Страшные истории и мистические истории

Эта история произошла со мной совсем недавно, две недели назад. Был сложный рабочий день, и я вернулся домой довольно поздно (живу я один).

Я принял душ, поел и уставший лёг спать. Только начал проваливаться в сон (в голове была всякая ерунда уже), как дверь шкафа, стоявшего прямо возле моей кровати, противно заскрипела. Я потихоньку вышел из сна и посмотрел на дверь: в темноте она казалась чёрной прямоугольной тенью. И клянусь, она двигалась! Очень медленно и плавно, словно кто-то невидимый толкал её рукой. Что происходит? – молнией мелькнула мысль в моей голове. Но к своему стыду что-то придумать, кроме как закутаться с головой в одеяло, увы, я не смог. Однако, полный мрак благотворно подействовал на меня: потихоньку я начал ощущать себя в безопасности и нормализовалось дыхание, которое к этому моменту уже было прерывистым.
Тут же в голову стали приходить успокаивающие мысли: да это же ветер или ещё что, с чего вообще мне пришло в голову, что это что-то необычное?

Прервал мои размышления голос. Сиплый такой, осторожный... Я сначала не понял, в доме воцарилась тишина, лишь тиканье часов доносилось с кухни, да и шум завывания ветра за окном, а потом мой слух отчётливо разобрал 3 простых слова и, как показалось, вопрошающий был совсем недалеко от меня:
- Есть здесь кто?

История эта произошла в Китае с мальчиком, которому на тот момент было лет десять. Однажды он поехал со своим приятелем-ровесником в деревню, и там они встретились с другом из местных, и отправились гулять куда-то на выселки.

Нагулявшись всласть, развернули лыжи в сторону дома. К этому времени уже стемнело (в этой части Китая уже часов в 7 вечера темно, как ночью). Шли они по пустынной дороге по направлению к деревне, вокруг ни души, оживленно обсуждали свои детские вопросы, смеялись.

Вдруг сзади очень отчетливо некий голос позвал по имени деревенского парнишку. Все дружно обернулись и никого не увидели. Решили, что это глюк и пошли дальше. Через несколько секунд тот же голос опять позвал по имени того же мальчонку, но уже откуда-то спереди и сбоку (то есть как-то где-то наискосок). Обычный человек попросту не смог бы так быстро переместиться. И вот когда три веселых друга снова посмотрели в сторону голоса - стало совершенно невесело.

Каждую ночь Дафна просыпается от звонка абонента, номер которого скрыт. Сначала она пытается игнорировать вызов, но вскоре понимает, что это так просто не прекратится. В отчаянии девушка решает взять трубку и поначалу не слышит ничего, кроме шорохов и бормотания. Вся эта ситуация начинает напоминать дешевый фильм ужасов ровно до того момента, пока она не начинает различать голоса. Голоса людей, убитых одним и тем же человеком.

Пролог

Бездна. Темная, как уголь, и страшная, как сам Ад. С каждой секундой она затягивает все сильнее, не давая возможности даже подумать о спасении. Все вокруг кажется нереальным, картонным, фальшивым.
Рядом с ней все существующие границы стираются.
Бездна ужаса и отчаяния отражается в его собственных глазах. Бездна холодной расчётливости и нескрываемой жестокости — в глазах напротив.
— Знаешь, почему люди убивают других людей? — уверенный голос заставляет тело еще сильнее дрожать.
— Ппрошу вас... я никому... не скажу.

