На старом скрипевшем кресле-качалке с облупившейся коричневой краской сидела старуха. Она обрывала лепестки с розы чернильно-чёрного цвета и пускала их улетать в бескрайнюю синеву неба. На спинку, чудом не развалившуюся от сырости, села маленькая птичка. Она робко чирикнула и быстро оглядывалась по сторонам. Старуха, с удивительной ловкостью для своих преклонных лет схватила птичку в свои высохшие руки, не обращая внимания на то, что она клевалась.
- Эх, сестричка, - старуха обернулась к могиле, стоявшей чуть позади. На ней красовалась молодая девушка, - При жизни ты меня не послушала, может, теперь выслушаешь?
После этих слов она свернула голову бедной птице и выбросила её, мёртвую, в сад. Слеза пробежала по морщинистой щеке. Чтобы не заплакать навзрыд старуха посмотрела на небо, по которому плыли теперь не белые облака, а серые тучи и запела. А ведь начиналось всё иначе...
- Сьюзан, дорогая, просыпайся! - крикнула Виктория и засмеялась, - Одевайся скорее, ты же не хочешь опоздать на праздник?
- Ах... Викки, я так рада тебя видеть, сестрёнка! Уже бегу надевать платье, - сонно ответила сестра. Затем она позвала служанку, - Эмили! Помоги с платьем. Какое выбрать- вон то, зелёное, - Сьюзан указала на платье из струящейся шёлковой ткани с аккуратными рюшами у выреза на груди, - Или вон то, сиреневое, - на этот раз палец указал на пышное платье. Подол его украшали кружева, цветы пришиты по всей талии, тяжёлый корсет.
- Зелёное, мэм! - ответила служанка Эмили, с робостью вошедшая в комнату.