Страшные истории и мистические истории

Получилось так, что походу меня забирают в ад.

Пустое шоссе. За все время моей нелегкой дороги не проехала ни одна машина. Солнце скрылось. Небо никак не менялось, представляя собой просто голубой купол. Было невероятно душно. Ноги устали от столь долгого путешествия. Разгоряченный асфальт усложнял ситуацию, обжигая ступни, заставляя перебирать ноги быстрее, отчего весь путь приносил невыносимые мучения. Я не мог воспроизвести картину того, что происходило до этого. Что я здесь делаю? Где моя обувь? Как я сюда попал? Почему именно сейчас? Воспоминания совершенно стерлись из головы.

Слева от шоссе произрастал забор из неравномерно высаженных деревьев, от чего через дырки можно было наблюдать простирающееся зеленое поле. Справа была та же картина, за исключением того, что вместо поля виднелись старые частные дома. Даже несмотря на мой быстрый шаг, я пытался разглядеть хотя бы одно здание, похожее на жилое. Но то ли глаза уже подводили, то ли мой разум совсем попрощался со мной, меня встречали только разрушенные, а иногда даже и обгоревшие деревянные домики.

Розы цвели ночью... Цвели ночью розы... Ночью розы цвели... Эти строки долго крутились в голове священника. Он чувствовал в них какую-то магию. Они были для него интересны. Но мужчина совершенно не знал как продолжить эти строки, чтобы хоть что-то путное из них вышло.
На дворе ночь. Совершенно ничего не было видно на улице. Тьма заполонила всё и даже погода была в подчинении этой безграничной тьмы. Небо ещё с вечера усыпало тёмными тучами и на улице чувствовался запах собирающегося дождя. Но дождь не собирался лить прямо сейчас. Он накапливал силы, чтобы в один прекрасный момент излить всё на сухую землю.
Маленькая комната с открытым настежь окном освещалась пламенем единственного источника света в этой тьме. Пламя свечи танцевало из-за дыхания священника, который сидел за своим столиком и посасывал перо губами. Это помогало сконцентрироваться на написанном. Но что-то у него не получалось даже подобрать слово, чтобы продолжить свою писанину.
- Розы. Цвели. Ночью. - отчеканил мужчина каждое своё слово. Он мысленно повторял их как некую молитву.
В течение долгого времени старый священник сидел над своими листами бумаги. Чернила уже успели растечься из пера и упасть маленькими капельками на его тёмный балахон.

Лихорадка моя была сильна и упорна. Я перепробовал все средства, какие только можно было достать в дикой области Апеннин - и все без успеха. Мой слуга и единственный помощник в уединенном замке был слишком нервен и неловок, чтобы пустить мне кровь, которой, правда, я и без того немало потерял в схватке с бандитами. Не мог я также послать его за помощью. Наконец, я вспомнил о небольшом запасе опиума, который хранился у меня вместе с табаком: в Константинополе я привык курить табак с этим зельем. Педро подал мне ящик. Я отыскал в нем опиум. Но тут возникло затруднение: я не знал, сколько его отделить на прием. При курении количество было безразлично. Обыкновенно я наполнял трубку наполовину табаком, наполовину опиумом, перемешивал и, случалось, выкуривал всю эту смесь, не испытывая никакого особенного действия. Случалось и так, что, выкурив две трети, я замечал признаки умственного расстройства, которые заставляли меня бросать трубку. Во всяком случае, действие опиума проявлялось так постепенно, что не представляло серьезной опасности.