Работая в архивном центре Высшей школы журналистики и массовых коммуникаций Санкт-Петербурга я в один момент наткнулся на весьма интересный экземпляр писем, датированный почти вековой давностью. Собственно, об этих письмах, или же показаниях, что не столь важно, как и не важно моё имя, и пойдёт речь. Думаю, стоит начать свой рассказ с самых корней, чтобы не повергать читателя в шок от спонтанной динамичности. Я учусь на четвёртом курсе СПБГУ, на направлении радиожурналистики, почти всё свободное время отдаю диплому, такова суровая реальность. И, конечно, ничто не поможет в написании диплома лучше, чем архивные записи университета. Так и случилось сейчас. Вечером, после учёбы я пригубил кофе и отправился в архив, находящийся совершенно в другом месте, нежели основной корпус. Поэтому я счёл рациональным сначала проводить своих друзей, и лишь затем посвятить всего себя важной работе, от которой зависит моя жизнь. Только ближе к семи вечера я таки добрался до архива. Отброшу все эти формальности с приветствием персонала и поиска отдела по нужной для диплома теме.
Книги по радиожурналистике уже лежали на столе и я отправился к дальней полке для поиска финального материала. Пыльный воздух щекотал лёгкие, верный показатель, что тут уже давно никто не убирался. Темнота, хоть глаз выколи, поэтому пришлось воспользоваться карманным фонариком, который я носил всегда при себе. Впечатление от этого сектора архива было, мягко скажем, нелицеприятным. Полусгнившие и пыльные рукописи, готовые разлететься в труху от любого прикосновения, дряхлые доски полок еле сдерживали весь этот удручающий материал. Не знаю, задел ли я что-то, или от одного взмаха руки и налетевшего потока воздуха, но прям передо мной в ту же секунду с противным скрипом рухнула полка, свалив несколько книжек набок, а один свёрток жёлтых заплесневелых бумаг упал прямо к моим ногам. Всё это достаточно нервировало и я, цокнув языком, решил ничего не трогать и убраться подальше из этой секции... всё равно, судя по всему, она ещё долго никого не будет интересовать. Я выключил фонарик и в спешке отошёл от полок, предварительно не забыв сделать одну вещь - на всякий случай я прихватил с собой упавший свёртки бумаг.

Рейн бежала в никуда: тонкая дорожка из телефонных проводов растворялась в пелене тумане; видимость была практически на нуле, поэтому приходилось прислушиваться к любым окружающим звукам, чтобы хоть как-то обезопасить себя. Стрекот сверчков, журчание воды, кваканье лягушек... Всё выглядело относительно нормально, но вот дампир не верила всему этому – это лишь иллюзия, обманка, просто создана для того, чтобы окончательно запутать её и сбить с пути. И у природы это, чёрт возьми, получается: девушка уже больше трёх часов (навскидку) блуждала по болотам Морттона, но так и не нашла тот самый особняк имени Борегарда, в котором, как она предполагала, могли находиться выжившие. Даже достав карту и сверившись с местностью, которая сильно отличалась от нарисованных каракулей на пожелтевшей бумаге, можно сделать вывод, что полукровка заблудилась. Рейн тяжело выдохнула; следовало этого ожидать, к тому же Морттон – просто огромный лабиринт, только за место высоких стен тебя окружают вонючие болота, кишащие разного рода падалью. Складывая лист бумаги и убирая его обратно в карман брюк, девушка стала ступать по натянутому тросу телефонных проводов; она шла медленно, прислушиваясь к любому странному звуку, смотря исключительно себе под ноги, ведь впереди – ничего нет; даже вытяни руку - она бы потерялась в туманном облаке, была бы «отрезана» белой дымкой.

Мои знакомые, которые по натуре являются любителями шумных компании часто звали меня на свои ночные попойки и тому подобные мероприятия. И тем не менее мои ответы были очень редкие и в большей степени отрицательные. Моё отсутствие дома, казалось бы, приводило их в состояние недоумения. Несмотря на то, что, я говорил им о том, что редко бываю дома из-за того, что люблю прогулки на свежем воздухе, истинная причина моего отсутствия была в моей мании к кладбищам и некрополям.

Я любил проводить время среди усопших. Бесчисленные склепы, и могилы, в которых покоятся неизвестные мне люди, были моими частыми спутниками. Иногда я, сидя напротив надгробий, задавал вопросы покоящимся в них людям. Кто бы мог подумать, что я получу ответы на свои глупые шалости?

Однажды под покровом ночи, в свете луны, окрасившей погост в цвет костей, я в свой очередной раз блуждал по безлюдному кладбищу. Рассматривая могильные плиты и наслаждаясь одинокой тишиной, я скитался, казалось, без всякой цели. Я любил это место, а оно, казалось бы, взаимно награждало меня уединением вдали от порочных и глупых существ, заполнивших своими тушами эту прекрасную зелёную планету. Я достаточно глубоко погружался в мысли, а потому, услышав какой-то приглушённый крик исходящий издалека, подумал, что просто показалось. Но не прошло и пяти секунд как кто-то снова крикнул, на этот раз сильнее. Я не мог поверить своим ушам. Направив свой взгляд вдаль, я не увидел никаких признаков человеческого присутствия.

