Как небо рассыпает звёзды, и злиться полная луна,
Из глаз моих струятся слёзы, и я иду... Иду туда,
Где в чёрном обветшалом гробе, сомкнувши веки, спит вампир.
Я ощущаю сердца дроби, зовущие на этот пир.
Босыми ножками по глине, в белом платьице льняном
От света звёзд я прячусь в тине, а от крестов горю огнём...
В моменты эти понимаю, о чём поют ночные птицы,
Но я тем звукам не внимаю – не время слушать небылицы!
Но слышу – он зовёт и стонет, из вен моих испить желает...
На погребальном своём троне вампир жестокий восседает.
Я не могу сопротивляться тем звукам, тем прикосновеньям...
И с ним хочу навек остаться – продлить безумное мгновенье.
Из глаз моих струятся слёзы, и я иду... Иду туда,
Где в чёрном обветшалом гробе, сомкнувши веки, спит вампир.
Я ощущаю сердца дроби, зовущие на этот пир.
Босыми ножками по глине, в белом платьице льняном
От света звёзд я прячусь в тине, а от крестов горю огнём...
В моменты эти понимаю, о чём поют ночные птицы,
Но я тем звукам не внимаю – не время слушать небылицы!
Но слышу – он зовёт и стонет, из вен моих испить желает...
На погребальном своём троне вампир жестокий восседает.
Я не могу сопротивляться тем звукам, тем прикосновеньям...
И с ним хочу навек остаться – продлить безумное мгновенье.
То роковое искушение... Огонь и дрожь по бледной коже!
Моё ночное увлечение на всё земное не похоже.
Сто вольт по венам – пыл эфеба! Шипы вонзаются в десницу.
Дрожит земля, трясётся небо, в крови слипаются ресницы...
Лишь первый луч его объятья, точно проклятье, ослабляет,
Мне возвращает восприятие, и сила наслажденья тает.
Он засыпает, костенеет, на труп становится похожим,
И только крови след алеет на чёрной, прежде бледной коже.
Я ощущаю: ломит шею, запястья, вены боль пронзает,
Сочится кровь, я вся немею, а солнце утро восславляет!
Я прячусь в тень, затем из тени ползу, стыд кровь разогревает...
Спешу домой. Зарыться б в сене! Лишь слёзы щёки омывают.
Меня снедает жажда мщенья, я побороть хочу пороки!
О, нет для демона прощенья, испившего из тела соки!
Топор и кол. Я возвращаюсь. Ликует небо. В сердце злоба.
В тиши могильной снова каюсь и открываю крышку гроба...
Вампира нет! Вскипают вены, вокруг вибрации движений,
Как будто дышат склепа стены... Его клыков прикосновенье –
Мой крик. В округе никого. Но чувствую, целуют боги
Моё наивное чело, чтобы помочь сгубить пороки.
Теперь я страсти не раба! Могу ему сопротивляться.
Добра и зла идёт война: я не имею права сдаться.
Он свой красивый бледный лик к моим коленям нежно клонит,
Целует бёдра, в тот же миг протяжно, жалобно так стонет,
Направив в душу пылкий взгляд, гипнотизирует желаньем...
Но боги мне убить велят, закончить грешное свиданье.
В последний раз я слышу стон, в последний раз целую губы...
И вот колом повержен он – пронзила сердце я инкубу!
Покрылся плесенью, тоской мой принц – остались только кости.
Теперь я обрету покой, не буду полуночной гостьей...
Кто ты, избранник тьмы и ночи? В чём сила лютая твоя?
Прошу, открой слепые очи. Я каюсь! Пощади меня!
Луна в ночи вновь поднимает с постели жалкую меня,
Печаль великая снедает мой разум... Навсегда твоя!
Опять идти мне по могилам в навечно опустевший склеп,
Ночное платье пачкать илом. Жаль, плиты не дадут ответ.
Он просто спит, но не проснётся, он знает тайну, но молчит,
И сердце мёртвое не бьётся, и пульс по венам не стучит...
У гроба мёртвого вампира с тех пор стою я до утра,
Всё жажду боли, жажду страсти, струятся стоны из нутра...
Да, сожалею, что любила исчадье ада, ночи, льда,
Но всё же каюсь, каюсь! Каюсь! Что погубить его смогла.
Моё ночное увлечение на всё земное не похоже.
Сто вольт по венам – пыл эфеба! Шипы вонзаются в десницу.
Дрожит земля, трясётся небо, в крови слипаются ресницы...
Лишь первый луч его объятья, точно проклятье, ослабляет,
Мне возвращает восприятие, и сила наслажденья тает.
Он засыпает, костенеет, на труп становится похожим,
И только крови след алеет на чёрной, прежде бледной коже.
Я ощущаю: ломит шею, запястья, вены боль пронзает,
Сочится кровь, я вся немею, а солнце утро восславляет!
Я прячусь в тень, затем из тени ползу, стыд кровь разогревает...
Спешу домой. Зарыться б в сене! Лишь слёзы щёки омывают.
Меня снедает жажда мщенья, я побороть хочу пороки!
О, нет для демона прощенья, испившего из тела соки!
Топор и кол. Я возвращаюсь. Ликует небо. В сердце злоба.
В тиши могильной снова каюсь и открываю крышку гроба...
Вампира нет! Вскипают вены, вокруг вибрации движений,
Как будто дышат склепа стены... Его клыков прикосновенье –
Мой крик. В округе никого. Но чувствую, целуют боги
Моё наивное чело, чтобы помочь сгубить пороки.
Теперь я страсти не раба! Могу ему сопротивляться.
Добра и зла идёт война: я не имею права сдаться.
Он свой красивый бледный лик к моим коленям нежно клонит,
Целует бёдра, в тот же миг протяжно, жалобно так стонет,
Направив в душу пылкий взгляд, гипнотизирует желаньем...
Но боги мне убить велят, закончить грешное свиданье.
В последний раз я слышу стон, в последний раз целую губы...
И вот колом повержен он – пронзила сердце я инкубу!
Покрылся плесенью, тоской мой принц – остались только кости.
Теперь я обрету покой, не буду полуночной гостьей...
Кто ты, избранник тьмы и ночи? В чём сила лютая твоя?
Прошу, открой слепые очи. Я каюсь! Пощади меня!
Луна в ночи вновь поднимает с постели жалкую меня,
Печаль великая снедает мой разум... Навсегда твоя!
Опять идти мне по могилам в навечно опустевший склеп,
Ночное платье пачкать илом. Жаль, плиты не дадут ответ.
Он просто спит, но не проснётся, он знает тайну, но молчит,
И сердце мёртвое не бьётся, и пульс по венам не стучит...
У гроба мёртвого вампира с тех пор стою я до утра,
Всё жажду боли, жажду страсти, струятся стоны из нутра...
Да, сожалею, что любила исчадье ада, ночи, льда,
Но всё же каюсь, каюсь! Каюсь! Что погубить его смогла.
Battalions Fear