Вспомнился мне рассказ моей подруги. Далее от ее лица.
В возрасте 7-и лет гуляла я недалеко от дома, стандартной хрущевской пятиэтажки. Смотрю, возле одного из подъездов народ собирается, все больше и больше. А я любопытной в ту пору была, шмыг в толпу, да и разговоры слушаю, вернее обрывки фраз.
- Эх, жалко Людочку, совсем еще ребенок...
- Точно, точно, и пожить-то не успела, а все врачи...
- Да, они-то Людочку и загубили. Больше месяца ребенок от аппендицита загибался. А врачи: "Женская болезнь, женская болезнь"...
- Угу, и вместо того, чтобы операцию сделать, припарки ей разные назначали, грели ее, грели, пока аппендицит не лопнул и гной по всему телу не растекся...
- Посмотри, посмотри, какое лицо у ней изможденное и губки покусаны. Страдалица...
А я вертела головой во все стороны: кто страдалица? Какой такой аппендицит? И сама потихоньку-потихоньку сквозь толпу пробираюсь в гущу событий.
В возрасте 7-и лет гуляла я недалеко от дома, стандартной хрущевской пятиэтажки. Смотрю, возле одного из подъездов народ собирается, все больше и больше. А я любопытной в ту пору была, шмыг в толпу, да и разговоры слушаю, вернее обрывки фраз.
- Эх, жалко Людочку, совсем еще ребенок...
- Точно, точно, и пожить-то не успела, а все врачи...
- Да, они-то Людочку и загубили. Больше месяца ребенок от аппендицита загибался. А врачи: "Женская болезнь, женская болезнь"...
- Угу, и вместо того, чтобы операцию сделать, припарки ей разные назначали, грели ее, грели, пока аппендицит не лопнул и гной по всему телу не растекся...
- Посмотри, посмотри, какое лицо у ней изможденное и губки покусаны. Страдалица...
А я вертела головой во все стороны: кто страдалица? Какой такой аппендицит? И сама потихоньку-потихоньку сквозь толпу пробираюсь в гущу событий.
Вскоре меня заметили и расступились:
- Иди, иди, попрощайся с Людочкой.
- Наверное, одноклассница покойной.
И тут меня как током шарахнуло, гляжу - в гробу девочка лежит моих лет: лицо темное, губы покусаны. А наряжена в белое платье с рюшами как у невесты. Дурно мне стало от увиденного, аж в глазах потемнело и ком к горлу подкатил. Взгляд отрываю от покойницы и вижу, что рядом с убитой горем матерью женщина стоит, видимо родственница, вся в черном одеянии, а в руках держит куклу, наряженную как Людочка - во все свадебное. И нехорошо эта женщина на меня глядит: то ли с завистью, то ли с обидой. Мне бы назад протиснуться, а не получается: люди плотной толпой обступили гроб и я как в западне оказалась: стою вместе со всеми, ноги ватные...
И вдруг та странная родственница умершей девочки протягивает мне куклу:
- Бери, дорогая, Людочке все равно уже не пригодится, а тебе в самый раз. Будешь играть и Люду вспоминать.
Я замотала головой:
- Нет, нет, не надо!
А люди:
- Бери, бери, глупенькая. Нельзя отказываться.
Пересилила я себя, взяла куклу и бежать. Сама по сторонам оглядываюсь: куда бы ее выбросить. Такое чувство было, что не куклу на руках несу, а мертвую, холодную Люду. Но кругом все люди, люди... Забежала я в чужой подъезд, куклу на окно поставила, вздохнула с облегчением и домой, что было сил.
А вечером вдруг такая острая боль в правом боку скрутила, аж дышать больно. Рвота, понос, температура.
- Мама, мамочка, что со мной? Я умираю?
Вызвали скорую, увезли в больницу и прооперировали. Когда очнулась после наркоза, узнала, что вырезали аппендицит...
И вот лежу я такая страдалица: лицо изможденное, губки покусаны и вся в белом: белой сорочке с рюшами как у невесты под белой простыней, и горько-горько рыдаю:
- Кто я? Я - это я или Людочка?
Прошло немало лет с тех пор, но нет-нет, да кольнет меня мысль: "Свою ли я жизнь проживаю, а может быть Людочкину?"
- Иди, иди, попрощайся с Людочкой.
- Наверное, одноклассница покойной.
И тут меня как током шарахнуло, гляжу - в гробу девочка лежит моих лет: лицо темное, губы покусаны. А наряжена в белое платье с рюшами как у невесты. Дурно мне стало от увиденного, аж в глазах потемнело и ком к горлу подкатил. Взгляд отрываю от покойницы и вижу, что рядом с убитой горем матерью женщина стоит, видимо родственница, вся в черном одеянии, а в руках держит куклу, наряженную как Людочка - во все свадебное. И нехорошо эта женщина на меня глядит: то ли с завистью, то ли с обидой. Мне бы назад протиснуться, а не получается: люди плотной толпой обступили гроб и я как в западне оказалась: стою вместе со всеми, ноги ватные...
И вдруг та странная родственница умершей девочки протягивает мне куклу:
- Бери, дорогая, Людочке все равно уже не пригодится, а тебе в самый раз. Будешь играть и Люду вспоминать.
Я замотала головой:
- Нет, нет, не надо!
А люди:
- Бери, бери, глупенькая. Нельзя отказываться.
Пересилила я себя, взяла куклу и бежать. Сама по сторонам оглядываюсь: куда бы ее выбросить. Такое чувство было, что не куклу на руках несу, а мертвую, холодную Люду. Но кругом все люди, люди... Забежала я в чужой подъезд, куклу на окно поставила, вздохнула с облегчением и домой, что было сил.
А вечером вдруг такая острая боль в правом боку скрутила, аж дышать больно. Рвота, понос, температура.
- Мама, мамочка, что со мной? Я умираю?
Вызвали скорую, увезли в больницу и прооперировали. Когда очнулась после наркоза, узнала, что вырезали аппендицит...
И вот лежу я такая страдалица: лицо изможденное, губки покусаны и вся в белом: белой сорочке с рюшами как у невесты под белой простыней, и горько-горько рыдаю:
- Кто я? Я - это я или Людочка?
Прошло немало лет с тех пор, но нет-нет, да кольнет меня мысль: "Свою ли я жизнь проживаю, а может быть Людочкину?"
Irina Kotur