Страшные истории и мистические истории

Светало. На смену непроглядной, холодной тьме ночи медленно, но верно приходила красивая заря, сопровождаемая яркими лучами солнца, хотя до восхода было ещё достаточно времени. Вдохнув полной грудью чистый, прохладный воздух, я закрыл глаза, на несколько секунд забыв, что всё-таки нахожусь на войне, пусть всё и пока что тихо. Улыбнувшись от окружающей безмятежности, я заворожённо глядел вдаль, на пышные зелёные леса, окружающие нашу крепость, Осовец.

Будучи в приподнятом настроении, я потянулся в нагрудный карман, после чего, нащупав там небольшой потёртый кусочек картона с чёрно-белой фотографией, вытащил и вновь взглянул на неё, - оттуда на меня глядела моя жена, которая, несмотря на эффекты съёмки, выглядела столь же прекрасно, как и вживую. «Я вернусь», - прошептал я с небольшой горечью на сердце, после чего максимально аккуратно убрал фотографию обратно, - эти штуки и в мирное время недешёво стоит сделать, что уж говорить про военное.

Вдохнув ещё раз, чтобы отделаться от давящей на сердце тоски по дому и семье, я почувствовал резкий, посторонний запах. Словно... «зелёные яблоки?», - внезапно пришло странное осознание. Стараясь не обращать внимания на это, я вновь устремил взгляд вдаль, и тут же приметил огромное, зелёное облако, стремительно приближающееся к нашему редуту, вместе с усиливающимся запахом, который становился невыносимым. «Что за чертовщина?» - послышался рядом голос часового, и я невольно вздрогнул, не ожидав услышать его, молчавшего до этого на протяжении нескольких часов.

Конец 1945 года. Победа над фашисткой Германией. Радостные солдаты - победители на эшелонах возвращались домой. Среди таких солдат был и Василий. Родом Василий был из Алтайского края.
Стоя у военного комиссариата и ожидая приглашения войти в кабинет, он, немного нервничая, курил. Светлая рубашка и выглаженные брюки подчеркивали его аккуратность и педантичность. На левом плече висела куртка, которую он придерживал рукой. Правая рука периодично совершала машинальные движения, поднося сигарету к его гудам. Светлые выгоревшие на солнце волосы трепал легкий осенний ветерок. И стоять так, курить и не думать о том, куда возможно через несколько часов он отправиться, было одно удовольствие.
Рядом стояла группа о чем-то спорящих ребят, которых, как и Василия, ждал военкомат и распределение по родам войск.
- На спор? - вдруг смеясь, вскрикнул один из них.
Василий затянулся сигаретой и стал вслушиваться в разговор. Один из ребят предлагал другим за две пачки папирос «Герцеговина Флор» подойти к сидящей в кабинете молодой девушке – младшему лейтенанту и произнести фразу «Ваши глазки сверкают, точно пули Красной Армии», после чего ее поцеловать. Куда целовать парень не уточнял. Поцеловать и все.
- На спор, - ответил Василий. Ребята обернулись и уставились на него.
- Ну давай, по рукам, - усмехнувшись, сказал предлагавший спор парень.

Эта история произошла в Великом Устюге в 1999 году.
Дмитрий Лебедев был обычным парнем 25 лет. Окончил школу, отслужил в армии, работает на железобетонном заводе, в общем, совершенно непримечательный парень. Жил Дмитрий с родителями в просторной трёхкомнатной квартире. Его мать работала на должности главного инженера на одном из оборонных предприятий, вследствие чего очень часто задерживалась на работе. Отец Дмитрия был военным и очень редко бывал дома, пропадая постоянно в командировках. Больше никакой близкой родни у Дмитрия в городе и не было, кроме его дедушки Богдана. Дедушка был ветераном Великой Отечественной войны, имел ордена и медали, но никогда о своей службе ничего не рассказывал и вообще был очень замкнутым человеком. Он никогда не приходил на праздники в гости, очень редко звонил и вообще был довольно нелюдимым, поэтому его звонок очень удивил Дмитрия, который только что вернулся с работы и поднял трубку телефона.
Услышав голос деда, Дмитрий сразу понял, что тот сильно напуган. Дедушка очень настойчиво требовал, чтобы внук его навестил именно сегодня вечером и не иначе. Хоть и удивлению Дмитрия не было предела, он пообещал, что обязательно приедет и повесил трубку.
Дед Богдан проживал в старом районе Устюга, и добираться до него было довольно-таки далеко, поэтом Дмитрий добрался до дома деда, когда на улице уже основательно стемнело.

