Страшные истории и мистические истории

Японский искусственный сад – цукияма – даже при Апокалипсисе был той самой каплей красоты в море руин: некогда роскошно цветущие деревья иссохли, овальные декоративные камни покрылись трещинами, а пруд, в котором раньше плавали фонарики-лотосы, теперь больше походил на тоненький ручей; на красных тории облупилась краска, мраморные статуи троллей осыпались снежной крошкой, а вросшие в землю тачи-гата светили блекло, угасая вместе с этим некогда прекрасным местом; Рейн мысленно присвистнула: Эфемера выбрала слишком аляповатое убежище своей будущей могилы – сестра любила роскошь, и дампир даже не удивилась, что покровительница теней решила устроить в дзен-саду последний бой.

- Ты – грязная девчонка, Эфемера, - Рейн взялась за клинки, медленно подходя к противнице. – И играешь в грязную игру.
- Не позволяй ей отвлечь себя, Рейн. Соберись, - советовал напарник, и, услышав его голос, Эфемера широко улыбнулась, скрещивая руки на груди. Всё шло так, как она планировала.

Пустой, огромный мрачный сад,
Тоскливой тишиной объят.
Огонь здесь больше не горит,
В холодной тьме – Эдем стоит.

Стоит заброшен много лет
И ждёт людей, а их всё нет.
Без жизни он давно страдает
И сердце сада умирает.

Но люди больше не вернутся,
Они забыли где их дом.
Эдем стоит во тьме холодной
И засыпает вечным сном.

Женщины любят только тех, которых не знают.
М. Лермонтов

Давно это было. Еще только закончилась война. Страна восстанавливалась после тяжелых 2189 дней, в течение которых люди, ценой своих собственных жизней, смогли побороть врага.
Шел 1948 год.
Весеннее солнце грело своими теплыми лучами землю и уже вовсю шли полевые работы. Зое только-только исполнилось 16 лет и она, как и все, принимала в них активное участие.

Недалеко от поля, в котором работала Зоя, стоял яблоневый сад.
Весной, когда начинает цвести яблоня и запахи разлетаются на многие десятки метров, так хочется любить и быть с кем-то рядом.

Случаем поделился бывший сослуживец Евгений.

Когда Женя демобилизовался из рядов Советской Армии, отслужив срочную на Дальнем Востоке, и вернулся на родной Урал, достался ему небольшой садовый участок от тёти Лиды. Сама тётушка была на тот момент, слава Богу, жива, но не очень здорова. Потому и передала любимому племяннику все права и, естественно, обязанности по распоряжению таким довольно хлопотным хозяйством.

После первого же лета, намахавшись лопатой на грядках, натаскавшись навоза, проиграв неравную битву с сорняками, Евгений решил от сада избавляться. Понял, что ещё не готов ни морально, ни аморально гробить молодость на сомнительные дачные радости. Особенно в условиях уральского «рискованного земледелия».
Тётка, за последнюю четверть века своей жизни полившая потом и кровью каждую пядь земли родного сада, конечно, была против, но видя, что кроме племянника некому больше передать бразды правления садово-огородным хозяйством, вскоре смирилась с неизбежным.

Всем, в том числе, и Каролине, поставили крестик на щеке.

Из этого ужасного места дети выезжали долго. Это было что-то среднее между детдомом и концлагерем: взрослых тут не было, только персонал, а детей мог взять каждый желающий богатый человек. Но перед приездом Святой Ксении все дети приводили себя в порядок. Несмотря даже на то, что Ксения брала только измученных детей, которым уже даже не хватало сил на обычную гигиену. Всем, кого забирала Ксения ставили крестик. Обычный маленький крестик, татуировка. Он говорил о том, что ребёнок принадлежит теперь только этой прекрасной женщине.

Это были настоящие кареты: с крышами и прекрасными украшениями. На них из дерева вырезали диковинных птиц, а внутри, на небольшой скамье сидела наблюдающая: это всегда были темноволосые девушки с чёрными глазами. Никто не знал, зачем Ксения набирает именно такие женщин, но были не против: смотрелось красиво, да и карету не спутаешь. Извозчик тоже был темноволосым, и среди всех этих людей единственной отличавшейся была Святая Ксения: светловолосая, в пышном белом платье и голубеньким платочком, завязанный на шее.

Вначале скажу пару слов о себе. Меня зовут Александр, мне 34 года, я инженер по образованию, женат, есть дочь. Я никогда не употреблял наркотические и психотропные вещества. Алкоголь только по праздникам. А история это произошла со мной в Рязанской области, где я и живу. В то лето были сильные лесные пожары, наш коллективный сад расположен так, что огонь ему особо не грозил, но садоводы побаивались, и на ночь оставался хотя бы один человек. Особенно это было актуально в будни, когда народу мало. Дежурили по очереди. В ту ночь была моя смена.

