С самого начала времен, когда боги только обрели свою силу, вечное противостояние их волей и амбициями раздирало саму ткань реальности. Имматериум — бескрайняя бесформенная вселенная, где мысли и эмоции принимают зримую форму, — стал ареной для эпической схватки двух богов, чей конфликт был неизбежен. Это была не просто битва за власть, но борьба за саму природу существования. На одной стороне — Кхейн, божество войны и разрушения, полное гнева, пламенного и жестокого. На другой — Слаанеш, Бог излишеств, чувственности и соблазнов, воплощение извечной жажды удовольствий, пределов которых не существует.
Тысячелетиями пламя этой войны тлело в тени сознания существ галактики, отражаясь в нескончаемых конфликтах и амбициях их смертных слуг. Но теперь час расплаты настал. Силы обоих божеств столкнулись в финальном акте их противостояния, вершившегося среди хаоса и страданий.
Бой начался в тьме, где никто не знал, где заканчивается реальность и начинается сон. В этой безмерной пустоте, за гранью времени, ни одно существо, смертное или бессмертное, не могло выжить в вихре силы, что двигала этим конфликтом. Но эти двое не знали страха и боли, ибо были выше этого.
Тысячелетиями пламя этой войны тлело в тени сознания существ галактики, отражаясь в нескончаемых конфликтах и амбициях их смертных слуг. Но теперь час расплаты настал. Силы обоих божеств столкнулись в финальном акте их противостояния, вершившегося среди хаоса и страданий.
Бой начался в тьме, где никто не знал, где заканчивается реальность и начинается сон. В этой безмерной пустоте, за гранью времени, ни одно существо, смертное или бессмертное, не могло выжить в вихре силы, что двигала этим конфликтом. Но эти двое не знали страха и боли, ибо были выше этого.
Он стоял спиной ко входу. Чувствовал его приближение. Мерзкое порождение шло за ним, да и не стоило ожидать другого. Остальные мертвы, оно пожрало их, он это знал. Лишь трое осталось, и он обязан сделать все для защиты их.
Правая рука сжимала рукоять меча. Одного из Сотни, и на этот раз настоящего. С ладони капала кровь, шипя, она разъедала пол. Хотя, слово "пол" здесь само по себе понятие эфемерное. Как и, впрочем, все остальное. Но это уже не имеет значение.
Оно приближалось. Тонкие завывания прокатились по коридору, и тьма сгущалась вокруг. Мерзкий шипящий смех, нарушая тишину, эхом ударил по стенам. Тварь набрала чудовищную силу, поглощая мощь тех, кто пал до нее. В комнате становилось холодно и вязко, как в зыбучих песках. Всё здесь будто сопротивлялось присутствию живых. Но он не боялся. Кроваворукий Кхейн не был трусом. В его руке пылал меч, а разум пылал гневом.
Оно ворвалось внезапно, как стремительный водоворот. Сила безмерная, необузданная, налетела на Кхейна. Он не знал, что такое боль — и никогда не должен был узнать. Боги не чувствуют боли. Или, по крайней мере, не должны. Однако это было болью. Настоящей, мучительной. Тело будто пронзили тысячи раскалённых игл, проникая вглубь, к самому существу. Но Кхейн был не из тех, кто сдаётся. Нет.
Вспышка. Огонь охватил его тело. Меч с ревом взлетел вверх, рассёк вихрь, поглотивший его. Визг боли прокатился по воздуху. Энергия отступила, сгустилась у пола, приняв отвратительную чуждую форму. Оно возникло перед ним: чудовище, которому не было равных в мерзости. Голова, явно женская, с изогнутыми рогами. Тело же... лишённое всяких половых признаков, перетекало в множество скользких змеиных хвостов. Из её рта торчал раздвоенный язык, лениво облизывающий воздух.
Смех раздался вновь. Пронзительный, противный.
— Неплохо, — зашипело существо. — Намного лучше, чем твои братья. О, а про сестёр и говорить нечего... Ах, как они были вкусны. — Её язык проскользнул по губам. — Представляю, какое удовольствие ты мне доставишь.
Кхейн, с пылающим гневом, ответил ревом:
— Я ВЫРЕЖУ ИХ ИЗ ТВОЕГО БРЮХА, ТВАРЬ!