Утром, хоть и ужасно хотелось поспать подольше, пришлось встать очень рано. Я не хотела подвергать подругу опасности из-за того, что она нас приютила. Сытный завтрак и чистая одежда заметно подняли настроение и ужасы прошедшей ночи казались теперь простым сном. Как проснулась, я не заметила ни ангела, ни теней, ни даже той собаки, которую растерзали на улице. Но, даже если всё произошедшее оказалось лишь сном, люди Ордена в любом случае не оставят нас в покое. Да ещё военные, которые недавно наполнили город хаосом... Не из-за нас, но всё же. Лучше нам не оставаться у Вероники.
Первым делом, когда я, выспавшись и наевшись досыта, смогла снова адекватно размышлять, что делать дальше, то, наконец, задумалась, как мне обращаться к ребёнку. Когда мы сбежали из Ордена я думала, что этот мальчик просто не понимает немецкую речь и поэтому молчит. Потом я предположила, что молчит он из-за сильного стресса после того, что люди Ордена сделали с его деревней. Но, возможно, он с самого начала был немой? В любом случае узнать хотя бы имя было сложно. Общими с подругой усилиями удалось понять, что немецкий язык он знает, хоть и, судя по реакции на наши вопросы, слабо. Потом было решено дать ему новое имя. Не знаю, понял ли он, но согласно закивал. После непродолжительных дебатов, больше между собой, мы с Вероникой выбрали «Гензель» и «Конрад». Мальчику больше понравилось последнее имя, поэтому так и назвали его. Далее подруга дала мне два комплекта маминой одежды, а Конраду нашла два из своих детских вещей не сильно ярких оттенков. Так же она не пожалела нам свою старую дорожную сумку, куда собрала еды, лекарств и немного денег на первое время. Жаль, что с документами ничего не сделать - возвращаться домой опасно. Но, если действительно разгорелась война, то это было не так важно. Хотелось убежать подальше, как-то выжить, может быть найти мою мать... А там дальше видно будет.

Эту историю мне поведала знакомая, у которой бабушка застала блокаду Ленинграда. Далее с её слов.

Когда мне было 7 лет, началась блокада Ленинграда. Жили мы в общежитии, так же там проживало ещё 5 людей и среди них немощная старуха, которая почти не ходила, но это было не так. Едва все взрослые ушли, остались только я и старуха, она сразу вскочила и начала суетливо бегать по кухне. Тут она достала свежий кусок белого хлеба, от которого у меня ум за разум зашёл, ведь я не ела около 2-ух дней. Так же она достала вазочку с конфетами, о чём на тот момент даже и мечтать не приходилось. Мои руки сами потянулись к конфетам, но едва я хотела взять одну, как старуха забрала их у меня из под носа и сказала: "Пошли ко мне, чай с сахаром попьём". Старуха шла впереди, я следом.

В её комнате мерзко пахло гнилью. Как только мы оказались в её комнате, она резко схватила меня за руку и потащила в угол. Обессиленная голодом, я не могла сопротивляться. Старуха швырнула меня в угол комнаты так, что я сильно ударилась головой и мое сознание помутилось.

И когда Он снял четвёртую печать, я слышал голос четвёртого животного, говорящий: иди и смотри. И я взглянул, и вот конь бледный, и на нём всадник, которому имя "смерть"; и ад следовал за ним...
Иоанн Богослов, откровение 6:7-8.

Никто всерьёз не ждал, что апокалипсис наступит. Вернее, ждали, так себе, про между прочим. Судачили, сплетничали за кухонными разговорами, в метро, кафешках, на корпоративах под звон бокалов вперемешку с анекдотами. Смеялись, что пугают и пугают, а на деле-то, враньё и чушь собачья.

Армагеддон предсказывали многочисленные прорицатели во все времена. Снимались страшилки с разными сценариями. Назывались точные даты. Бессчётное число теорий о приближении конца перестало удивлять людей. Мир продолжал существовать, перешагивая каждый раз, через черту назначенного судного дня. Вулканы не взорвались. Астероиды благополучно пролетели мимо, солнце не угасло. Апокалипсис был рукотворным. Это существо - человек, мозг которого за миллионы лет достиг способности проникнуть в тайны мироздания, уничтожил сам себя в топке ядерной преисподней.

