"Тучи. Тучи. Тучи. А тучи как лю-уу-ди!". Ну и скажите мне, как под такое можно танцевать?! Правильно, никак. Поэтому мы и сидели по периметру зала с хмурыми физиономиями, в надежде, что следующая композиция будет более подходящей для растрясания жиров. Ага, щщаааззз... Дальше заорало техно, при первых звуках которого сбежали не только мы, но и так называемый молодняк (для которого его и включили). Называлось сие мероприятие "Вечер танцев", только танцоров что-то не было видно.
Разобидевшись на весь мир, мы с горя пошли гулять. Мы - это наша "теплая" компания: ваша покорная слуга, Сергей - мой сосед по столу и по совместительству - партнер по бильярду, Валентина и Миша по прозвищу "Борода". Июль наконец-то вспомнил, что он все-таки месяц летний, и решил исправиться. Холодный пронизывающий ветер стих, тучи ушли, ощутимо потеплело и вовсю застрекотали кузнечики. К сожалению, ожили и оголодавшие за три дня комары. Навернув четыре круга по территории, нам в голову не пришло ничего лучшего, кроме как исследовать прилегающие окрестности. Серж с Мишей приехали раньше меня на два дня и считались "старожилами", поэтому на мой вопрос о том самом загадочном овраге оба воспылали желанием его показать. Причем немедленно, на ночь глядя.
Разобидевшись на весь мир, мы с горя пошли гулять. Мы - это наша "теплая" компания: ваша покорная слуга, Сергей - мой сосед по столу и по совместительству - партнер по бильярду, Валентина и Миша по прозвищу "Борода". Июль наконец-то вспомнил, что он все-таки месяц летний, и решил исправиться. Холодный пронизывающий ветер стих, тучи ушли, ощутимо потеплело и вовсю застрекотали кузнечики. К сожалению, ожили и оголодавшие за три дня комары. Навернув четыре круга по территории, нам в голову не пришло ничего лучшего, кроме как исследовать прилегающие окрестности. Серж с Мишей приехали раньше меня на два дня и считались "старожилами", поэтому на мой вопрос о том самом загадочном овраге оба воспылали желанием его показать. Причем немедленно, на ночь глядя.
Оказалось, окно мое выходит не на сам овраг, а на дорогу к участку некоего народного депутата. Хапнув во времена перестройки часть муниципальных земель, принадлежащих санаторию, он построил себе несколько коттеджей и огородил их забором с воротами, а дорогу к ним проложил, срыв часть склона. В итоге получилось нечто вроде ступеньки: от корпусов склон, дальше асфальт и уже от него снова склон. На дне - болото с комарами. Склоны поросли липами, кленами, осинами и орешником. Там всегда сумрачно, кроны деревьев свет практически не пропускают, поэтому нижний ярус представлен только болотной травой да мелкой кленовой порослью.
От четвертого корпуса на эту дорогу спускалась тропинка, на которую мы и вышли, где на нас радостно накинулись голодные, как собаки, комары. А мы же, напоминаю, с танцев, в вечерних платьях с голыми руками и ногами, Валентина еще и на шпильках. В общем, комаротерапии мы не выдержали и позорно бежали обратно к корпусам.
Ночь была волшебная: тихая, теплая, в номер идти совершенно не хотелось. Качели все оказались занятыми, а при ближайшем рассмотрении и лавочки тоже. И тут Борода вспомнил, что вот именно сегодняшняя ночь и на самом деле колдовская, потому как она, оказывается, накануне Ивана Купалы. И согласно традициям, в нее полагается прыгать через костры, пускать по реке венки и искать цветок папоротника. Про разгул нечистой силы Мишаня благоразумно умолчал.
Естественно, мы обрадовались, однако, в соблюдении традиций нас ждали одни обломы. Костры, по причине жары, разжигать на территории категорически запрещалось. Венки плести так же было не из чего - трава вместе с цветами высохла на корню, а уцелевшую заботливо скосили еще утром. Оставался цветок папоротника, однако, в лес идти никому не хотелось - нечистая сила тут явно пасовала перед огромными голодными комарами. И тут Серж вспомнил, что видел папоротник на склонах пресловутого оврага. Того самого, тоже, кстати, с теми кровопийцами.
