Выйдя в небольшую комнату, дампира встретил красный гобелен с изображением символики общества Туле: в центре композиции находилась свастика, из которой исходил меч, пронизывающий ветви неизвестного дерева, листы которого образовывали рунику названия нацисткой организации. Полукровка, отодвинув полотно, прошла внутрь помещения, которое было скрыто от посторонних глаз: оттуда шёл коридор прямиком в камеры заключения, где содержались преступники, предатели и просто провинившиеся люди, тут же их и допрашивали и убивали – кровь на стенах была ещё свежей. Но сейчас... Ни в переговорной, ни за решётками, нигде никого не было – будто все солдаты на базе в одночасье исчезли только по щелчку пальца. Что-то здесь было нечисто, и Рейн знала, что подвоха можно ожидать с любой стороны. Она шла по тёмному коридору, освещённому одной единственной мигающей лампой, слушая эхо собственных каблуков; настолько тихо бывало разве что в гробу. Дампира гнетущая обстановка сильно напрягала: хоть бы один фашист-паршивец выскочил, но нет – кроме неё в тайной комнате никого. Совсем. И даже когда она вышла в небольшую столовую, где кроме перевёрнутой мебели ничего не было, она стала нервничать: не вели ли её немцы в ловушку? Вполне вероятно, но она сможет выбраться из любого, даже самого опасного капкана. Жертвы никогда не смогут обхитрить хищника, вышедшего на охоту.
А Рейн очень сильно изголодалась по смертям.
А Рейн очень сильно изголодалась по смертям.