Кожа свисает кусками с его бездвижного тела. Писк крыс нарушает гробовую тишину.
Он медленно подходит к трупу, весящему на цепях и резким движением дергает за кожу, наполовину отделенную от тела. Белый мягкий кусок неохотно отстает от мяса, но Он и не думает на этом заканчивать, наоборот, он только начал. Ему нравится это, забавляет.
Мерзкий звук разрыва кожи, от которого у обычного человека мутнеет сознание и начинает тошнить, ему только по нраву, так же как и неугомонное пищание крыс и запах тухлого мяса.
Он подходит к нему спереди и кончиком ножа аккуратно вырисовывает узоры на его бездыханном оголенном теле. Вдруг Он вталкивает нож в его грудь.
В последующие часы бережно разрывает, возится с его грудной клеткой: разрывает ее, извлекает сердце и после зашивает кожу на месте этого хирургического вмешательства в его "внутренний мир", но мертвецу это уже не важно.
Он садится сзади подвешенного и начинает срисовывать покойника со спины, искусно передавая на лист бумаги кровавые узоры, нарисованные этим же художником на его спине.
Он вдыхает воздух, в котором царила сырость, затхлость, запах тухлого мяса и дохлых крыс.
Он медленно подходит к трупу, весящему на цепях и резким движением дергает за кожу, наполовину отделенную от тела. Белый мягкий кусок неохотно отстает от мяса, но Он и не думает на этом заканчивать, наоборот, он только начал. Ему нравится это, забавляет.
Мерзкий звук разрыва кожи, от которого у обычного человека мутнеет сознание и начинает тошнить, ему только по нраву, так же как и неугомонное пищание крыс и запах тухлого мяса.
Он подходит к нему спереди и кончиком ножа аккуратно вырисовывает узоры на его бездыханном оголенном теле. Вдруг Он вталкивает нож в его грудь.
В последующие часы бережно разрывает, возится с его грудной клеткой: разрывает ее, извлекает сердце и после зашивает кожу на месте этого хирургического вмешательства в его "внутренний мир", но мертвецу это уже не важно.
Он садится сзади подвешенного и начинает срисовывать покойника со спины, искусно передавая на лист бумаги кровавые узоры, нарисованные этим же художником на его спине.
Он вдыхает воздух, в котором царила сырость, затхлость, запах тухлого мяса и дохлых крыс.
Дорисовав, Он снимает безжизненное тело с цепей, сажает на стул и вырисовывает узоры на его животе, а после вкладывает в руки сердце.
- Красота требует жертв, - тихо промямлил Он, усаживаясь и продолжая рисовать, - ты был ужасным человеком, но благодаря мне ты стал прекрасным, ты стал произведением искусства. Ты доволен?
Художник вертит бумагой возле его лица.
- Вижу, что доволен, - рисует ему улыбку ножом от уха до уха.
У Него две страсти: убийства и рисование. Он считает и то и другое прекрасным. Жаль, что Его никто не понимает. И за это те, кто не смог понять, были убиты, а после нарисованы. Если люди не понимают Его искусства, то Он сам превращает их в искусство.
- Красота требует жертв, - тихо промямлил Он, усаживаясь и продолжая рисовать, - ты был ужасным человеком, но благодаря мне ты стал прекрасным, ты стал произведением искусства. Ты доволен?
Художник вертит бумагой возле его лица.
- Вижу, что доволен, - рисует ему улыбку ножом от уха до уха.
У Него две страсти: убийства и рисование. Он считает и то и другое прекрасным. Жаль, что Его никто не понимает. И за это те, кто не смог понять, были убиты, а после нарисованы. Если люди не понимают Его искусства, то Он сам превращает их в искусство.
Blackout