Небо было на удивление белым. На дворе заканчивался ноябрь.
На могилку семилетней Коры мягко ложились хлопья снега. Над надгробием склонился человек. Он выглядел старым, хотя ему недавно исполнился тридцать второй год. В его коротких волосах виднелась седина, а в уголках глаз залегли морщины. На человеке было старое, потертое и местами дырявое пальто. Шапки на голове не
было, хотя на улице был довольно холодно, пожалуй, чересчур холодно для начала зимы. На морщинистых щеках, как крохотные жемчужины, застыли слезы. Шмыгнув носом, мужчина поднял глаза к ясному осеннему небу и вздохнул. Он смотрел вверх и видел, как из небесной белизны сыпался снег. Хлопья порхали в воздухе: "Как
мотыльки" - думал человек: "Как маленькие холодные мотыльки". Пустив голову и скользнув взглядом по надгробному камню, слезы снова навернулись на глазах седого: "И дочь моя была мотыльком, маленьким серым мотыльком, одиноко порхающим в этом огромном жестоком мире". Смахнув еще не замерзшие слезы, старик направился к выходу с кладбища.
- Папочка, - раздался громкий шепот за его спиной.
Мужчина повернулся так резко, что у него свело шею. Потирая затылок, седой огляделся. Никого. Только и снег да каменные плиты. Понурив голову, старик побрел с кладбища.
На могилку семилетней Коры мягко ложились хлопья снега. Над надгробием склонился человек. Он выглядел старым, хотя ему недавно исполнился тридцать второй год. В его коротких волосах виднелась седина, а в уголках глаз залегли морщины. На человеке было старое, потертое и местами дырявое пальто. Шапки на голове не
было, хотя на улице был довольно холодно, пожалуй, чересчур холодно для начала зимы. На морщинистых щеках, как крохотные жемчужины, застыли слезы. Шмыгнув носом, мужчина поднял глаза к ясному осеннему небу и вздохнул. Он смотрел вверх и видел, как из небесной белизны сыпался снег. Хлопья порхали в воздухе: "Как
мотыльки" - думал человек: "Как маленькие холодные мотыльки". Пустив голову и скользнув взглядом по надгробному камню, слезы снова навернулись на глазах седого: "И дочь моя была мотыльком, маленьким серым мотыльком, одиноко порхающим в этом огромном жестоком мире". Смахнув еще не замерзшие слезы, старик направился к выходу с кладбища.
- Папочка, - раздался громкий шепот за его спиной.
Мужчина повернулся так резко, что у него свело шею. Потирая затылок, седой огляделся. Никого. Только и снег да каменные плиты. Понурив голову, старик побрел с кладбища.
Выйдя в город, мужчина направился к себе домой. Он решил пройти к нему через парк. Седой любил там гулять, народу всегда было немного. Старик с наслаждением вдыхал свежий осенний воздух. Он любил эти предзимние заморозки в конце осени.
Еще вдалеке седой услыхал детский смех, прищурившись он разглядел двух девочек, идущих к нему навстречу. Сердце мужчины ухнуло куда-то вниз, изо всех сил напрягая глаза, он всматривался в лицо одной из девочек. Каштановые волосы, карие глаза, знакомый голос - это его Кора! Седой прибавил шагу, не сводя глаз с лица девочки. На миг они поравнялись, Кора улыбнулась отцу и, не сбавляя шагу, прошла мимо. Мужчина обернулся. Девочки обернулись тоже, но в отличие от него не остановились, а наоборот прибавили шагу. Две светлые косички девочки и светлые голубые глаза, дали понять старику, что это вовсе не его Кора. Дети ускорили шаг. Поняв, наконец, что напугал их, старик повернулся к ним спиной и продолжил свой путь, заставляя себя не поворачиваться.
Повернув в замке ржавый ключ, седой зашел в свой дом. Закрыв дверь и повернувшись лицом к своей единственной комнате - старик обомлел. В комнатке было темно, свет выключен, шторы опущены, но стоящий посередине детский силуэт, был отчетливо виден.
- Папочка, - прошептал он.
- Кора, - произнес седой и голос его запнулся, - Как ты здесь?
Он не мог продолжать.
- Папочка мне скучно, - силуэт шагнул к старику, мужчина отступил к двери, - Папа, ты меня боишься? - казалось, призрачная Кора сейчас расплачется, - Почему?
- Я вовсе не боюсь тебя, доченька, - старик шагнул в комнату, не включая свет, - Папа очень любит тебя, - седой присел на корточки.
- Ты пойдешь со мной?
- Конечно, мотылек, пойду.
Обхватив ладошками голову отца, девочка поцеловала его в лоб.
- Я хочу быть с тобой, папочка.
На дворе заканчивался ноябрь. Начиналась зима. Хлопьями валил снег. Возможно, из-за него, никто не заметил, как в белизну осеннего неба, взлетели, порхая, два маленьких снежных мотылька.
Еще вдалеке седой услыхал детский смех, прищурившись он разглядел двух девочек, идущих к нему навстречу. Сердце мужчины ухнуло куда-то вниз, изо всех сил напрягая глаза, он всматривался в лицо одной из девочек. Каштановые волосы, карие глаза, знакомый голос - это его Кора! Седой прибавил шагу, не сводя глаз с лица девочки. На миг они поравнялись, Кора улыбнулась отцу и, не сбавляя шагу, прошла мимо. Мужчина обернулся. Девочки обернулись тоже, но в отличие от него не остановились, а наоборот прибавили шагу. Две светлые косички девочки и светлые голубые глаза, дали понять старику, что это вовсе не его Кора. Дети ускорили шаг. Поняв, наконец, что напугал их, старик повернулся к ним спиной и продолжил свой путь, заставляя себя не поворачиваться.
Повернув в замке ржавый ключ, седой зашел в свой дом. Закрыв дверь и повернувшись лицом к своей единственной комнате - старик обомлел. В комнатке было темно, свет выключен, шторы опущены, но стоящий посередине детский силуэт, был отчетливо виден.
- Папочка, - прошептал он.
- Кора, - произнес седой и голос его запнулся, - Как ты здесь?
Он не мог продолжать.
- Папочка мне скучно, - силуэт шагнул к старику, мужчина отступил к двери, - Папа, ты меня боишься? - казалось, призрачная Кора сейчас расплачется, - Почему?
- Я вовсе не боюсь тебя, доченька, - старик шагнул в комнату, не включая свет, - Папа очень любит тебя, - седой присел на корточки.
- Ты пойдешь со мной?
- Конечно, мотылек, пойду.
Обхватив ладошками голову отца, девочка поцеловала его в лоб.
- Я хочу быть с тобой, папочка.
На дворе заканчивался ноябрь. Начиналась зима. Хлопьями валил снег. Возможно, из-за него, никто не заметил, как в белизну осеннего неба, взлетели, порхая, два маленьких снежных мотылька.
Призрак Ночи