом не принимал, так как сам был не намного взрослее брата, но я тоже хотел внести свою лепту в обучения одного из самых близких мне людей.
Со временем, Робби стал как все обычные дети. Он был шумным, беспокойным: играл, бегал, много смеялся. Тогда стало абсолютно ясно: мальчик здоров. Родители не могли на него нарадоваться, и хоть мне было немножко обидно, я тоже всегда помогал Робби, поддерживал его и неплохо справлялся с ролью старшего брата.
Одно только беспокоило родственников - мальчик пил слишком много воды. Причём я совсем не раздуваю из этого огромную проблему - он действительно пил по пятнадцать стаканов воды в день и постепенно с каждым днём его организм требовал всё больше и больше жидкости. Он пил и ходил в туалет. Потом снова пил и шёл в туалет. Это было как замкнутый круг. Странно.
Поначалу родители не обращали на это внимания, но после забеспокоились и просто не давали ему воду. Вскоре Робби начал закатывать истерики: "Я же просто хочу попить!" - кричал он. Иногда я в тайне от всех наливал ему воды, так как сам он не умел. Мне и вправду было непонятно, почему Робби всё время мучает такая сильная жажда.
Тогда мама и папа обратились к мистеру Рональдино, работавшему в местной больнице, он начал подозревать, что у Робби симптомы диабета. Мальчик был вынужден сутками глотать выписанные лекарства и ждать результата анализов, направленных на исследование. Тем временем жажда всё нарастала.
За один раз Робби мог выпить около трёх стаканов воды. Честно говоря, сам не знаю, как после этого его не тошнило. Однако, по спокойному выражению лица брата я мог понять, что у него точно ничего не болит и ему не требуется моя помощь.
Рональдино заверил нас, что никакого диабета у Робби нет совсем. Что его чрезмерное потребление воды - ни что иное, как просто жизненно необходимая потребность. Мать с отцом наконец-то могли вздохнуть спокойно - их младшему сыну ничего не угрожало. А мой брат всё больше пил воду. Я находил пустые бутылки под его кроватью. Каждую ночь Робби вставал и наливал себе втихаря несколько стаканов жидкости: так, если вдруг захочется. Он старался делать всё, не рассказывая родителям.
В последнее время нервы нашего отца стали сильно сдавать. Он мог без причины кричать на меня или на маму. Но когда очередь доходила до Робби, папа всеми силами пытался сдержать себя, уходил в другую комнату. Лишь бы не калечить младшего больного сына.
Родители ходили по врачам. Каждый из них выносил Робби свой диагноз, однако, вскоре оказывалось, что все они ошибочны. Мой брат здоров - твердил каждый доктор. И я был бы рад с ними согласиться, но изменения в состоянии мальчика были остро видны - помимо жажды, он стал плохо ориентироваться в пространстве. Бывало, Робби, сидя на кровати, кричал, что потерялся и бессмысленно трогал руками холодные стены.
Когда ко всему прочему, у Робби стали наблюдаться острые головные боли, родители начали самостоятельно пичкать его всевозможными таблетками. На недолгое время они снимали боль, но вскоре спазмы возвращались с новой силой. Робби постоянно клонило в сон. Но спать он не мог - ему казалось, мальчик просто проваливаться в забытье. Просто лежал и мирно посапывал с открытыми глазами. Он как будто умирал изнутри.
Когда я смотрел на моего брата, у меня непроизвольно саднило в глазах. Жалость к Робби не могли заглушить ни развлечения, ни шутки.
Однажды его головная боль не спадала целый день. Она была настолько сильной, что Робби скулил, словно щенок, держался за макушку и глотал слёзы. Никакие лекарства не помогали, мой брат страдал, я пытался успокаивать его, прикладывал ему мокрую тряпку ко лбу (толку было мало, но это хоть как-то смиряло Робби), шептал на ушко, что всё будет хорошо. И только когда боль звоном отозвалась у мальчика во всём теле, когда он подскочил на кровати, словно ошпаренный, а потом снова со стоном и слезами повалился обратно, родители на всех парах потащили его в главную больницу нашего городка. Всю дорогу Робби дико плакал и умолял дать ему воды, но когда он начинал пить, к головной боли присоединялась ещё и тошнота.
Редкая врождённая опухоль головного мозга. Таков был вердикт врача. Он ума не мог приложить, почему никто раньше не поставил Робби диагноз. Мама и папа совсем не знали, что делать. Они переживали, руки их тряслись, и даже сам врач, кажется, безумно сочувствовал моему младшему брату. Однако, специалист сказал, что мы можем помочь Робби. Необходима серьёзная операция, однако, риск проводить её очень велик и требует огромных материальных средств.
На секунду мне показалось, что весь мир рухнул. Я представить себе не мог своего брата, это маленькое тельце на больничной койке. Мысль о том, что Робби будут резать скальпелем не давала мне покоя, я стоял, будто вкопанный. Да и где мы можем взять столько денег?! Семья у нас была небогатая, и мы редко могли позволить себе хорошие вещи, не то - что операцию.
Из прострации меня вывел громкий крик отца.
- Нет! Я не собираюсь! Не буду тратить ни единого цента на этого маленького засранца!
