Впечатлительным не читать!
Присутствует ненормативная лексика!
На часах 5-35 утра, но я уже давно проснулся. Я лежу, просто лежу на кровати... но знаете, что страшнее всего в моей истории? Мои родители тоже здесь, смотрят на меня. А я могу лишь отводить взгляд, изо всех сил стараясь не заорать от ужаса. Сильно пахнет кровью. Свежепролитой кровью. Черт возьми, мне страшно, как мне страшно, Господи...
Здесь... есть что-то. Нечто. И как только я покажу, что проснулся, мне тут же настанет писец. Я сдохну, сдохну - и никто не придет на помощь. Я уже думал над тем, как можно спастись – но единственный выход – это бежать, изо всех сил бежать на улицу. Орать, вопить, звать на помощь. Надеяться, что меня хоть кто-то услышит. Хоть соседи. Кто угодно. Шансы не велики, но если я останусь тут, то мне писец, наверняка. Оно ждет. Ждет, когда я проснусь. Когда я увижу его «шедевр».
Но мне надо начать с самого начала.
Часа три назад я проснулся от криков. Кричали дома. Здесь. Я встал и пошел проверить что за дела, но по пути понял, что хочу ссать. Блин, надо ведь было пойти и проверить, что за шум, но нет, поссать же важнее! Оно меня могло убить, в любой момент. Но, в общем... короче, когда я вышел из туалета, то... ковер был весь в крови. Я дал стрекача до своей комнаты, трясясь от ужаса как девченка и спрятался под одеялом, пытался заснуть опять, уверяя себя, что все это просто сон, просто странный сон.
Присутствует ненормативная лексика!
На часах 5-35 утра, но я уже давно проснулся. Я лежу, просто лежу на кровати... но знаете, что страшнее всего в моей истории? Мои родители тоже здесь, смотрят на меня. А я могу лишь отводить взгляд, изо всех сил стараясь не заорать от ужаса. Сильно пахнет кровью. Свежепролитой кровью. Черт возьми, мне страшно, как мне страшно, Господи...
Здесь... есть что-то. Нечто. И как только я покажу, что проснулся, мне тут же настанет писец. Я сдохну, сдохну - и никто не придет на помощь. Я уже думал над тем, как можно спастись – но единственный выход – это бежать, изо всех сил бежать на улицу. Орать, вопить, звать на помощь. Надеяться, что меня хоть кто-то услышит. Хоть соседи. Кто угодно. Шансы не велики, но если я останусь тут, то мне писец, наверняка. Оно ждет. Ждет, когда я проснусь. Когда я увижу его «шедевр».
Но мне надо начать с самого начала.
Часа три назад я проснулся от криков. Кричали дома. Здесь. Я встал и пошел проверить что за дела, но по пути понял, что хочу ссать. Блин, надо ведь было пойти и проверить, что за шум, но нет, поссать же важнее! Оно меня могло убить, в любой момент. Но, в общем... короче, когда я вышел из туалета, то... ковер был весь в крови. Я дал стрекача до своей комнаты, трясясь от ужаса как девченка и спрятался под одеялом, пытался заснуть опять, уверяя себя, что все это просто сон, просто странный сон.
Потом... потом я услышал, как открылась дверь моей комнаты. Я украдкой выглянул из под одеяла, чувствуя себя как напуганным до смерти пятилетним пацаном. Я увидел, я увидел как что-то втаскивало тела моих родителей в комнату. И это не было человеком, блин, не было! Что-то голое, безглазое и безволосое, с походкой пещерного человека, ссутилившееся под весом мамы и папы... Вот только это что-то было умнее любого пещерного человека. И оно понимало, что делает.
Отец... отца оно усадило на пол, оперев на кровать, и развернуло его голову ко мне лицом. Маму оно усадило на стул. Как и отца – лицом ко мне. Потом... потом оно начало тереть ладонями по стене, рисуя кровью пентаграмму, гребаную чертову пентаграмму в круге! Тварь расстаралась на полную, рисуя этот шедевр... В завершение она написала что-то на стене, какое-то послание, но было слишком темно, я не мог это прочесть.
А сейчас эта тварь сидит у меня под кроватью и выжидает, блин, выжидает!
Мне страшно. Мне страшно. Блин, как же... как же... глаза привыкли к темноте. Понимаете? Я могу прочесть, что там написано, но не хочу, не хочу, потому что даже просто подумать об этом – это писец. Но я чувствую, что должен увидеть это. Должен увидеть. Перед смертью.
И я смотрю.
«Я знаю, что ты проснулся»...
Отец... отца оно усадило на пол, оперев на кровать, и развернуло его голову ко мне лицом. Маму оно усадило на стул. Как и отца – лицом ко мне. Потом... потом оно начало тереть ладонями по стене, рисуя кровью пентаграмму, гребаную чертову пентаграмму в круге! Тварь расстаралась на полную, рисуя этот шедевр... В завершение она написала что-то на стене, какое-то послание, но было слишком темно, я не мог это прочесть.
А сейчас эта тварь сидит у меня под кроватью и выжидает, блин, выжидает!
Мне страшно. Мне страшно. Блин, как же... как же... глаза привыкли к темноте. Понимаете? Я могу прочесть, что там написано, но не хочу, не хочу, потому что даже просто подумать об этом – это писец. Но я чувствую, что должен увидеть это. Должен увидеть. Перед смертью.
И я смотрю.
«Я знаю, что ты проснулся»...
Мелодия