В помещении стояла гнетущая тишина, изредка прерываемая стонами. В воздухе витал ужасный смрад разложения, над завернутыми в черные полиэтиленовые мешки роились мухи. Нелицеприятную картину дополнял тусклый мигающий свет лампы, одиноко свисающей с потолка. Дышать было практически невозможно, затхлость и вонь вызывали непреодолимую тошноту и сильную головную боль.
Он шел медленно, шатаясь, держась одной рукой за стену, а второй прижимая к лицу уже окровавленную тряпку. Из многочисленных язв на его теле сочилась кровь, вперемешку с гноем, то и дело спина вздрагивала от очередного приступа кашля, и алые ручейки протекали между пальцев, покрывая пол отнюдь не ковровой дорожкой.
Кожа невыносимо пекла, будто обожженная огнем, глаза были прищурены, так как малейшая попытка их раскрыть шире оборачивалась давящей болью, от которой хотелось собственноручно лишить себя зрения. Он мало походил теперь на человека – больше на гниющий труп, который по неведомым законам природы продолжает двигаться, будто механически – сначала правая негнущаяся нога выдвигается вперед, будто кончиками пальцев ощупывая благодатное для ступни место, и лишь потом следом подтягивается левая. В этом существе практически не осталось разума – лишь инстинкт заставлял его прикрываться абсолютно бесполезной тряпкой и двигаться, не останавливаясь. Ведь остановившись, он упадет и подняться больше никогда не сможет. Даже сейчас зачатки инстинкта самосохранения превалируют над остальным.
Он шел медленно, шатаясь, держась одной рукой за стену, а второй прижимая к лицу уже окровавленную тряпку. Из многочисленных язв на его теле сочилась кровь, вперемешку с гноем, то и дело спина вздрагивала от очередного приступа кашля, и алые ручейки протекали между пальцев, покрывая пол отнюдь не ковровой дорожкой.
Кожа невыносимо пекла, будто обожженная огнем, глаза были прищурены, так как малейшая попытка их раскрыть шире оборачивалась давящей болью, от которой хотелось собственноручно лишить себя зрения. Он мало походил теперь на человека – больше на гниющий труп, который по неведомым законам природы продолжает двигаться, будто механически – сначала правая негнущаяся нога выдвигается вперед, будто кончиками пальцев ощупывая благодатное для ступни место, и лишь потом следом подтягивается левая. В этом существе практически не осталось разума – лишь инстинкт заставлял его прикрываться абсолютно бесполезной тряпкой и двигаться, не останавливаясь. Ведь остановившись, он упадет и подняться больше никогда не сможет. Даже сейчас зачатки инстинкта самосохранения превалируют над остальным.