- Ну, кто у нас там следующий? - поинтересовалась женщина средних лет у молодой девушки.

Эти прекрасные дамы - работницы психбольницы. Сейчас у них было что-то вроде перерыва, сменилась очередная смена санитарок и врачей. Они же, устав от этого шума, вместе коротали время на четвёртом этаже. Тем более, девушка, оказывается, была не совсем готова к такой стрессовой работе, ей требовался покой. Где-то внизу ещё слышаться возгласы новый прибывших пациентов, который ещё не успели накачать успокоительными. «Я – Наполеон!» «Ха, а я Бонопарт!».

Женщина уже давно привыкла к голосам умалишённых, а вот у девушки каждый раз пробегали мурашки.
- Оксан, я здесь такой ужас нашла, - она подняла округлившиеся глаза, будто десятирублёвые монеты, на женщину, - какое-то досье на маленькую девочку. Соседи и друзья говорят, что во время приступов она может убить кого угодно, - растерянно пролепетала брюнетка, вертя в руках папку.
- Та-ак, а вот тут уже поподробнее, - Оксана выпрямилась и прихлебнула чай.

Торжество. Свадебное торжество. Как много суматохи и подготовки к этому дню двоих влюбленных. Кажется весь месяц от подачи заявления до кануна этого дня двое, будущие жених и невеста, трудятся день и ночь, что бы устроить праздник для всей семьи, как со стороны жениха, так и со стороны невесты. А ведь родственников у каждого из них очень много, тут тремя столами не обойдешься. Даже дальние родственники приглашены. Вот и сейчас, пятого октября мы с Аленой проводим последнюю подготовку перед нашим днем.
Праздновать это знаменательное событие мы решили в загородном особняке ее родителей. Точнее как решили, это было условие ее родных, не выполнив которое свадьбы попросту не было бы. Нет, я не скажу, что родители были против нашего союза, просто эта традиция всегда была обязательной вплоть с того самого года, когда построили этот особняк. Владимир Сергеевич и Тамара Михайловна, много раз рассказывали, как проводилась каждая свадьба, с одна тысяча восьмисот девяносто шестого года. В этот год, достроив это строение, прадедушка Владимира Сергеевича женился, и в момент застолья вся семья условилась на этой традиции. Всегда говорили, что это правило было обоюдным с двух сторон. Но мне было интересно, неужели ни один член семьи не возразил? Пусть даже и в последующих свадьбах. Скорее всего, возражения были, просто о них утаивали или вовсе не проводили торжество и не давали согласие на брак.

Кто-то толкает в бок... Саша проснулась и вскочила с кровати, осмотрелась, никого нет. Посмотрела на часы, уже 10 утра. Голова раскалывалась, вчера опять перебрала спиртного. Саша прошла в детскую, еле как переступая через раскиданные игрушки. Хотя немного игрушек перешагнула она, в основном, на полу валялись бутылки разного цвета и с разными этикетками. Были там и из-под пива и из-под водки, но были и красивые из-под коньяка. Ими больше всех остальных бутылок любил играть Димка. Он расставлял их и что-то бубнил под нос, пока веселая компания распивала и смеялась. Она остановилась, разглядывая их, и задумалась. "Скоро новый год, сегодня?". Какое число она не знала, каждый день как один. Сотовый телефон она давно продала, телевизор разбился. Как-то в очередную веселую гулянку кто-то не удержался на пьяных ногах. Димка тогда очень плакал, что больше не будет мультиков, но мать только накричала на него и отправила спать. Димке уже три годика, хороший мальчишка растет, добрый и общительный, видел бы его отец... С этими мыслями и головной болью Саша зашла в детскую, малыш ещё спал. Она любила сына, любила когда трезвая. Но она ненавидела Новый год. Всем сердцем и душой проклиная этот весёлый праздник. Она любила сына, но когда жгучая отрава попадала в нее, она просто забывала про свою любовь.

Не могу понять, хоть убейте. Что происходит?
Я что, умер? Но я же ем, и пью.
А мертвые не едят, ну так в фильмах по крайней мере.
Нееет. Ущипнул себя за ногу:
- Ааа, больно.
Крикнул на всю кухню.
Живой, с облегчением вздохнул.

Прислушался...
За шкафом кто-то дышит. Дыхание тяжелое, хрипловатое, словно дед астматик дышит.
"Да какой дед? Там вообще никого не должно быть".