– В целом, работа мне нравится, Дафна, – Мистер Норберг одобрительно кивает головой, – но есть пара моментов, которые я бы хотел подкорректировать. Твой перевод с китайского не совсем точен в некоторых местах. Иероглифы в словосочетании «небесно-голубой тигр» имеют другое значение, которое...
Дафна с задумчивым видом следит за тем, как профессор обводит карандашом ее набросок курсовой работы. В китайском девушка не была особо сильна, предпочитая немецкий или, в крайнем случае, французский, хотя среди своего потока была одной из лучших в этом языке. Но в последнее время заниматься иероглифами просто не было ни сил, ни желания, из-за чего и получались подобные казусы.
– Думаю, ты быстро исправишь эти недочеты, – профессор потер переносицу, выдыхая. – И твоя работа станет одной из лучших, если не самой успешной.
Девушка посмотрела на мистера Норберга, мысленно коря себя за то, что заняла столько времени. Судя по его движениям и взгляду, он устал, а тут еще и Дафна со своими непутевыми ошибками.
– Спасибо вам, профессор. Обещаю все исправить в ближайшее время.
Выйдя из аудитории, Дафне хотелось только одного: лечь в кровать и заснуть.

– Он был таким хорошим мальчиком. Хорошо учился и... я просто не знаю, что могло произойти... но он...
Детектив Андерсон сидел напротив еще молодой женщины с большими заплаканными глазами. Миссис Виджэй, вдова, без конца прижимала уже мокрый платок к своему лицу и, всхлипывая, пыталась объяснить полицейским, что ее сын – лучший мальчик на свете. Брендон понимал ее чувства: за свою непродолжительную карьеру он успел повидать много смертей, и во всех случаях родственники твердят одно и то же.
Однако в этот раз Брендон был склонен верить убитой горем матери. Как только ему удалось узнать больше о Гарри, он понял, что перед ним – типичный примерный студент, тихий и, возможно, замкнутый. На следующий день после убийства детективу удалось поговорить с двумя друзьями мистера Виджэя и убедиться в том, что на заброшенном складе, в противоположной стороне от общежития, просто так он оказаться не мог.

– Я возвращалась домой после школы... было темно и холодно, потому что я задержалась на тренировке по гимнастике... он подошел ко мне и спросил как пройти до ближайшего магазина... я сказала... сказала, что он тут за поворотом... он предложил отвезти меня, но я отказалась... он был красивым, как актер... но его глаза...
Дафна в спешке записывала в блокнот слова девочки. Телефон лежал на столе, и вызов продолжался почти минуту – рекордный показатель за все то время, когда ей начал звонить неизвестный номер.
Карандаш подрагивал в руках. Дафна старалась не отвлекаться, но мысленно визуализировала то, о чем спешно пыталась рассказать девочка. Холодная ночь. Темнота. На улице почти никого. И тут странный незнакомец, предлагающий подвезти ее до дома.
Всхлип. Дафна очнулась, прекращая кусать кончик карандаша.
– Ты плачешь? – спросила девушка, внимательно прислушиваясь. – Он... затащил тебя в машину силой?

Замерев от страха и холода, она ждала. Боли она уже не чувствовала – чувство притупилось и в какой-то момент просто исчезло. Как и слезы, которых не стало.
Она плакала так долго, что вся влага ушла из ее глаз. Мама говорила про это, она предупреждала, что подобное может произойти. Но когда она разбивала коленку или падала с велосипеда, то не верила. Она плакала долго и слезы никогда не исчезали.
До сегодняшнего дня.
Он был большим, как медведь. Она лежала на полу и молча, со стеклянными глазами, смотрела на него. Что он сделает дальше? Отпустит ли ее?
Нет, не отпустит.
– Ты больше не кричишь, – говорит он ей, поворачивая голову, – и не плачешь. Это хорошо, мне нравится, что ты приняла свой страх. Страх – это целое искусство, настоящее творение. Многие писатели рассказывали о страхе. Но ты, наверное, не читала таких умных книжек.
Умных книжек она не читала. Ее интересовали только комиксы и аниме. Читать она не любила и не хотела.
Она хотела жить. Если бы он оставил ее в живых, она стала бы читать. Прочитала всю литературу, которую раньше подсовывала ей мама. Да, она бы только и делала, что читала.
Но было слишком поздно.

