Если честно, мне уже порядком надоело терять сознание, а тем более мне надоело то, что каждый раз все происходит одинаково: сначала плотная тьма, начинает становиться слегка сероватой и ты думаешь: «Зачем? Здесь же так уютно и хорошо, зачем просыпаться». Потом медленно, словно по крохотным кусочкам, перед глазами начинает собираться картина того момента, после которого ты и потеряла чувства боли, которое, обычно мучило тебя перед этой потерей сознания. Так вот, просыпаться, таким образом, мне надоело, и я решила просто встать и пойти.
Дернувшись, я резко села, но моим мышцам видимо больше нравился старый способ пробуждения и они совсем отказались меня слушаться. Я снова упала на спину и ощутила под затылком больничную подушку. Это очень меня удивило, ведь я помнила, что упала на кафельный пол, а сейчас лежу в своей же кровати, в той же самой палате. Но тут я вспомнила еще кое-что: тонкую иглу, вонзившуюся в кожу, так близко от моей сонной артерии.
Я потрогала шею. Слева остался крошечный шрамик, который почти не чувствовался. Занимаясь изучением своей шеи, я не заметила самого важного. Несмотря на не послушность мышц, шея все-таки смогла повернуться немного вправо и я увидела девушку.
Она сидела, откинувшись на спинку кресла, и с озабоченным видом разглядывала какие-то склянки, каждая из которых была заполнена до половины какой-то зеленоватой жидкостью. Повернув голову еще немного, я смогла рассмотреть ее получше. Она была в коротких серых шортах, мятой белой футболке, и грязных больничных шлепанцах. Короткие русые волосы, были заколоты набок ржавой «невидимкой».
Дернувшись, я резко села, но моим мышцам видимо больше нравился старый способ пробуждения и они совсем отказались меня слушаться. Я снова упала на спину и ощутила под затылком больничную подушку. Это очень меня удивило, ведь я помнила, что упала на кафельный пол, а сейчас лежу в своей же кровати, в той же самой палате. Но тут я вспомнила еще кое-что: тонкую иглу, вонзившуюся в кожу, так близко от моей сонной артерии.
Я потрогала шею. Слева остался крошечный шрамик, который почти не чувствовался. Занимаясь изучением своей шеи, я не заметила самого важного. Несмотря на не послушность мышц, шея все-таки смогла повернуться немного вправо и я увидела девушку.
Она сидела, откинувшись на спинку кресла, и с озабоченным видом разглядывала какие-то склянки, каждая из которых была заполнена до половины какой-то зеленоватой жидкостью. Повернув голову еще немного, я смогла рассмотреть ее получше. Она была в коротких серых шортах, мятой белой футболке, и грязных больничных шлепанцах. Короткие русые волосы, были заколоты набок ржавой «невидимкой».