- Широка степь, Колька... широка... - попыхивая самокруткой, хриплым тихим голосом произнес пожилой мужчина. Его потемневшее лицо, испещренное морщинами, обдувал теплый степной ветер, а в отблеске почти потухших глаз красное солнце медленно садилось за горизонт.

- Бывало так... - продолжил он. - Сядешь с ребятами, хлебнешь кипятка - внутри тепло немножко. Так же на закат смотришь, и вроде кажется - вот, и война на закат... А как ночь, так громыхать начинает. И бежишь-бежишь по этой степи, думаешь: "А доживу ли я до следующего заката? До следующей кружки с кипятком?"
- И то верно, Федька, - в быстро наступающих вечерних сумерках вспыхнула еще одна самокрутка. - До сих пор, думается, воюем... А только за что? За кого?..
- За детей, за жен, за внуков, - старик глубоко вздохнул и хмыкнул. - Только ни дети, ни внуки за это медали тебе не дадут. Благодарность - вот она медаль, только такая редкая. Не у всех... блестит... А помнишь, Коль, вон там - на холмике - Толю с Сашкой оставили. До сих пор сердце за них болит - легли, да не отпетыми. Только и успели, что землей присыпать их. Как им там?
- Да как и всем, Федя... Как и всем. Богу думаешь, велика печаль, как кого присыпали и отпели? Как жил, что сделал - стало быть, это важно.
- Стало быть...

Все пишут ужасы. Ужасы, которых не бывают. Одних авторов этих историй можно смело отправлять читать полностью такой же рассказ, выпущенный раньше. Даже среди выдуманных рассказов они сами выдумать ничего не могут!
Пока эти люди пишут рассказы, утыкаясь часами в блокнот, происходят настоящие ужасы. Кто-то, начитавшись таких рассказов, начинает бояться своего окружения. Вдруг вокруг лишь одни монстры?
Откроем глаза, вокруг действительно большинство - монстры, и лишь немногие среди них - умные главные герои рассказа "Жизнь". Все они были королями, но стали монстрами. Донбасс, Сирия, Пёрл-Харбор, Мировые войны.
Мы - лишь растения, необходимые этим монстрам-правителям для их личных целей. Мы используемся, но не открываем свою сущность другим. Мы боимся.
Нам втирают дичь, и мы её делаем. Мы распространяем дичь своим друзьям, друзья - своим друзьям. Те, кто просветлён - молчат. И так из поколения в поколение. Наш мир - погребён заживо.

Несколько лет назад довелось гостить у дальних родственников на Волге. Раньше никогда в той деревне не бывал. Общались очень редко. По старинке, письмами. А тут решил навестить волжскую и чувашскую родню. Ну, и в это дальнее село заодно заехал.

Народ деревенский простой, бесхитростный. С такими людьми быстро входишь в задушевный контакт. Особенно под деревенское свойское пивко и самогоночку. На вечернем застолье случайно всплыла в разговоре военная тема. Немудрено – в семье, где я гостил, три фронтовика – три родных брата. Было. Теперь уже все покойнички. Хотя, может быть, и не все... Но обо всём по порядку.

В самый разгар беседы хозяйка дома отворила крышку кованного сундука в углу комнаты и достала на свет Божий... кольчугу! Настоящую, старинную – музейный экспонат! Не какой-нибудь дешёвый новодел. Видно сразу. Несмотря на солидный возраст, богатырский доспех хорошо сохранился, благодаря бережному хранению.

Случай описан по рассказу моего дяди-фронтовика, Георгия.

Служил в их миномётном дивизионе боец по имени Яков. Ну, как боец... Ружьё у него, конечно, было. Только пострелять всё никак не получалось. Да и не особо рвался Яша в бой. Был он приставлен к лошадям. Потому и отсиживался в горячие моменты подальше от передовой. Не говоря уже про рукопашные схватки с лютым ворогом. К тому же, у миномётчиков иные задачи.

Несмотря на свою сравнительно безопасную для здоровья военную обязанность, Яша постоянно ходил перевязанный бинтами. То его лошадь укусит, то конь на ногу наступит, то телегой зашибёт... Страдалец, одним словом. И нытик был тот ещё. Любой разговор в конечном итоге сводил к тому, как ему достаётся на этом проклятом фронте. Только сочувствия от товарищей дожидался не часто. Не то время было...