Страшные истории и мистические истории

Пациент №1. Эдгар Аллан По (1809-1849)

Американский писатель, поэт, эссеист, литературный критик и редактор, представитель американского романтизма. Создатель формы классического детектива и жанра психологической прозы. Некоторые работы Эдгара По способствовали формированию и развитию научной фантастики. Наиболее известен как автор "страшных" и мистических рассказов, а также стихотворения "Ворон".

Эдгар По был одним из первых американских писателей, сделавших новеллу основной формой своего творчества. За двадцать лет творческой деятельности Эдгар По написал два романа, две поэмы, одну пьесу, около семидесяти рассказов, пятидесяти стихотворений и десяти эссе. Его произведения оказали значительное влияние на мировую литературу, а также космологию и криптографию.

Диагноз: Душевное расстройство, точный диагноз не установлен.
Симптомы: Страх темноты, провалы в памяти, мания преследования, неадекватное поведение, галлюцинации.

Суицидомания, депрессия, РПП: психические расстройства русских классиков.
От чего лечились Пушкин, Горький, Некрасов и другие писатели?



Многие русские писатели и поэты имели душевные заболевания — депрессии, психоз, суицидоманию, расстройства пищевого поведения и различные зависимости. Сегодня мы рассказываем о том, как психические расстройства влияли на жизнь Николая Гоголя, Льва Толстого, Сергея Есенина и других классиков отечественной литературы.

- Вы хотите сказать, что я должен общаться со стулом? - в недоумении произнес парень, приподняв брови. Его глаза расширились, выражая смесь удивления и недоверия. Он медленно повернулся ко мне, пытаясь найти на моем лице хоть какое-то подтверждение, что это шутка. Но мое выражение оставалось серьезным.

Парень снова посмотрел на стул, стоявший неподалеку. Это был обычный деревянный стул, немного потертый, но ничем не примечательный. Мысли в его голове метались в поисках логики, но он никак не мог понять, каким образом простой предмет мебели мог стать участником разговора.

- Совершенно, верно. Сейчас я попрошу вас представить, что на этом стуле сидите вы сами. Постарайтесь вспомнить какую-то неприятную или трудную ситуацию из вашей жизни. Может быть, это был момент, когда вы почувствовали себя особенно уязвимым, испуганным или растерянным. Когда вы ясно представите эту ситуацию, начните говорить сами с собой, как будто вы общаетесь с кем-то, кто находится в этой ситуации.

Я сидела на диване, смотря... хотя, это сложно было назвать просмотром, точнее, было бы сказать: я пыталась смотреть фильм "Король лев". В глазах было мутно, я сильно кашляла, что причиняло мне боль. Мои руки и ноги были горячими и, как выражался мой папа, "На них можно было жарить яичницу". Лоб покрывала холодная и мокрая тряпка, которая ничем не помогала. Я бросила взгляд на дверь, когда услышала, что в комнату зашла мама. Ее лицо выражало сострадание, и она прошептала мне, наклонившись: "Все будет хорошо, дочка. Врачи уже едут".
Что произошло дальше, помню плохо. Осмотр, диагноз, сборы в больницу, поездка в карете скорой помощи, заселение в палату...
К утру мне стало лучше. Когда зашла врач, она сказала мне, что не так уж все плохо, и температура была защитной реакцией, и я теперь буду себя чувствовать более-менее нормально.
Я оглядела палату. В небольшом помещении на еще пяти скрипучих кроватях сидели девочки примерно моего возраста.
Они обратили на меня внимание, мы познакомились. Мы уже начали играть в карты, принесенные одной из девочек, как из коридора донеслось протяжное: "На обед!".

Пил он пиво со стараньем,
Пил он водку и вино,
На лице его бараньем,
Было все отражено.
В. Шефнер

Случилось это более 25 лет назад. К тому времени уже распался СССР, и город Ленина стал городом святого Петра. Трудился я тогда в единственной в мире Реанимационной Наркологической бригаде в качестве выездного фельдшера. Работа характерная и очень очень специфическая, занимались алкашами и наркотами, суицидно и бытовыми отравлеными, шизофрениками и прочими съехавшими с глузда гражданами.

И вот в один прекрасный день, а точнее ночь, по селектору прозвучало: «Наркологи, к вам амбулаторный». Была такая категория граждан, которые, вместо того, чтобы звонить по телефону «03», сами перлись, невзирая на погоду, время суток и собственное состояние здоровья, на подстанции скорой и обращались за помощью.

В один прекрасный вторник,
А может и не вторник,
А может в воскресение,
А может быть в четверг.
Песня

Все рассказы о скорой помощи начинаются всегда одинаково: «Поехали мы как-то на вызов...», а когда это было, никто уже вспомнить не в состоянии. Может, зима это была или лето, ну, персонажей, наверное, вспомнят, ну и себя, конечно. Вот и случай, о котором я хочу поведать, начинался именно так.

Вероятно, это был год 80 или 81 прошлого века. Довольно тепло, солнечно, зелено. Вызов получили по рации и звучал он приблизительно так:
- 16-я, 1116, отвечайте Рефлексу (Рефлекс - позывной Центральной станции Скорой помощи Ленинграда).
- Слушаем, 1116.
- Примите вызов, станция Ручьи, сортировочная, барак №19, мужчина, лом в голове, встречают. Как поняли? Прием.
- Повторяем, поняли, поехали.