Почему мы с Валей не пошли переодеваться - до сих пор не могу понять. И за каким, простите, бесом, нас туда понесло - тоже. Вроде бы и не особо пьяными были, так, по бокалу пива в баре, оказавшему эффект более мочегонный, нежели опьяняющий... Не знаю. Но мы пошли. Снова спустившись на ту же дорогу по ставшей почти родной тропинке, мы бодро зашагали по асфальту по направлению к пятому корпусу. Место, надо сказать, и впрямь было жутковатое. Фонарей нет, поначалу дорога освещалась окнами моего корпуса, потом за поворотом исчезли и эти скудные блики. На легком ветерке шуршали листьями придорожные кусты, а потом и вовсе почудились чьи-то легкие шаги. Комариный звон как-то незаметно исчез вместе с "певцами".
Пятый корпус сгинул за поворотом, и тут шедший впереди Мишаня резко остановился. Не успев затормозить, ему в спину врезалась задумавшаяся я, а в меня уже Серж с Валей. Сердце заколотилось где-то в горле, а потом благополучно скрылось в пятках. И было от чего: слева, откуда-то со дна оврага разлилось голубоватое свечение. Сзади кто-то громко сглотнул, вроде бы Валя, и мужской голос испуганно охнул. Я обернулась в надежде, что недалеко ушли и еще можно вернуться, но... Это сияние было уже везде. Как будто луна отражается от воды, только такого света много. Мы сбились в испуганную кучку посреди дороги и попытались идти дальше, поскольку Сергей уверял, что она выходит на общую трассу, ведущую к санаторию. По всему получалось - до того поворота идти ближе, чем возвращаться обратно. Вот только идти было не просто страшно, а очень-очень жутко. Но и стоять просто так - еще страшнее.
Осторожно, шаг за шагом, мы прошли минуты две-три. Лес вокруг нас по-прежнему шелестел и скрипел, свечение понемногу как бы сливалось обратно в болото, а потом перед нами поднялся... "бутон". Миша позже описывал это как пузырь из света, но мне оно напомнило именно бутон. Он медленно поднимался со дна оврага, пока не завис на уровне дороги, а затем начал раскрываться. Искрящиеся серебристые "лепестки" плавно опадали, бесследно растворяясь в ночи, а перед нашими глазами предстала женская фигура в покрывале. Вот если кто помнит у Рафаэля Сикстинскую Мадонну, так очень похожа. Только в руках женщина держала не упитанного крупного ребенка, а мертвое, истыканное ножом, тельце трехмесячного малыша. За юбку женщины держалась уже знакомая мне Лилька. По лицу призрака из-под закрытых глаз текли слезы.
Не знаю, как у друзей, а меня захватила волна жалости. Жуть ушла, уступив место глубокому сожалению и возмущению. Женщина была красива. Очень. И очень молода, лет под двадцать от силы. Черты лица напоминали цыганские. Если так, то ничего удивительного - девочки-цыганки очень рано выходят замуж и рано рожают. У какого же изверга поднялась рука на такую красоту? Убила бы...
Неожиданно я ее узнала, эту цыганскую девочку. Имя Вита, что с цыганского означает "ива", удивительно ей шло, она и в самом деле напоминала тонкое хрупкое деревце. Она действительно рано, будучи еще школьницей, вышла замуж и куда-то откочевала вместе с табором мужа. Больше я о ней до сих пор не слышала. А познакомились мы с Виткой еще в школе, она училась вместе с нами до восьмого класса. Вот, значит, как сложилась ее судьба... Мало того, что какой-то идиот убил ее в начале жизни, так теперь она еще и уйти не может. И не только сама, дети-то, чем виноваты?!
Повинуясь некоему наитию, я рядом с местом появления призрака сломала несколько веток, чтобы днем вернуться сюда уже целенаправленно и осмотреться более внимательно. Судя по тому, как неслышно подошедшая сзади Валентина тщательно повязывала на ветки Мишин носовой платок, друзья пришли к той же мысли.
На бледных губах Виты появилась слабая неуверенная улыбка, что вызвало у нас с Валентиной новый слезоразлив. Мужики согласно сопели рядом. Призрак еще немного повисел в воздухе, а потом начал медленно таять. Последней исчезла Лилька, улыбающаяся, как все дети, от уха до уха. На трассу мы вышли спокойно, никто и ничто нас больше не тревожило, кроме комаров. Оказалось, до нее было минут десять быстрого хода.