Мне не спалось, было очень жарко и еще какое-то чувство, то ли страха, то ли тревоги, но не понятно по какому поводу. Где-то к часу ночи я начал засыпать и уже почти погрузился в сон, когда меня разбудил лай собаки. Овчарка Долли буквально надрывалась, привязанная перед домиком. Я вышел посмотреть что случилось, подумав, что кто-то посторонний забрался на территорию.

На улице была тишина (не считая истошного лая собаки), но Долли просто так лаять не будет, рядом были явно посторонние. Я отвязал собаку, взял в руки топор и пошел на разведку. Особо выбирать направление не пришлось, собака сама упорно тащила меня в сторону от дома, к кустам вишни. Кусты находились не на прямой видимости, а как бы за углом, я думал, что там затаился любитель халявной вишни, и уже приготовился дать ему «на орехи». Но когда я свернул за угол, решимость мою как рукой сняло.

Нет силы в старческих ногах,
Колхозный сад большой!
С тяжёлым вздохом на губах
Кузмич спешил домой.

Зачем ему идти домой?
Его никто не ждёт!
Живёт в саду он день - деньской
И ночи напролёт.

Колхозный сад он сторожил
Уже порядком лет
Его он всей душой любил
Ведь ближе сада нет!

Кладбища не зря называют "городами мертвых". Верю я, что у них там своя "жизнь". Может, приходят нас, живых, повидать, может, еще что... В 2007 году умерла моя бабушка. Как говориться, ничто не предвещало беды. Инсульт. Поэтому все её разговоры про похороны и всё остальное на протяжение двух лет мы не воспринимали, говоря, что рано про такое разговаривать. Но бабушка говорила: "Я хочу, чтобы вы знали, а то наделаете делов потом". Среди прочих указаний была просьба не запускать дачу, как она говорила, сохранить. Жили мы тогда за 1500 км, на выходные не съездишь, а что дадут 1,5 недели в году? К тому же поезд отменили и добираться до дачи было очень сложно.

В общем, не сохранили мы дачу. О чем и сами жалеем, но всё прекрасно понимаем.

Три года назад заметили мы около бабушкиной могилки вишню. Причем уже достаточно хороший росток, около 70 см. Год назад даже намека на вишню не было! Земляника была давно. А тут вишня... Достаточно капризное дерево. Единственное, если уж прижилось, то хоть что делай... Выкорчевали, привели могилки в порядок и ушли. Повторюсь, что в то время мы приезжали в тот город раз в год.

Карл как всегда копошился в саду. Этот человек полностью посвятил свою жизнь цветам, он никогда не жалел на них времени. Мужчина выращивал их с любовью, лелеял даже самый слабый и тонкий стебель, трепетно оберегал каждый бутон, порой проводя в своей оранжерее сутки.

Особое внимание тот уделял пионам. Карл относился к ним так, как-будто это самое дорогое, что у него было и заботился, как о собственной дочери.

Софья всегда старалась уважать и принимать увлечение мужа. Да, бывало, он заходил слишком далеко: мог ночевать в саду, не выходить оттуда днями, а иногда и отпрашивался с работы, лишь бы взглянуть на свои цветы. Но, если быть честной, то это даже немного нравилось женщине. Ведь иметь любимое дело - это прекрасно, а она, как любящая жена, должна поддерживать Карла.

Льюис гулял в саду. Алые розы вновь, спустя год, расцвели и подарили саду прекрасный аромат.
Завистливые соседи часто бранили Льюиса за долгие прогулки среди столь восхитительных цветов, ведь они не могли себе такого позволить из-за обильного количества работы и дел. "Взрослый мужик! На работу давно пора устроиться! А не бегать от всякой ответственности!"
Маленькая Нина слонялась вокруг своего братика и улыбалась, наслаждаясь жизнью и ярко-выраженным запахом роз, Льюис всегда уделял ей много времени и сил, он очень любил сестру и пытался научить её всему, что знает сам.
Родители Льюиса и Нины погибли в 1976 году, оба внезапно сгорели от рака, оставив Льюи все сбережения и одно единственное живое напоминание о них - Нину.
Тринадцатилетний мальчик долго страдал от отсутствия нежности и родительского тепла. До восемнадцатилетия Льюи их опекали две холодные и черствые троюродные тетушки, не дававшие никакой свободы мальчику и его пятилетней сестре.