Из всех достопримечательностей нашего санатория, кроме фонтана, я бы отметила качели. Двухместные, для взрослых, с навесами и без, с коваными узорными перилами и простые, они расставлены везде, где только можно - около корпусов, на аллеях, даже на берегу Волги. Детские тоже есть, но тех гораздо меньше, и поставили их совсем недавно - когда бабушки, отбывая на отдых, начали брать с собой "хвостиков", обеспечивая отпуск родителям.
Меня поселили во второй корпус, по иронии судьбы - в такой же номер, как и в первом. И окно выходило на тот же овраг, и обстановка вся - один в один. Конечно, зеркала нигде не закрыты, везде чистенько, уборка в номерах ежедневно, и даже тапочки положили. Сервис на высоте, в общем. И да, качели рядом с корпусом, целых две штуки, без навеса, то есть можно раскачаться, как в детстве. Что я и делала каждый день не по разу - отводила, что называется, душу.
Меня поселили во второй корпус, по иронии судьбы - в такой же номер, как и в первом. И окно выходило на тот же овраг, и обстановка вся - один в один. Конечно, зеркала нигде не закрыты, везде чистенько, уборка в номерах ежедневно, и даже тапочки положили. Сервис на высоте, в общем. И да, качели рядом с корпусом, целых две штуки, без навеса, то есть можно раскачаться, как в детстве. Что я и делала каждый день не по разу - отводила, что называется, душу.
Одна качель, стоявшая ближе к корпусу, отличалась повышенной скрипучестью, поэтому дамочки с весом более центнера предпочитали на нее не садиться, особенно в "тихий час", опасаясь перебудить весь санаторий. Я ее тоже не любила; хотя она подо мной и не скрипела, но чувство было такое, как будто на ней кто-то сидит или стоит за ней и смотрит в спину. Но за ними проходила труба отопления, и росли осины с липами, так что встать и, тем более, спрятаться, там было негде. Больше нигде такого ощущения не возникало, пока мы с друзьями не пошли исследовать территорию. Но об этом позже.
Изнуряющая жара, как у нас принято, закончилась внезапно, сменившись дождями и северным ветром. Легкомысленный народ из первого заезда, в том числе и я, приехавший среди зноя, теплой одежды, естественно, не взял, по каковой причине по вечерам пришлось отсиживаться в номерах и в баре, днем передвигаясь короткими перебежками: спальный корпус - столовая - лечебный корпус и обратно. О прогулках по берегу и качелях на время забыли, поэтому "теплыми" летними вечерами на территории было тихо. До полнолуния.
В один прекрасный вечер наконец-то немного потеплело, ветер утих, и на очистившемся от туч небе выглянула полная луна. Времени было, наверное, около восьми, еще не темно, но фонари уже зажигались. Народ потянулся на берег смотреть закат, а я - на свои любимые качели. И слышу рядом: "Скрииип... скрип... скриииип..." Повернула голову к "тем" качелям, а они - неподвижны! И никого на них нет! А скрип доносится именно с них. Стало жутковато. Людей, как назло, ни рядом, ни мимо, только из спортзала доносятся азартные крики. И вдруг рядом голос, тихий такой: "Это мои качели". Смотрю - стоит около качелей девчушка, лет пяти-шести на вид, тоненькая, замурзанная, в легоньком светлом платьице, косички торчат в разные стороны, бантик то ли красный, то ли черный, развязался. И босая почему-то. Первая мысль - ребенок потерялся или бабушка куда-то смылась (что одно и то же, по сути). У девчонки губы синие, сама бледная, не удивительно, в таком-то платьишке и без обуви, на улице хоть и июль, а не очень и тепло. На детей заботливые бабули уже и колготы, и кофтенки понадевали. А та тем временем, пока я ее разглядывала, очутилась на тех самых скрипучих качелях, не понятно, правда, как она туда забралась - сиденье выше ее головы, и начала раскачиваться, с тем же въедливым скрипом. И опять: "Это мои качели!"