Он ринулся вперёд, меч в его руке запел жаждой крови. Удары посыпались, но враг двигался с грацией. В её руках внезапно появились два изогнутых клинка, сверкающих как грех.
Два бога столкнулись в схватке, силы их были настолько чудовищны, что каждый удар мог расколоть планету. Имматериум дрожал, содрогался, будто сам осознавал это столкновение титанов. Кхейн сражался с яростью, какой не испытывал даже в Войне в Небесах. Но он чувствовал — сила его ослабла. Эти проклятые дети Иши осквернили его, отравив его мощь. Будь он в полной форме, раздавил бы это существо, как насекомое. Но теперь всё зависело от одного удара.
Тварь играла с ним. Она уклонялась от ударов, нанося свои — быстрые, изящные, еле уловимые. Кхейн парировал их с трудом, искры сыпались, смешиваясь с кровавым светом его меча. Внезапно один из змеиных хвостов взметнулся и обвил его шею. Бог войны ухватился за хвост, пытаясь отбивать удары. Но нет. Он не проиграет. Собрав всю мощь, Кхейн с рывком оторвал хвост и, увернувшись от очередного удара, бросил противницу через комнату. Она грациозно приземлилась, смех вновь раздался.
Кхейн не медлил. Он ринулся на тварь, меч с торжественным ревом занёсся для последнего удара. В этот момент он уже видел, как её тело разрывается на куски, и ощущал свободу своих братьев и сестёр.
Но он был слишком медленен. Жаждущая оказалась быстрее. Её хвост обвил его меч, вырывая его из рук Кхейна. Один быстрый удар — бог успел подставить руку, но клинок пронзил его наруч и вошёл в плоть. Волна чужого жара пронеслась по телу. Яд. Смертельный яд. Кхейн с ревом упал на колени, чувствуя, как силы покидают его. Существо легко коснулось его груди, и этого было достаточно, чтобы он рухнул на пол. Жаждущая наклонилась, глядя на свою жертву.
— Ах, сколько ярости в тебе было, — она медленно провела языком по клинку, — сколько мощи. Я буду питаться этим долго...
Кхейн вскинул голову. Он знал, что остался лишь один вариант. Возможно, это было худшим решением. Но иного не было. Он собрал всю свою волю и с рыком проревел:
— Я — ВОИТЕЛЬ ЯРОСТИ И КРОВИ! ТЫ НЕ СМОЖЕШЬ МЕНЯ ПОБЕДИТЬ!
Смех прекратился. Она подняла клинок к его горлу... и замерла.
Тишину разорвал громовой удар. Вся комната затряслась, камни посыпались с потолка. Она почувствовала это. Казалось, весь Имматериум содрогается от этого звука. Хор голосов поднялся из тьмы.
— Кровь...
Она знала, кто приближается. Даже существо, недавно родившееся в Имматериуме, понимало, что времени здесь не существует. И этот момент был неизбежен.
— Кровь Богу Крови...
Глас становился всё громче, и с ним приходил ужас. Она больше не смеялась.
— ЧЕРЕПА ДЛЯ ТРОНА ЧЕРЕПОВ!
И с каждым ударом грома, он был всё ближе.
Правая рука сжимала рукоять меча. Одного из Сотни, и на этот раз настоящего. С ладони капала кровь, шипя, она разъедала пол. Хотя, слово "пол" здесь само по себе понятие эфемерное. Как и, впрочем, все остальное. Но это уже не имеет значение.
Оно приближалось. Тонкие завывания прокатились по коридору, и тьма сгущалась вокруг. Мерзкий шипящий смех, нарушая тишину, эхом ударил по стенам. Тварь набрала чудовищную силу, поглощая мощь тех, кто пал до нее. В комнате становилось холодно и вязко, как в зыбучих песках. Всё здесь будто сопротивлялось присутствию живых. Но он не боялся. Кроваворукий Кхейн не был трусом. В его руке пылал меч, а разум пылал гневом.
Оно ворвалось внезапно, как стремительный водоворот. Сила безмерная, необузданная, налетела на Кхейна. Он не знал, что такое боль — и никогда не должен был узнать. Боги не чувствуют боли. Или, по крайней мере, не должны. Однако это было болью. Настоящей, мучительной. Тело будто пронзили тысячи раскалённых игл, проникая вглубь, к самому существу. Но Кхейн был не из тех, кто сдаётся. Нет.
