Был у меня в молодости авторитетный знакомый - Александр Константинович Абрамов, полковник в отставке, специалист в авиастроении, который работал на заводе металоконструкций для самолетов. Он был человеком умным, бывалым и на все имел свой необычный оригинальный взгляд. Именно от него я услышал рассказ о удивительном случае, связанным со способностью предвидения.
Во время войны в штабе одной из авиационных армий с Абрамовым служил некий авиационный генерал, при котором состоял адъютантом загадочный и малограмотный старший лейтенант, который явно не соответствовал занимаемой им должности. Тем не менее его генерал держал при себе всю войну и, лишь однажды расколовшись, поведал Абрамову удивительную историю.
Во время отступления в первые дни войны генерал ехал в полуторке, битком набитой офицерами и солдатами штаба эвакуировавшейся части. И вдруг какой-то стоявший к нему вплотную солдат, наклонился и тихо сказал генералу: "Сейчас в нашу машину попадет бомба. Нам надо как можно скорее ее покинуть!". И с этими словами выпрыгнул из грузовика в придорожный кювет. Генерал инстинктивно прыгнул за ним следом. И тут же над грузовиком пролетел неведомо откуда взявшийся фашистский штурмовик, и раздался взрыв, который разнес на куски машину вместе с ее пассажирами.
Во время войны в штабе одной из авиационных армий с Абрамовым служил некий авиационный генерал, при котором состоял адъютантом загадочный и малограмотный старший лейтенант, который явно не соответствовал занимаемой им должности. Тем не менее его генерал держал при себе всю войну и, лишь однажды расколовшись, поведал Абрамову удивительную историю.
Во время отступления в первые дни войны генерал ехал в полуторке, битком набитой офицерами и солдатами штаба эвакуировавшейся части. И вдруг какой-то стоявший к нему вплотную солдат, наклонился и тихо сказал генералу: "Сейчас в нашу машину попадет бомба. Нам надо как можно скорее ее покинуть!". И с этими словами выпрыгнул из грузовика в придорожный кювет. Генерал инстинктивно прыгнул за ним следом. И тут же над грузовиком пролетел неведомо откуда взявшийся фашистский штурмовик, и раздался взрыв, который разнес на куски машину вместе с ее пассажирами.
С того момента генерал и солдат держались вместе все две недели отступления, и солдат каждый раз исправно предупреждал генерала о приближении смертельной опасности. При переформировании части генерал приблизил к себе солдата-ясновидца, сделал его своим адъютантом, и тот на протяжении всей войны не раз проявлял свои удивительные способности предвиденья.
Позднее, во время работы в НИИ, мне довелось услышать историю от одного бывшего фронтовика о штурмане, который на протяжении нескольких лет войны ухитрялся так прокладывать боевые маршруты штурмовиков своего авиасоединения, что в нем практически не было потерь. Он как будто инстинктивно угадывал все грозящие своим самолетам опасности и умело обходил их...
- А как же наша свобода воли? - спрашивал я у Абрамова. - Если мы делаем выбор по своей воле и несем за него ответственность, предвидение невозможно. Если же судьба обусловлена высшей силой, то наш выбор не свободен, мы за него не ответственны и потому неподсудны за свои действия!
- Я думаю, судьба каждого человека предопределена свыше и в большинстве случаев человека судить нельзя за его решения, - ответил Абрамов. - Но есть в жизни каждого из нас редкие моменты, некие точки ветвления судьбы, в которых человеку предоставляется выбор. И он должен делать его своей волей, под свою ответственность. За выбор, сделанный в такой момент, его и следует судить... Мне, например, такой выбор был предоставлен еще в самом начале первой мировой войны. Тогда мой отец работал на одном из больших Петроградских заводов. В детстве я был черноглаз, смугл, кудряв, и вот положила на меня глаз цыганка из остановившегося неподалеку табора.
- Послушай, мальчик, - говорила она. - Если ты завтра утром уйдешь с нашим табором, то мы сделаем из тебя настоящего цыгана. Ты увидишь много стран, побываешь в Индии, станешь у нас большим человеком. Цыгане будут тебя уважать, и у тебя будет очень большая власть. Если же ты с нами не пойдешь, то навсегда останешься в России, станешь довольно крупным военным, уважаемым человеком, но никогда не достигнешь той власти, которую получишь, став цыганом. Приходи завтра в табор в шесть часов утра, мы будем тебя ждать на улице.
Я проворочался с боку на бок всю ночь и под утро решился: встал на рассвете и начал красться к выходной двери. Меня остановила мать, которая, видно, что-то почувствовала. И я во всем ей признался. Она потом ходила по соседям и выяснила, что цыгане действительно ждали меня, но, поняв, что я не приду, ушли.
Наши знакомые потом смеялись над цыганкиным пророчеством: мол, где это видано, чтобы сын рабочего стал офицером, да еще в высоких чинах. Но произошла революция, и пророчество цыганки сбылось, я стал полковником, специалистом военных наук. А мог бы, если бы мать меня не удержала, стать цыганским бароном!
Позднее, во время работы в НИИ, мне довелось услышать историю от одного бывшего фронтовика о штурмане, который на протяжении нескольких лет войны ухитрялся так прокладывать боевые маршруты штурмовиков своего авиасоединения, что в нем практически не было потерь. Он как будто инстинктивно угадывал все грозящие своим самолетам опасности и умело обходил их...
- А как же наша свобода воли? - спрашивал я у Абрамова. - Если мы делаем выбор по своей воле и несем за него ответственность, предвидение невозможно. Если же судьба обусловлена высшей силой, то наш выбор не свободен, мы за него не ответственны и потому неподсудны за свои действия!
- Я думаю, судьба каждого человека предопределена свыше и в большинстве случаев человека судить нельзя за его решения, - ответил Абрамов. - Но есть в жизни каждого из нас редкие моменты, некие точки ветвления судьбы, в которых человеку предоставляется выбор. И он должен делать его своей волей, под свою ответственность. За выбор, сделанный в такой момент, его и следует судить... Мне, например, такой выбор был предоставлен еще в самом начале первой мировой войны. Тогда мой отец работал на одном из больших Петроградских заводов. В детстве я был черноглаз, смугл, кудряв, и вот положила на меня глаз цыганка из остановившегося неподалеку табора.
- Послушай, мальчик, - говорила она. - Если ты завтра утром уйдешь с нашим табором, то мы сделаем из тебя настоящего цыгана. Ты увидишь много стран, побываешь в Индии, станешь у нас большим человеком. Цыгане будут тебя уважать, и у тебя будет очень большая власть. Если же ты с нами не пойдешь, то навсегда останешься в России, станешь довольно крупным военным, уважаемым человеком, но никогда не достигнешь той власти, которую получишь, став цыганом. Приходи завтра в табор в шесть часов утра, мы будем тебя ждать на улице.
Я проворочался с боку на бок всю ночь и под утро решился: встал на рассвете и начал красться к выходной двери. Меня остановила мать, которая, видно, что-то почувствовала. И я во всем ей признался. Она потом ходила по соседям и выяснила, что цыгане действительно ждали меня, но, поняв, что я не приду, ушли.
Наши знакомые потом смеялись над цыганкиным пророчеством: мол, где это видано, чтобы сын рабочего стал офицером, да еще в высоких чинах. Но произошла революция, и пророчество цыганки сбылось, я стал полковником, специалистом военных наук. А мог бы, если бы мать меня не удержала, стать цыганским бароном!