"Ну, твои так твои, качайся на здоровье" - только подумала, как она снова стоит уже рядом со мной и смотрит. Цвет глаз и не разберешь - то ли черные, то ли серые. Что-то в ней было неправильным, но вот что именно, никак понять не удавалось. И жутковатое чувство присутствия кого-то, чуждого нашему миру. Не знаю, как поточнее объяснить. Дети бы, наверное, меня поняли. Или коты.
Ну вот, на улице темнеет, стало значительно холоднее, теплого мне надеть нечего, поэтому я засобиралась в номер. И предлагаю этой девочке проводить ее до корпуса, в надежде, что взрослые ее все-таки хватились и бегают в поисках по территории. На что "неправильное дитя", неопределенно махнув рукой в сторону оврага, медленно и плавно (как обычные дети не ходят) двинулось к кустам за вторым корпусом. На четвертый день своего пребывания я всех дорог еще не знала и решила, что там есть короткая тропа к пятому, тем более, его через те кусты и видно.
Уже в номере, после душа, когда я лежала в кровати, перебирая события прошедшего дня, до меня вдруг дошло, что же такого неправильного было в девочке, кроме одежды не по погоде и отсутствия обуви. Она стояла как будто повешенная: босые ножки вместе, безвольные руки вытянуты вдоль туловища и характерный наклон головы (насмотрелась в свое время на пятом курсе). А еще под ней не приминалась трава. Дело было к ночи, поэтому я, как Скарлетт, приняла решение "подумать об этом завтра" и благополучно заснула.
Утром, в очереди на душ, я рассказала о вчерашней встрече знакомой и была сильно удивлена ее реакцией. Первые слова: "Значит, Лилька опять вернулась" пробудили во мне нездоровый интерес. Припертой к стене Евгении ничего не оставалось, кроме того, как рассказать давнюю историю, почему-то тщательно скрываемую сотрудниками санатория. И я их понимаю.
История, в общем-то, оказалась довольно банальной. Один из строителей санатория, живший в первом корпусе вместе с семьей, однажды по пьяни их всех убил, причем доподлинно неизвестно, что и как он сделал с женой и сыном-грудничком, а Лильку, свою падчерицу, повесил на тех самых скрипучих качелях. По слухам, тела он прикопал в овраге, а куда сам после того делся - история умалчивает.
И вот иногда, особенно в светлые полнолунные июльские вечера, можно услышать скрип Лилькиных качелей, а если очень повезет, то и увидеть призрак самой девочки. Он не агрессивный, если не нарушать определенные правила, например, не качаться на этих качелях вечером, в сумерках, не лазить без дела в первый корпус (для чего там и повесили на окна решетки) и не бросать мусор в овраг. Говорят еще, что если выполнить какую-нибудь Лилькину просьбу, проблем со здоровьем больше не будет. Жалко, что она меня ни о чем не попросила, мдя...
Изнуряющая жара, как у нас принято, закончилась внезапно, сменившись дождями и северным ветром. Легкомысленный народ из первого заезда, в том числе и я, приехавший среди зноя, теплой одежды, естественно, не взял, по каковой причине по вечерам пришлось отсиживаться в номерах и в баре, днем передвигаясь короткими перебежками: спальный корпус - столовая - лечебный корпус и обратно. О прогулках по берегу и качелях на время забыли, поэтому "теплыми" летними вечерами на территории было тихо. До полнолуния.
