Мне душно и жарко, я словно в бреду.
Очень тихая ночь. Беспокойно я сплю.
На город спустилась странная ночь;
Тревожно душе, ей ничем не помочь;
Беспокойно и тяжко, ей б умчаться: куда?
Безнадежно окутана мраком земля
Как сетями паук свою жертву плетет,
А мне душно и жарко, меня что-то гнетет.
В ночь открыто окно, и не видно луны.
Я слышу во сне нарастают шаги,
Все ближе и ближе ко мне человек
Свой откуда-то сверху узнаю силуэт.
Очень тихая ночь. Беспокойно я сплю.
На город спустилась странная ночь;
Тревожно душе, ей ничем не помочь;
Беспокойно и тяжко, ей б умчаться: куда?
Безнадежно окутана мраком земля
Как сетями паук свою жертву плетет,
А мне душно и жарко, меня что-то гнетет.
В ночь открыто окно, и не видно луны.
Я слышу во сне нарастают шаги,
Все ближе и ближе ко мне человек
Свой откуда-то сверху узнаю силуэт.
Вижу себя, как неспешно иду,
Шагами своими рву тишину,
По широким и пыльным коридорам пустым,
Как будто сквозь призрачный, сказочный дым.
Чем дальше вперед, тем сильнее года
Здесь оставили след - и теперь пустота,
Что сменила веселье и шум голосов,
Что стерла всю память сказанных слов.
Вот дошел до конца и увидел я дверь,
Голос жуткий раздался: "Не верь им, не верь..."
Открываю ее и вхожу в светлый зал,
Старик со старухой в нем танцевал.
Очень странно одеты. Дикая пляска!
На старческих лицах - карнавальные маски.
Пианист, как в припадке, по клавишам бьет,
Поиграет, встанет, поклон отдает.
Тут компания эта меня увидала,
Давно будто здесь меня ожидала.
Музыкант бросил клавиши, изменился в лице,
И вдруг со старухой помчались ко мне.
Бежали толкаясь, ругаясь, крича,
Подбежала старуха и говорить начала:
"Зачем... Зачем... Знал, что так будет,
Говорил, время нас не погубит!
В этом мире без смысла не вечно ничто,
Так иди же, иди и спроси у него!"
И закончила речи мерзкой ухмылкой,
Растаяв в туманно-призрачной дымке.
Следом ко мне пианист подбежал,
Говорить все пытался, руками махал,
Схватился за сердце, на колени упал.
Задрожал, засмеялся - и тоже пропал.
И остался в зале старик тот один,
Он решил уходить, я пошел вслед за ним.
Тут же стены исчезли, появился обрыв,
Он стоял там у края. Какой был мотив?
Когда крикнул ему, он обернулся когда
Как же так... Я узнал в нем себя.
Наблюдал за мною дряблый двойник,
Я поверить не мог, это я - но старик!
Тут он начал смеяться и в грудь себя бить,
И с улыбкой кривой начал мне говорить:
"А ты знаешь..." Я слушать не стал,
Двойника оттолкнул - он с обрыва упал.
И когда я проснулся, в голове все гудел,
Его смех истерический эхом звенел.
Весь в холодном поту, я немного дрожал,
"И приснится же мне" - сам себе я сказал.
А вокруг все спокойно, тихо, темно,
Улица шумная уснула давно.
Лишь звучал еще смех в моей голове
Как сплетенье времен в таком странном сне.
Шагами своими рву тишину,
По широким и пыльным коридорам пустым,
Как будто сквозь призрачный, сказочный дым.
Чем дальше вперед, тем сильнее года
Здесь оставили след - и теперь пустота,
Что сменила веселье и шум голосов,
Что стерла всю память сказанных слов.
Вот дошел до конца и увидел я дверь,
Голос жуткий раздался: "Не верь им, не верь..."
Открываю ее и вхожу в светлый зал,
Старик со старухой в нем танцевал.
Очень странно одеты. Дикая пляска!
На старческих лицах - карнавальные маски.
Пианист, как в припадке, по клавишам бьет,
Поиграет, встанет, поклон отдает.
Тут компания эта меня увидала,
Давно будто здесь меня ожидала.
Музыкант бросил клавиши, изменился в лице,
И вдруг со старухой помчались ко мне.
Бежали толкаясь, ругаясь, крича,
Подбежала старуха и говорить начала:
"Зачем... Зачем... Знал, что так будет,
Говорил, время нас не погубит!
В этом мире без смысла не вечно ничто,
Так иди же, иди и спроси у него!"
И закончила речи мерзкой ухмылкой,
Растаяв в туманно-призрачной дымке.
Следом ко мне пианист подбежал,
Говорить все пытался, руками махал,
Схватился за сердце, на колени упал.
Задрожал, засмеялся - и тоже пропал.
И остался в зале старик тот один,
Он решил уходить, я пошел вслед за ним.
Тут же стены исчезли, появился обрыв,
Он стоял там у края. Какой был мотив?
Когда крикнул ему, он обернулся когда
Как же так... Я узнал в нем себя.
Наблюдал за мною дряблый двойник,
Я поверить не мог, это я - но старик!
Тут он начал смеяться и в грудь себя бить,
И с улыбкой кривой начал мне говорить:
"А ты знаешь..." Я слушать не стал,
Двойника оттолкнул - он с обрыва упал.
И когда я проснулся, в голове все гудел,
Его смех истерический эхом звенел.
Весь в холодном поту, я немного дрожал,
"И приснится же мне" - сам себе я сказал.
А вокруг все спокойно, тихо, темно,
Улица шумная уснула давно.
Лишь звучал еще смех в моей голове
Как сплетенье времен в таком странном сне.
Nafanya