Я засыпаю на короткие мгновенья,
На лик накинув чёрный капюшон,
Мне снятся души. Я, не ведая сомненья,
Скажу, никто кошмаров не лишён.
На мёртвых лицах столько ярости. Я слышу,
Как раздирают моё сердце сотни рук,
Их не виню, сама себя я ненавижу,
Ведь я не в силах разорвать Вселенной «круг».
Как объяснить, что душу мне терзают
Агонии предсмертные и крик,
Когда, пытаясь выжить, умоляют,
Не веря в чудо и спасенье ни на миг?!
На лик накинув чёрный капюшон,
Мне снятся души. Я, не ведая сомненья,
Скажу, никто кошмаров не лишён.
На мёртвых лицах столько ярости. Я слышу,
Как раздирают моё сердце сотни рук,
Их не виню, сама себя я ненавижу,
Ведь я не в силах разорвать Вселенной «круг».
Как объяснить, что душу мне терзают
Агонии предсмертные и крик,
Когда, пытаясь выжить, умоляют,
Не веря в чудо и спасенье ни на миг?!
Они ползут и вьются, словно гады,
Настырно лезут в потаённые места
Моей души, заполненной их ядом,
Что изрыгают их остывшие уста.
Они безумны. И, не ведая пощады,
Впиваются зубами, чтоб убить.
Они пусты, глаза, такого взгляда
Мне в жизни моей вечной не забыть!
Они повсюду и гурьбою наступают,
Плюют в чело и, отрывая от плаща
Мой капюшон, как истуканы замирают,
Они так близко от паденья палача!
Я вся дрожу. Кошмар погубит скверный,
Ору от страха, и кричит мне в унисон
Мой вечный спутник, Ворон верный,
На чёрных крыльях унося ужасный сон...
Настырно лезут в потаённые места
Моей души, заполненной их ядом,
Что изрыгают их остывшие уста.
Они безумны. И, не ведая пощады,
Впиваются зубами, чтоб убить.
Они пусты, глаза, такого взгляда
Мне в жизни моей вечной не забыть!
Они повсюду и гурьбою наступают,
Плюют в чело и, отрывая от плаща
Мой капюшон, как истуканы замирают,
Они так близко от паденья палача!
Я вся дрожу. Кошмар погубит скверный,
Ору от страха, и кричит мне в унисон
Мой вечный спутник, Ворон верный,
На чёрных крыльях унося ужасный сон...
Кэйли