С того самого дня, как Дафна открыла тайну Пола Уитни, девушка не переставала думать о нем.
После шока осознания студентка все же решила встать на сторону критического мышления. Нет, никакой Пол Уитни ей звонить не мог. Этот мужчина – мертв, а данные о его смерти сейчас доступны любому. Должно быть, розыгрыш. Чья-то злая шутка, доведенная до абсурда.
Дафна искренне старалась поверить этому. На какое-то время звонки прекратились. Она не знала, что и чувствовать: с одной стороны – это хорошо, но с другой – как долго это продолжиться? И почему все прекратилось именно сейчас?
На четвертый день тишины ей поступил очередной звонок. Дафна не спала, поэтому сразу же взяла трубку. И снова помехи, смешанные с непонятными хрипами и возгласами. Людей, судя по всему, возле телефона было много: не меньше трех человек, как посчитала Дафна. Но все их попытки связаться с ней превращались лишь в нечленораздельные звуки.
– Я вас не слышу, – сказала девушка. – Если это шутка, то я ее оценила: можете больше не звонить сюда.
Пауза. Дафна не решается повесить трубку, но затянувшаяся тишина еще сильнее действует на нервы, нежели чем шорох и скрежет. Громко цыкнув от досады, девушка уже тянется большим пальцем к красной кнопке завершения звонка, но тут слышит одно единственное слово: Помоги.
Дафна замирает, а вызов обрывается сам собой. Тот самый голос, который якобы принадлежит Полу Уитни... Нет, не ему, а какому-то дураку, решившему ее разыграть.

В кромешной тьме леса слышался осенний шелест деревьев и журчание протекающей неподалеку речки. Под босыми ногами лежала холодная листва, и наигранное спокойствие сменялось тревогой каждую минуту, пока эти чувства не смешались и не взорвались в самой груди от голоса Цоколя.
— Что-то ты совсем, Тихушник, бдительность потерял. Ты вообще видел, что у тебя на втором этаже происходит? Бордель на притоне, кинжал на патроне, — с каждым словом голос становился яснее, и я чувствовал приближение собеседника, но не видел его, — где ты вечно пропадаешь? Вчера скорая в подъезд не попала — бабушка от инфаркта умерла. На пару минут опоздали. А где был Тихушник? Снова по лесу шатался, птичек слушал. А тебе птички сказали о том, что ты идиот? — фразы уже вращались вокруг меня, становясь то тише, то громче. Я вертел головой, пытаясь поймать слова, а потом и сам начал кружиться вокруг. Каждая реплика Цоколя будто раскручивала меня, как волчок — я начал спотыкаться о свои ноги. Спустя некоторое время он наконец стих, и я упал, потеряв ориентацию в пространстве.
Пыль поднялась в воздухе, и от этого больно защипало в глазах. Я смотрел вниз, стоя на карячках и собирая мысли в одну большую кучу, пытался вычленить оттуда достойное оправдание своему поведению, но безрезультатно, потому что я практически не умел врать.
— Вставай! — Поздно уже в ногах валяться. Хватит молчать! Вставай! – он внезапно дернул меня за шиворот и поднял вверх. От этого резкого движения, я пришел в себя, – О чем ты все время молчишь? Поведай мне, Тихушник!
– О том, что бесполезно говорить вслух, тем более тебе, – попытался я передать эстафету виновного.

Эта история про двух лучших подруг, Рия и Лора. Они дружили с самого детства и были неразлучны. Их боялись все дворовые дети. Они отдавали им деньги, завязывали шнурки и даже скидывались на сладости, которые в то время были не по карману. Их любимое место были заброшенные рельсы, где они часто тусовались и пугали своих сверстников рассказами о красном призрачном поезде или о жуткой собаке, той, что решила поспать на рельсах.

Будучи подростками, у них появилось много друзей и вторая половинка. Они вместе подрабатывали, чтобы купить еду для очередной ночёвки или прогулки по рельсам. Их дружба стала ещё крепче, казалось бы, что это будет продолжаться вечно, но у всего хорошего наступает конец...

Когда о рельсах узнали, по ним начали ездить поезда. И тогда их жизнь перевернулась. Их бросили все друзья, которые просто их использовали ради денег. Это сильно на них повлияло, но они справились. Но произошло ещё хуже.