Очнулась Нина в больнице. Жутко болела голова, будто её только что чем-то огрели.
Мысли путались, язык заплетался.
- Что, очнулась? Как самочувствие?
Нина удивилась. "Походу я сбрендила, уже глюки пошли" - тихонько подумала про себя девочка, оглядев пустую палату.
- Ты не сошла с ума, это я, твой ангел-хранитель.
"Точно сбрендила! Уже какие-то ангелы-хранители мерещатся".
- Я всегда с тобой рядом, но ты меня не замечала, до этого момента. Я тебя защищаю и оберегаю.
"Ага, защищаешь. А где ты был, когда я отравилась пиццей, а?"
- Помнишь голос, который говорил тебе не есть пиццу? Это был я. Но ты не послушалась меня.
"Ладно, ладно. Проехали. А зачем ты, собственно, пришёл? Сама знаю, что меня этот гадёныш отравил. Я ему отомщу рано или поздно".
- Я хотел тебе сказать, чтобы ты была осторожней с братом. Ты ещё даже не знаешь, что за человек твой брат.
"Я и так это знаю. Тебе обязате..." - Нина не успела договорить. Она стала резко задыхаться. Все потемнело и через мгновенье перед лицом девочки предстал брат, душащий её. Его глаза были красными, а лицо застыло в ужасной гримасе.
Мысли путались, язык заплетался.
- Что, очнулась? Как самочувствие?
Нина удивилась. "Походу я сбрендила, уже глюки пошли" - тихонько подумала про себя девочка, оглядев пустую палату.
- Ты не сошла с ума, это я, твой ангел-хранитель.
"Точно сбрендила! Уже какие-то ангелы-хранители мерещатся".
- Я всегда с тобой рядом, но ты меня не замечала, до этого момента. Я тебя защищаю и оберегаю.
"Ага, защищаешь. А где ты был, когда я отравилась пиццей, а?"
- Помнишь голос, который говорил тебе не есть пиццу? Это был я. Но ты не послушалась меня.
"Ладно, ладно. Проехали. А зачем ты, собственно, пришёл? Сама знаю, что меня этот гадёныш отравил. Я ему отомщу рано или поздно".
- Я хотел тебе сказать, чтобы ты была осторожней с братом. Ты ещё даже не знаешь, что за человек твой брат.
"Я и так это знаю. Тебе обязате..." - Нина не успела договорить. Она стала резко задыхаться. Все потемнело и через мгновенье перед лицом девочки предстал брат, душащий её. Его глаза были красными, а лицо застыло в ужасной гримасе.