Как ни странно, "искали папоротник" мы всего полтора часа, танцы только что закончились, и мы успели незаметно влиться в поток наиболее стойких танцоров. Совершив ежевечерний круг почета по периметру территории, мы расстались до утра.
В номере стояла духота, и я, раздвинув шторы, открыла окно с сеткой, так что комары были не страшны. В комнату хлынул прохладный ночной воздух, выгоняя накопившееся за день тепло. Наконец-то раздевшись и скинув надоевшие парадные босоножки, я с наслаждением смыла растекшуюся "боевую раскраску" и ушла купаться под душ. Возвращаясь, случайно бросила взгляд в окно и остолбенела: на уровне верхушек осин передо мной висела злобная мужская рожа. Без шеи, без туловища, просто рожа, ибо лицом это назвать было нельзя. Без свечения, не темная, не такая, какими изображают зомби. Мужская цыганская злобная харя с ненавидящим взглядом. Раньше, до встречи с Виткиным призраком, я бы, наверное, с визгом вылетела в коридор, перепугав отдыхающих, но сейчас... Не поверите, меня охватила такая злость на этого нелюдя, что я с трехэтажным матом погрозила роже кулаком, перекрестила окно и начала читать все молитвы, какие знала. Уже на третьей строчке "Отче наш" рожа гнусно скривилась и растворилась в ночи.
Уже засыпая (окно на ночь закрывать не стала), до моих ушей тихо донеслось "скриииип... скриииип..." Под этот тихий скрип я и заснула.
От четвертого корпуса на эту дорогу спускалась тропинка, на которую мы и вышли, где на нас радостно накинулись голодные, как собаки, комары. А мы же, напоминаю, с танцев, в вечерних платьях с голыми руками и ногами, Валентина еще и на шпильках. В общем, комаротерапии мы не выдержали и позорно бежали обратно к корпусам.
Ночь была волшебная: тихая, теплая, в номер идти совершенно не хотелось. Качели все оказались занятыми, а при ближайшем рассмотрении и лавочки тоже. И тут Борода вспомнил, что вот именно сегодняшняя ночь и на самом деле колдовская, потому как она, оказывается, накануне Ивана Купалы. И согласно традициям, в нее полагается прыгать через костры, пускать по реке венки и искать цветок папоротника. Про разгул нечистой силы Мишаня благоразумно умолчал.
Естественно, мы обрадовались, однако, в соблюдении традиций нас ждали одни обломы. Костры, по причине жары, разжигать на территории категорически запрещалось. Венки плести так же было не из чего - трава вместе с цветами высохла на корню, а уцелевшую заботливо скосили еще утром. Оставался цветок папоротника, однако, в лес идти никому не хотелось - нечистая сила тут явно пасовала перед огромными голодными комарами. И тут Серж вспомнил, что видел папоротник на склонах пресловутого оврага. Того самого, тоже, кстати, с теми кровопийцами.
Почему мы с Валей не пошли переодеваться - до сих пор не могу понять. И за каким, простите, бесом, нас туда понесло - тоже. Вроде бы и не особо пьяными были, так, по бокалу пива в баре, оказавшему эффект более мочегонный, нежели опьяняющий... Не знаю. Но мы пошли. Снова спустившись на ту же дорогу по ставшей почти родной тропинке, мы бодро зашагали по асфальту по направлению к пятому корпусу. Место, надо сказать, и впрямь было жутковатое. Фонарей нет, поначалу дорога освещалась окнами моего корпуса, потом за поворотом исчезли и эти скудные блики. На легком ветерке шуршали листьями придорожные кусты, а потом и вовсе почудились чьи-то легкие шаги. Комариный звон как-то незаметно исчез вместе с "певцами".
Пятый корпус сгинул за поворотом, и тут шедший впереди Мишаня резко остановился. Не успев затормозить, ему в спину врезалась задумавшаяся я, а в меня уже Серж с Валей. Сердце заколотилось где-то в горле, а потом благополучно скрылось в пятках. И было от чего: слева, откуда-то со дна оврага разлилось голубоватое свечение. Сзади кто-то громко сглотнул, вроде бы Валя, и мужской голос испуганно охнул. Я обернулась в надежде, что недалеко ушли и еще можно вернуться, но... Это сияние было уже везде. Как будто луна отражается от воды, только такого света много. Мы сбились в испуганную кучку посреди дороги и попытались идти дальше, поскольку Сергей уверял, что она выходит на общую трассу, ведущую к санаторию. По всему получалось - до того поворота идти ближе, чем возвращаться обратно. Вот только идти было не просто страшно, а очень-очень жутко. Но и стоять просто так - еще страшнее.