«Тик-так, тик-так, тик-так».
Я снова просыпаюсь в холодном поту. Снова этот тощий безликий смотрит на меня несуществующими глазами, вокруг непонятный, расплывчатый фон, который напоминает картинку на экране телевизора, издающего белый шум. Пора это забыть, сегодня среда и нужно спешить на пары.

Кто я? Что я? Я не помню имён, но при этом называю их в разговоре, но не могу понять, как я это сделала. Раньше такого не было, но появилось где-то во второй половине второго курса. Людей я обозначаю, как психические заболевания, по номерам, а своё имя воспринимаю, как набор звуков, цифр и чего-то в этом роде. Чтоб вы лучше понимали, что это за номера... Существует такая система МКБ-10, там все обозначения эти есть. Да ну, сейчас век интернета, в гугле найдёте что, да как.
За всё то время, что я учусь в универе, а я уже на третьем курсе, на медицинском, никогда не слышала о таких аномалиях, а в начале этого пути я, между прочим увлекалась психологией и психиатрией настолько, что с лёгкостью могу перебрать любую тему и вспомнить почти каждый аспект.

В ночной полутьме больничной палаты царил покой. Лишь тихо и ритмично попискивал монитор сердцебиения. На кровати, под синим одеялом лежала девочка, лет пяти, опутанная трубками капельниц и проводами датчиков. Она была такой бледной и хрупкой, что походила на фарфоровую куклу. Лишь большие синие глаза живо поблескивали из тёмных провалов глазниц, наблюдая как за окном, в свете уличного фонаря тихо и спокойно падали большие снежинки. Одной рукой она прижимала к себе старого, потёртого, плюшевого щенка без одного глаза.

- Мам! - громким, но всё же слабым шёпотом позвала она. - Мама!
Дремавшая в кресле у стены женщина подскочила, поправляя сползший пуховый платок.
- Что случилось, Леночка! Тебе плохо?
- Нет, - тихо ответила девочка. Она немного кривила душой - ей было постоянно больно, но она настолько уже к этому привыкла, что могла позволить в этом не признаваться.
- Нет. Просто... Новый год ведь завтра?
Мама поглядела на экран старенького дешёвого телефона. Три часа ночи.
- Уже скорее сегодня, доченька, – ласково сказала она.
- А Дед Мороз, он же только к тем деткам приходит, кто весь год хорошо себя вёл?
- Да, к послушным, – сказала мама, становясь у кровати на колени и протягивая руку, чтобы погладить дочь.
- А я хорошо себя вела?
Мама с трудом проглотила комок в горле и дрогнувшим голосом ответила:
- Да. Ты была самой послушной девочкой в мире.
- Значит, ко мне он тоже придёт? – с надеждой в голосе прошептала Лена.

— Доча, родненькая, ты как?
— Лучше всех, уф-ф-ф, па, — на кровати лежит девушка с бледным и худым лицом, глаза у неё измождённые, с нездоровым блеском. Рядом стоит мужчина с недельной щетиной и седыми прожилками в волосах, он с нежностью смотрит на неё, — как мама?
— Спит, сморило её, я заменил. С работы сразу сюда, — вздыхает мужчина и приседает на стул, — погода нынче дождливая, кругом пробки...
— Па, ты тоже уставший, уф-ф-ф, — тяжело переводит дыхание девушка, — иди поспи, вместе с мамой, уф-ф-ф... я никуда не убегу.
— Нет, малышка, я теперь буду рядом, и так много времени потерял за зря с этой проклятой работой, — он берёт её за руку и гладит ладонь, — болит сегодня?
— Не, па, мне хорошо, уф-ф-ф, час назад мне поставили капельницу с морфином, уф-ф-ф, сейчас я летаю! Ну что? — девушка с надеждой смотрит на отца своими голубыми, с мутной поволокой, глазами, они особо выделяются на безволосой голове, — может тогда, уф-ф-ф... раз уж ты тут и никого больше нет рядом... уф-ф-ф...

Почта в стране работает так зашибись, что документ отправленный из пункта А в пункт Б, если его грамотно нацелить, набирает скорость поезда который его везёт, стремительность полёта самолёта на котором он летит, и обретая силу пинающего сапога почтальона обрушивается на ничего не подозревающий зад адресата. Так было и в этот раз. Был обычный для мерзкого серого города понедельник. Слякотный и унылый. Два человека смотрели на экран монитора. Один сидя, другой стоя за его спиной. В руках стоящего была пачка листов с набитым текстом и многочисленными штампами. Знающий человек сразу бы определил по цвету штампов, что исходящие на них имеют московскую принадлежность. К пачке документов неизвестное лицо через службу доверия передало и диск с видеозаписью. Вот этот-то диск и смотрели эти двое. Один полковник с очень секретной фамилией, такой секретной, что лень придумывать ему оперативный псевдоним, а второй – просто Смелов. О нём ничего пояснять автор не будет, потому как Смелов — это Смелов. Может и в башню закатать. На видеоролике две лысых особи неопределённого пола и возраста целовались беззубыми ртами. Потом с одной особи упали брюки, обнажив ягодицы и ноги, затем упала со скамейки и сама особь. Видеосъёмка была чёткой, и было хорошо видно, что это старики. Пол не определить, но одежда однотипная, похожа на больничную. Герои съёмки громко кричали нецензурные слова, лезли друг другу под одежду. Падали, дрались.