Тогда, небо было чистым. Как всегда в начале июля. Часовня отбивала полдень, а мы сидели на старой детской площадке. Монашки не искали нас - мы сами предупредили, что пойдем сюда смотреть за птицами и тихой городской жизнью. Ты сидел на качелях и жевал карамель, которую делают в монастыре. Тебе она нравилась, а по мне она была очень приторно-згоревшей застывшей массой на палочке. Слева в нескольких десятках метров уже шумело море, и мы пошли туда насобирать ракушек. Вернулись мы уже вечером, и нас отругали за столь долгое отсутствие. От этих воспоминаний начинает болеть спина, не находишь? Ведь тот пастор-педофил бил не жалея. А ты помнишь этого гада? А вот я помню. А ещё я помню как вытаскивал тебя из его комнаты. Ты весь был в синяках и в странной жиже, которая неприятно пахла. Мы были детьми тогда, мы не понимали, что он с тобой делал. Но я рад, что он сдох, а ты? Ведь именно ты подсыпал ему цианид, смешанный с отравой для крыс. Сколько нам тогда было? Десять или одиннадцать? Ай, не важно.