Вспышка. Огонь охватил его тело. Меч с ревом взлетел вверх, рассёк вихрь, поглотивший его. Визг боли прокатился по воздуху. Энергия отступила, сгустилась у пола, приняв отвратительную чуждую форму. Оно возникло перед ним: чудовище, которому не было равных в мерзости. Голова, явно женская, с изогнутыми рогами. Тело же... лишённое всяких половых признаков, перетекало в множество скользких змеиных хвостов. Из её рта торчал раздвоенный язык, лениво облизывающий воздух.
Смех раздался вновь. Пронзительный, противный.
— Неплохо, — зашипело существо. — Намного лучше, чем твои братья. О, а про сестёр и говорить нечего... Ах, как они были вкусны. — Её язык проскользнул по губам. — Представляю, какое удовольствие ты мне доставишь.
Кхейн, с пылающим гневом, ответил ревом:
— Я ВЫРЕЖУ ИХ ИЗ ТВОЕГО БРЮХА, ТВАРЬ!
Он ринулся вперёд, меч в его руке запел жаждой крови. Удары посыпались, но враг двигался с грацией. В её руках внезапно появились два изогнутых клинка, сверкающих как грех.
Два бога столкнулись в схватке, силы их были настолько чудовищны, что каждый удар мог расколоть планету. Имматериум дрожал, содрогался, будто сам осознавал это столкновение титанов. Кхейн сражался с яростью, какой не испытывал даже в Войне в Небесах. Но он чувствовал — сила его ослабла. Эти проклятые дети Иши осквернили его, отравив его мощь. Будь он в полной форме, раздавил бы это существо, как насекомое. Но теперь всё зависело от одного удара.
Тварь играла с ним. Она уклонялась от ударов, нанося свои — быстрые, изящные, еле уловимые. Кхейн парировал их с трудом, искры сыпались, смешиваясь с кровавым светом его меча. Внезапно один из змеиных хвостов взметнулся и обвил его шею. Бог войны ухватился за хвост, пытаясь отбивать удары. Но нет. Он не проиграет. Собрав всю мощь, Кхейн с рывком оторвал хвост и, увернувшись от очередного удара, бросил противницу через комнату. Она грациозно приземлилась, смех вновь раздался.
Кхейн не медлил. Он ринулся на тварь, меч с торжественным ревом занёсся для последнего удара. В этот момент он уже видел, как её тело разрывается на куски, и ощущал свободу своих братьев и сестёр.
Но он был слишком медленен. Жаждущая оказалась быстрее. Её хвост обвил его меч, вырывая его из рук Кхейна. Один быстрый удар — бог успел подставить руку, но клинок пронзил его наруч и вошёл в плоть. Волна чужого жара пронеслась по телу. Яд. Смертельный яд. Кхейн с ревом упал на колени, чувствуя, как силы покидают его. Существо легко коснулось его груди, и этого было достаточно, чтобы он рухнул на пол. Жаждущая наклонилась, глядя на свою жертву.
— Ах, сколько ярости в тебе было, — она медленно провела языком по клинку, — сколько мощи. Я буду питаться этим долго...
Кхейн вскинул голову. Он знал, что остался лишь один вариант. Возможно, это было худшим решением. Но иного не было. Он собрал всю свою волю и с рыком проревел:
— Я — ВОИТЕЛЬ ЯРОСТИ И КРОВИ! ТЫ НЕ СМОЖЕШЬ МЕНЯ ПОБЕДИТЬ!
Смех прекратился. Она подняла клинок к его горлу... и замерла.
Тишину разорвал громовой удар. Вся комната затряслась, камни посыпались с потолка. Она почувствовала это. Казалось, весь Имматериум содрогается от этого звука. Хор голосов поднялся из тьмы.
— Кровь...
Она знала, кто приближается. Даже существо, недавно родившееся в Имматериуме, понимало, что времени здесь не существует. И этот момент был неизбежен.
— Кровь Богу Крови...
Глас становился всё громче, и с ним приходил ужас. Она больше не смеялась.
— ЧЕРЕПА ДЛЯ ТРОНА ЧЕРЕПОВ!
И с каждым ударом грома, он был всё ближе.