Осторожно, шаг за шагом, мы прошли минуты две-три. Лес вокруг нас по-прежнему шелестел и скрипел, свечение понемногу как бы сливалось обратно в болото, а потом перед нами поднялся... "бутон". Миша позже описывал это как пузырь из света, но мне оно напомнило именно бутон. Он медленно поднимался со дна оврага, пока не завис на уровне дороги, а затем начал раскрываться. Искрящиеся серебристые "лепестки" плавно опадали, бесследно растворяясь в ночи, а перед нашими глазами предстала женская фигура в покрывале. Вот если кто помнит у Рафаэля Сикстинскую Мадонну, так очень похожа. Только в руках женщина держала не упитанного крупного ребенка, а мертвое, истыканное ножом, тельце трехмесячного малыша. За юбку женщины держалась уже знакомая мне Лилька. По лицу призрака из-под закрытых глаз текли слезы.
Не знаю, как у друзей, а меня захватила волна жалости. Жуть ушла, уступив место глубокому сожалению и возмущению. Женщина была красива. Очень. И очень молода, лет под двадцать от силы. Черты лица напоминали цыганские. Если так, то ничего удивительного - девочки-цыганки очень рано выходят замуж и рано рожают. У какого же изверга поднялась рука на такую красоту? Убила бы...
Неожиданно я ее узнала, эту цыганскую девочку. Имя Вита, что с цыганского означает "ива", удивительно ей шло, она и в самом деле напоминала тонкое хрупкое деревце. Она действительно рано, будучи еще школьницей, вышла замуж и куда-то откочевала вместе с табором мужа. Больше я о ней до сих пор не слышала. А познакомились мы с Виткой еще в школе, она училась вместе с нами до восьмого класса. Вот, значит, как сложилась ее судьба... Мало того, что какой-то идиот убил ее в начале жизни, так теперь она еще и уйти не может. И не только сама, дети-то, чем виноваты?!
Повинуясь некоему наитию, я рядом с местом появления призрака сломала несколько веток, чтобы днем вернуться сюда уже целенаправленно и осмотреться более внимательно. Судя по тому, как неслышно подошедшая сзади Валентина тщательно повязывала на ветки Мишин носовой платок, друзья пришли к той же мысли.
На бледных губах Виты появилась слабая неуверенная улыбка, что вызвало у нас с Валентиной новый слезоразлив. Мужики согласно сопели рядом. Призрак еще немного повисел в воздухе, а потом начал медленно таять. Последней исчезла Лилька, улыбающаяся, как все дети, от уха до уха. На трассу мы вышли спокойно, никто и ничто нас больше не тревожило, кроме комаров. Оказалось, до нее было минут десять быстрого хода.
Как ни странно, "искали папоротник" мы всего полтора часа, танцы только что закончились, и мы успели незаметно влиться в поток наиболее стойких танцоров. Совершив ежевечерний круг почета по периметру территории, мы расстались до утра.
В номере стояла духота, и я, раздвинув шторы, открыла окно с сеткой, так что комары были не страшны. В комнату хлынул прохладный ночной воздух, выгоняя накопившееся за день тепло. Наконец-то раздевшись и скинув надоевшие парадные босоножки, я с наслаждением смыла растекшуюся "боевую раскраску" и ушла купаться под душ. Возвращаясь, случайно бросила взгляд в окно и остолбенела: на уровне верхушек осин передо мной висела злобная мужская рожа. Без шеи, без туловища, просто рожа, ибо лицом это назвать было нельзя. Без свечения, не темная, не такая, какими изображают зомби. Мужская цыганская злобная харя с ненавидящим взглядом. Раньше, до встречи с Виткиным призраком, я бы, наверное, с визгом вылетела в коридор, перепугав отдыхающих, но сейчас... Не поверите, меня охватила такая злость на этого нелюдя, что я с трехэтажным матом погрозила роже кулаком, перекрестила окно и начала читать все молитвы, какие знала. Уже на третьей строчке "Отче наш" рожа гнусно скривилась и растворилась в ночи.
Уже засыпая (окно на ночь закрывать не стала), до моих ушей тихо донеслось "скриииип... скриииип..." Под этот тихий скрип я и заснула.
Вечный Жид