Отец негодовал и носился по больничном кабинету, размахивая руками. Мать, что пыталась успокоить его, игнорировала капельки слёз, предательски катящиеся по щекам.
И тогда Робби тоже заплакал. Искренне, не капризничая, как обычно делают дети. Он плакал, закрыв лицо руками, тихонько, словно мышка. Будто знал, что всё это случилось из-за него. Вернее нет, он знал, но просто не понимал своей вины.
"Ох, мы подумаем", - сказала мать после получаса всяческих криков и ругани. Подумаем. Подумаем! У моего брата была в голове страшнейшая опухоль, а мама решила съездить домой и начать свои раздумья! Если бы я, восьмилетний мальчик, сейчас владел ситуацией - я бы обязательно собрал все деньги, снял бы с себя последнюю нитку, но помог бы маленькому братику.
Всю дорогу домой мы молчали. Я невольно переводил взгляд на Робби, но на его лице вовсе не отражалось эмоций, только изредка в уголках широко раскрытых глаз я замечал горячие слезинки. Мне показалось, что он снова пребывал в каком-то полусне. Родители даже не смотрели на него. В один миг мне стало так за него обидно, что я просто захотел порвать на части своих мать и отца за их отношение к малышу. Но я не мог!..
Ночь была трудной. Нас с Робби разделили по разным комнатам, чтобы якобы он не мешал мне спать. Ужасно: меня заставляли лежать там, недалеко, где был он, мой бедный - мальчик-с-опухолью. Теперь брат оставался один в пустой комнате. И в тот момент мне безумно хотелось обнять, поцеловать его в крохотную бледную щёчку, сказать, как же сильно я люблю Робби. Я спал в соседней маленькой комнатушке, поэтому слышал, как несколько часов братишка ворочался и постанывал за тонкой стеной. Он страдал. И я должен был ему помочь. Должен был! Именно, поэтому, ступая по прохладному липкому полу босыми ногами, я направился к брату.
Наутро родители зашли ко мне ошарашенные и белые, будто мел. Отец просто рыдал, не говоря уже о маме, которая была не похожа сама на себя. Знаете, странно, когда ты видишь слабости своих родных, забывая про собственные. И тогда тебе хочется обнять, успокоить - этих самых родных, но ты-то знаешь, что ничего не выйдет. Никогда не выходит.
Тогда я закричал: "Мам! Пап! Что случилось?!", но мне не ответили. Они продолжали безмолвно рыдать, всхлипывая, словно дети. Через пару минут отец, запинаясь, простонал: "Робби... умер". А вместе с ним в тот момент умер и я. Разумеется, не буквально, но все, что я любил, все, чем дорожил, исчезло, и от этого стало невероятно паршиво.
Оказалось, что с самого утра мама не могла нигде найти Робби. Она проверила в комнате, у меня, под кроватью, в кладовке, но брата не было, и тогда женщина решила проверить отцовский гараж. Найти там мальчика казалось невозможным, но мама все-таки решилась. И увидела его.
"Он был безобразен! Все лицо его было в ужасных пробоинах, местами расколот череп! Повсюду лужи крови! А ещё мне говорили, что рядом с ним нашли испачканный в собственном мясе молоток!" - верещали соседки. И не только соседки, все в округе пугались нас и с дрожью упоминали о Робби. Слухи разлетелись по всему нашему городку со скоростью света. Потому что все было действительно так. Мать нашла мерзкий искалеченный труп в гараже, неподалёку с инструментами. Брата сложно было узнать - лица не было видно из-за ударов и крови, мне показалось, что глаза его вытекли и превратились в месиво, щёки его стали впадинами, а нос и рот - жидкой беззубой слизью. Отца потом даже клали в больницу на реабилитацию, с пострадавшей психикой, пока я и мама скромненько хоронили Робби.
Полиция, подумав, сказала нам - Робби, опьянёный безумием, пошёл в гараж и начал неистово бить себя молотком по голове. Все считали, что своим телом управлял не мальчик, а опухоль. Да и знакомые, изначально винившие родителей, в это поверили. Доктор Рональдино горевал оттого, что не смог с самого начала выявить опухоль. Мама начала топить горе в алкоголе. Дело было закрыто. А Робби, мой маленький Робби - похоронен.
Сейчас, честно говоря, мне уже двадцать три, и я не такой юный, как говорилось раньше. Я живу один - отец в последствии минувших событий умер от инсульта, а мать переехала к своему новому жениху в соседний посёлок. И у меня, к счастью, появились новые друзья, так что есть теперь с кем пообщаться. Но одна мысль не даёт мне покоя и будет грызть меня, наверное, всю мою жизнь.
В ту злополучную ночь я пошёл в комнату к Робби. Он стонал, визжал, словно собака, и жаловался на острую боль. Даже долбился об стенку затылком, пытаясь унять головной недуг. И мне представлялось, будто эта опухоль в голове брата пожирает его мозг. Он кричал, кричал и кричал. И тогда я повёл его в папин гараж, обещая помочь.
А наутро было найдено изувеченное тело Робби. И все думали, что он расколол весь свой череп инструментом, но это было не так. Дело в том, что Робби был мал, низок и не мог дотянуться до молотка. А я... я мог.