На семнадцатом году пандемии жизнь начала приходить в норму. Затихли протесты против обязательной еженедельной вакцинации, установленные в каждой квартире камеры позволили обеспечить соблюдение масочно-перчаточного режима дома, а сканеры QR-кодов в подъездах окончательно лишили непривитых возможности выходить на улицу. Казалось, ещё немного — и вирус будет побеждён.
Все изменилось, когда директор ВОЗ, нестареющий Тедрос Гебрейесус, удостоенный Нобелевской премии за успешную борьбу с пандемией, объявил о появлении нового штамма. Какого по счету – тысячного? Двухтысячасемисотого? Никто уже не считал, да и незачем: будет прививка не раз в неделю, а два – велика ли разница?
Но бравый эфиоп на сей раз был настроен решительно. Как оказалось, ни вакцинация, ни локдауны, ни маски, ни тесты не обеспечивают 100% защиты от вируса. А значит, пришло время для более действенных мер. Проведенные исследования показали, что вероятность заразиться от похороненного или кремированного трупа равна нулю. Вот он, конец пандемии!
Ни о каких расстрелах, конечно же, речь не шла. Глава ВОЗ имел в виду исключительно добровольный уход из жизни.
Все изменилось, когда директор ВОЗ, нестареющий Тедрос Гебрейесус, удостоенный Нобелевской премии за успешную борьбу с пандемией, объявил о появлении нового штамма. Какого по счету – тысячного? Двухтысячасемисотого? Никто уже не считал, да и незачем: будет прививка не раз в неделю, а два – велика ли разница?
Но бравый эфиоп на сей раз был настроен решительно. Как оказалось, ни вакцинация, ни локдауны, ни маски, ни тесты не обеспечивают 100% защиты от вируса. А значит, пришло время для более действенных мер. Проведенные исследования показали, что вероятность заразиться от похороненного или кремированного трупа равна нулю. Вот он, конец пандемии!
Ни о каких расстрелах, конечно же, речь не шла. Глава ВОЗ имел в виду исключительно добровольный уход из жизни.