Мы были свободны. Пожалуй, единственное, что радует, когда приходится вспоминать о том ужасном времени. Почему ужасном? Чтобы вы понимали.. Подростковый максимализм бьёт через край!
Парни трясут грязными шевелюрами, ловко захватывая гитарные струны отросшими ногтями, из-за чего на уши давит соответствующий скрип. Да, наверное и до сих пор остаются мечтой вечера в холодном общежитии на полу в комнате мальчишек, пока дежурный не совершил обход по этажам. Хотя какое дежурному дело до наших пьяных песен, когда тараканы занимают большую часть кровати и лезут в открытый пакет чипсов? Пепел оставлял серые дорожки на моих штанах. Мы многим занимались. Да на самом-то деле всем на свете, кроме учебы. Родители ругались, а мы редко им звонили, потому что считали себя взрослыми. Какая девушка в шестнадцать лет, связавшаяся с плохой компанией, поддавшаяся стадному инстинкту и всеобщему давлению, не набьет татуировку, не сделает пирсинг на самом видном месте, словно знак отличия, флаг собственной индивидуальности?
В школьные годы Марину тяжело было услышать, добиться слова от нее, ведь мелкая мышь куда громче пищит, чем говорит Марина. Правда, поступив в нашу «шарагу», она осветлилась перекисью, тогда-то от её густой шевелюры остался небрежный ёжик. Из довольно стройной и хрупкой девушки она превратилась в полную бабищу, обтянутую джинсами размера XL с заниженной талией. Стала оторвой.
Парни трясут грязными шевелюрами, ловко захватывая гитарные струны отросшими ногтями, из-за чего на уши давит соответствующий скрип. Да, наверное и до сих пор остаются мечтой вечера в холодном общежитии на полу в комнате мальчишек, пока дежурный не совершил обход по этажам. Хотя какое дежурному дело до наших пьяных песен, когда тараканы занимают большую часть кровати и лезут в открытый пакет чипсов? Пепел оставлял серые дорожки на моих штанах. Мы многим занимались. Да на самом-то деле всем на свете, кроме учебы. Родители ругались, а мы редко им звонили, потому что считали себя взрослыми. Какая девушка в шестнадцать лет, связавшаяся с плохой компанией, поддавшаяся стадному инстинкту и всеобщему давлению, не набьет татуировку, не сделает пирсинг на самом видном месте, словно знак отличия, флаг собственной индивидуальности?
В школьные годы Марину тяжело было услышать, добиться слова от нее, ведь мелкая мышь куда громче пищит, чем говорит Марина. Правда, поступив в нашу «шарагу», она осветлилась перекисью, тогда-то от её густой шевелюры остался небрежный ёжик. Из довольно стройной и хрупкой девушки она превратилась в полную бабищу, обтянутую джинсами размера XL с заниженной талией. Стала оторвой.