Эту историю мне рассказала бабушка. Родилась она в 1933 году в Челябинской области. Ее мать (мою прабабку) в 30-е годы посадили в тюрьму из-за того, что она ходила в церковь и пела на клиросе, и освободили уже после войны. Бабушку вместе со старшим братом забрала к себе их тетя. И так до конца войны они жили вместе. Далее со слов бабушки.
Жили мы в деревне, все друг друга знали, все со всеми здоровались, в гости ходили. Я была еще маленькая и не понимала до конца всех тех ужасов, которые творились в стране: сталинские репрессии, расстрелы, публичные судебные процессы. Да и не касалось нас это, слава Богу, мы жили в глухомани, возможно, это нас и спасло. Наша деревня была как бы главной, а к ней прилегали еще три маленьких села. Оттуда ходили к нам за покупками, дети - в школу. Работы почти не было, каждый жил в основном плодами своих садов и огородов. И была у нас церковь, чудом уцелевшая и действующая. Пока я была совсем крохой, тетя водила меня на службы, особенно мне запомнились вечера Чистого четверга, когда вся деревня шла домой с огоньками. Но когда я пошла в школу, нашу церковь все-таки закрыли - приехали Оттуда, Откуда Надо (так бабушка называет сотрудников НКВД), устроили погром, батюшку арестовали, колокола посбивали, иконы порубили, даже фрески на стенах - и те отскребли.
Жили мы в деревне, все друг друга знали, все со всеми здоровались, в гости ходили. Я была еще маленькая и не понимала до конца всех тех ужасов, которые творились в стране: сталинские репрессии, расстрелы, публичные судебные процессы. Да и не касалось нас это, слава Богу, мы жили в глухомани, возможно, это нас и спасло. Наша деревня была как бы главной, а к ней прилегали еще три маленьких села. Оттуда ходили к нам за покупками, дети - в школу. Работы почти не было, каждый жил в основном плодами своих садов и огородов. И была у нас церковь, чудом уцелевшая и действующая. Пока я была совсем крохой, тетя водила меня на службы, особенно мне запомнились вечера Чистого четверга, когда вся деревня шла домой с огоньками. Но когда я пошла в школу, нашу церковь все-таки закрыли - приехали Оттуда, Откуда Надо (так бабушка называет сотрудников НКВД), устроили погром, батюшку арестовали, колокола посбивали, иконы порубили, даже фрески на стенах - и те отскребли.
Тяжко нам было смотреть на это... Сама понимаешь, когда с детства прививают веру, а тут такой произвол. Всем селом стояли и рыдали, но тогда никто не смел и пикнуть - сразу бы отправили Туда, Куда Надо. А жить-то хотелось всем, пусть и худо, но свобода-то завсегда дороже тюрьмы. Стояли и смотрели на опустевшую церковь, а сердца кровью обливались.
Жизнь потекла своим чередом. Плачь, не плачь, а надо как-то дальше жить - выживать. Тетя целыми днями возилась в огороде, мы с братом ходили в школу. И тут пришел тот роковой июнь 41-го.
Как я уже говорила, что жили мы на краю света, в глуши. Что происходит в большом мире, не знали, а если что и долетало, то лишь горестно вздыхали о своей доле.
Я закончила второй класс, и нас отпустили на каникулы. Я помогала тете с хозяйством, ибо мама меня с пеленок приучила трудиться. Вставали в пять утра и начинали работать.
Однажды, уже во второй половине июня мы очень уж перетрудились, да и солнце палило вовсю. Закончив все дела по дому, мы легли спать.
Среди ночи просыпаюсь я от сильного холода. Это было странно, потому что лето у нас всегда было жарким, ночью спали с открытыми окнами, но ветер был таким, как будто на дворе октябрь. Как ни куталась я в одеяло - озноб не проходил, а становился все сильнее. Не выдержав, я пошла к тете, чтобы взять из шкафа плед, и тут я услышала колокольный звон.
Сначала был благовест (один колокол), затем начался перезвон (все колокола). Так сладко было слушать звуки колоколов, они казались мне звуками далекого рая. И тут я спохватилась. Какой звон? Какие колокола? Ведь нашу церковь закрыли и все колокола сбивали на моих глазах...
Тетя с братом проснулись, услышали этот звон. Тетя перекрестилась и сказала:
- Ох, Анечка, Митенька, быть беде. Не иначе, как с самого неба-то звонит, пробуждает народ от греховной спячки.
В открытое окно было видно нашу полуразрушенную церковь. И мы трое отчетливо слышали, что звуки шли именно оттуда, хотя ни колоколов, ни колокольни там уже не было больше года...
Через неделю мы узнали, что началась война...
Жизнь потекла своим чередом. Плачь, не плачь, а надо как-то дальше жить - выживать. Тетя целыми днями возилась в огороде, мы с братом ходили в школу. И тут пришел тот роковой июнь 41-го.
Как я уже говорила, что жили мы на краю света, в глуши. Что происходит в большом мире, не знали, а если что и долетало, то лишь горестно вздыхали о своей доле.
Я закончила второй класс, и нас отпустили на каникулы. Я помогала тете с хозяйством, ибо мама меня с пеленок приучила трудиться. Вставали в пять утра и начинали работать.
Однажды, уже во второй половине июня мы очень уж перетрудились, да и солнце палило вовсю. Закончив все дела по дому, мы легли спать.
Среди ночи просыпаюсь я от сильного холода. Это было странно, потому что лето у нас всегда было жарким, ночью спали с открытыми окнами, но ветер был таким, как будто на дворе октябрь. Как ни куталась я в одеяло - озноб не проходил, а становился все сильнее. Не выдержав, я пошла к тете, чтобы взять из шкафа плед, и тут я услышала колокольный звон.
Сначала был благовест (один колокол), затем начался перезвон (все колокола). Так сладко было слушать звуки колоколов, они казались мне звуками далекого рая. И тут я спохватилась. Какой звон? Какие колокола? Ведь нашу церковь закрыли и все колокола сбивали на моих глазах...
Тетя с братом проснулись, услышали этот звон. Тетя перекрестилась и сказала:
- Ох, Анечка, Митенька, быть беде. Не иначе, как с самого неба-то звонит, пробуждает народ от греховной спячки.
В открытое окно было видно нашу полуразрушенную церковь. И мы трое отчетливо слышали, что звуки шли именно оттуда, хотя ни колоколов, ни колокольни там уже не было больше года...
Через неделю мы узнали, что началась война...
INFERNUM