В один прекрасный вечер наконец-то немного потеплело, ветер утих, и на очистившемся от туч небе выглянула полная луна. Времени было, наверное, около восьми, еще не темно, но фонари уже зажигались. Народ потянулся на берег смотреть закат, а я - на свои любимые качели. И слышу рядом: "Скрииип... скрип... скриииип..." Повернула голову к "тем" качелям, а они - неподвижны! И никого на них нет! А скрип доносится именно с них. Стало жутковато. Людей, как назло, ни рядом, ни мимо, только из спортзала доносятся азартные крики. И вдруг рядом голос, тихий такой: "Это мои качели". Смотрю - стоит около качелей девчушка, лет пяти-шести на вид, тоненькая, замурзанная, в легоньком светлом платьице, косички торчат в разные стороны, бантик то ли красный, то ли черный, развязался. И босая почему-то. Первая мысль - ребенок потерялся или бабушка куда-то смылась (что одно и то же, по сути). У девчонки губы синие, сама бледная, не удивительно, в таком-то платьишке и без обуви, на улице хоть и июль, а не очень и тепло. На детей заботливые бабули уже и колготы, и кофтенки понадевали. А та тем временем, пока я ее разглядывала, очутилась на тех самых скрипучих качелях, не понятно, правда, как она туда забралась - сиденье выше ее головы, и начала раскачиваться, с тем же въедливым скрипом. И опять: "Это мои качели!"
"Ну, твои так твои, качайся на здоровье" - только подумала, как она снова стоит уже рядом со мной и смотрит. Цвет глаз и не разберешь - то ли черные, то ли серые. Что-то в ней было неправильным, но вот что именно, никак понять не удавалось. И жутковатое чувство присутствия кого-то, чуждого нашему миру. Не знаю, как поточнее объяснить. Дети бы, наверное, меня поняли. Или коты.
Ну вот, на улице темнеет, стало значительно холоднее, теплого мне надеть нечего, поэтому я засобиралась в номер. И предлагаю этой девочке проводить ее до корпуса, в надежде, что взрослые ее все-таки хватились и бегают в поисках по территории. На что "неправильное дитя", неопределенно махнув рукой в сторону оврага, медленно и плавно (как обычные дети не ходят) двинулось к кустам за вторым корпусом. На четвертый день своего пребывания я всех дорог еще не знала и решила, что там есть короткая тропа к пятому, тем более, его через те кусты и видно.
Уже в номере, после душа, когда я лежала в кровати, перебирая события прошедшего дня, до меня вдруг дошло, что же такого неправильного было в девочке, кроме одежды не по погоде и отсутствия обуви. Она стояла как будто повешенная: босые ножки вместе, безвольные руки вытянуты вдоль туловища и характерный наклон головы (насмотрелась в свое время на пятом курсе). А еще под ней не приминалась трава. Дело было к ночи, поэтому я, как Скарлетт, приняла решение "подумать об этом завтра" и благополучно заснула.
Утром, в очереди на душ, я рассказала о вчерашней встрече знакомой и была сильно удивлена ее реакцией. Первые слова: "Значит, Лилька опять вернулась" пробудили во мне нездоровый интерес. Припертой к стене Евгении ничего не оставалось, кроме того, как рассказать давнюю историю, почему-то тщательно скрываемую сотрудниками санатория. И я их понимаю.
История, в общем-то, оказалась довольно банальной. Один из строителей санатория, живший в первом корпусе вместе с семьей, однажды по пьяни их всех убил, причем доподлинно неизвестно, что и как он сделал с женой и сыном-грудничком, а Лильку, свою падчерицу, повесил на тех самых скрипучих качелях. По слухам, тела он прикопал в овраге, а куда сам после того делся - история умалчивает.
И вот иногда, особенно в светлые полнолунные июльские вечера, можно услышать скрип Лилькиных качелей, а если очень повезет, то и увидеть призрак самой девочки. Он не агрессивный, если не нарушать определенные правила, например, не качаться на этих качелях вечером, в сумерках, не лазить без дела в первый корпус (для чего там и повесили на окна решетки) и не бросать мусор в овраг. Говорят еще, что если выполнить какую-нибудь Лилькину просьбу, проблем со здоровьем больше не будет. Жалко, что она меня ни о чем не попросила, мдя...
Кэйли