Страшные истории и мистические истории

— Доча, родненькая, ты как?
— Лучше всех, уф-ф-ф, па, — на кровати лежит девушка с бледным и худым лицом, глаза у неё измождённые, с нездоровым блеском. Рядом стоит мужчина с недельной щетиной и седыми прожилками в волосах, он с нежностью смотрит на неё, — как мама?
— Спит, сморило её, я заменил. С работы сразу сюда, — вздыхает мужчина и приседает на стул, — погода нынче дождливая, кругом пробки...
— Па, ты тоже уставший, уф-ф-ф, — тяжело переводит дыхание девушка, — иди поспи, вместе с мамой, уф-ф-ф... я никуда не убегу.
— Нет, малышка, я теперь буду рядом, и так много времени потерял за зря с этой проклятой работой, — он берёт её за руку и гладит ладонь, — болит сегодня?
— Не, па, мне хорошо, уф-ф-ф, час назад мне поставили капельницу с морфином, уф-ф-ф, сейчас я летаю! Ну что? — девушка с надеждой смотрит на отца своими голубыми, с мутной поволокой, глазами, они особо выделяются на безволосой голове, — может тогда, уф-ф-ф... раз уж ты тут и никого больше нет рядом... уф-ф-ф...

Почта в стране работает так зашибись, что документ отправленный из пункта А в пункт Б, если его грамотно нацелить, набирает скорость поезда который его везёт, стремительность полёта самолёта на котором он летит, и обретая силу пинающего сапога почтальона обрушивается на ничего не подозревающий зад адресата. Так было и в этот раз. Был обычный для мерзкого серого города понедельник. Слякотный и унылый. Два человека смотрели на экран монитора. Один сидя, другой стоя за его спиной. В руках стоящего была пачка листов с набитым текстом и многочисленными штампами. Знающий человек сразу бы определил по цвету штампов, что исходящие на них имеют московскую принадлежность. К пачке документов неизвестное лицо через службу доверия передало и диск с видеозаписью. Вот этот-то диск и смотрели эти двое. Один полковник с очень секретной фамилией, такой секретной, что лень придумывать ему оперативный псевдоним, а второй – просто Смелов. О нём ничего пояснять автор не будет, потому как Смелов — это Смелов. Может и в башню закатать. На видеоролике две лысых особи неопределённого пола и возраста целовались беззубыми ртами. Потом с одной особи упали брюки, обнажив ягодицы и ноги, затем упала со скамейки и сама особь. Видеосъёмка была чёткой, и было хорошо видно, что это старики. Пол не определить, но одежда однотипная, похожа на больничную. Герои съёмки громко кричали нецензурные слова, лезли друг другу под одежду. Падали, дрались.

Ели разлепив веки, Вася мутным взглядом попытался оценить обстановку. Какой-то человек напротив, всё как в тумане, больше никого. Что случилось, не вспоминалось. Так: это был мой день рождения, мы выпили, поехали в баню с гостями... Что дальше?
— Эй, человек, я где?
— Какая тебе к чёрту разница где, сначала узнай с кем.
— Чё грубишь? Ты кто?
— Я тот, которого Вы называете Ангелом-хранителем или типа того. Звучит как-то длинно и чёрт пойми о чём. Ладно. Помнишь что-нибудь?
— Смутно. Похоже, я перепил вчера.
Ангел достал сигарету, закурил.
— Не перепил, а нажрался. У тебя был день рождения, вот я и прибыл тебя навестить. Немного опоздал, знаешь, и у нас иногда бывают обстоятельства, завис тут с одной Ангелиной, не успел тебя из блудняка забрать.
— Мне бы домой, отлежаться. Голова болит и не болта не помню.
— А тебе и нечего помнить. Ничего примечательного, да и неважно теперь это. Ты умираешь.

— Ох, ёкарный бабай... Как они вообще себе это представляют?
— Что такое, Толян?
— Ты план на сегодня смотрел? Во!
— Тэк-с... «Чебурашка», «Лотос», «Калинка», «Сокровище»... Ну и что?
— Ты знаешь, что такое «Сокровище»?
— Написано, медцентр какой-то.
— Не какой-то, а гинекологический.
— Мож возьмём Женьку? Же-е-е-к-а-а!
— Чего тебе?! – В дверь высунулось недовольное существо предположительно женского пола, судя по форменной юбке.
— Жека, ты утром подмывалась?
— Да пошёл ты!
— Жека не подойдёт!
— Что, думаешь, не подмывалась, да?
— Они на беременных специализируются! Мне вчера Ленка как раз что-то грузила, что хочет к ним ходить на курсы подготовки к родам. Что ты на меня так смотришь?

Длинный узкий коридор пересекают ещё два таких же. В стенах коридоров прямоугольные вырезы. Вырезы обиты тёмным деревом и завешены чёрными шторами. За каждой из штор светлая комната с четырьмя пружинными кроватями и простыми тумбами. Полы из плитки, их моют из пожарных шлангов два раза в неделю. Стены выкрашены светло-зелёной масляной краской. Потолок низкий, большая часть ламп не работает. В последнее время, говорит Вера, больных стало намного меньше, говорит, что этому месту перестали доверять. Каждая вторая палата пустует, а в остальных доживают свой срок всего с десяток детей. Сюда редко заходят родители, большинство, кто здесь лежит, сироты.
— Зато игрушек теперь на всех хватает. — Счастливо улыбается Вера.
Вера — черноволосая стройная девушка, вот уже несколько лет работает медсестрой в детском хосписе. С ней я познакомился всего год назад. Здесь же. Во сне. С этого момента хотя бы раз в месяц я обязательно появляюсь у неё в гостях.

Жизнь, будто компенсируя отсутствие подростковых прыщей, щедро возила меня лицом по не струганному столу - и на улице пожил, и в каком-то притоне, и в центре социальной реабилитации. Не подумайте, будто я плыл по течению. Я брался за каждую свесившуюся с осыпающегося берега тростинку в попытках выплыть - и объявления "кредит до миллиона рублей наличными!". Расклеивал и мусор на свалках фасовал, и видел колбасу с вашего стола ещё протестующе крякающей. Но как-то не складывалось.
Так меня занесло в медицину. В паллиатив.
- Контингент у нас своеобразный, - закурил директор, - и в дерьме измазаться любят, и носки соседские пожевать, так что глаз да глаз нужен. И нервы.
- Я как раз четырёхглазый, - солидно поправил я очки. Так наше собеседование длиной в сигарету переросло в трёхдневную стажировку, а после и в полгода моей работы в данном учреждении.
Помните рассказ, как мужик решил обогатиться на продаже конского навоза и закормил свою лошадь до смерти? Чем-то напоминает мою клинику: набирали и раковых, и психически несовершенных, и просто тех, кто слишком утомил своих детей, но кошелёк администрации чуть прочнее кобыльего желудка, так что пока пансионат цветёт и пахнет. Хотя бы внешне.

На протяжении трёх месяцев я пребывал в одном из хостелов Екатеринбурга, где и ознакомился с одной из тамошних легенд. Изначально я столкнулся с этим как с сказкой о злом дяде, но своеобразие персонажа вынудило меня углубиться в эту историю и, должен признаться, большая часть сюжета внушает доверие. Речь идёт о молодом человеке по прозвищу Глобус. Чем обусловлен такой своеобразный псевдоним, неизвестно, но звучало просто и цепко, поэтому оно активно использовалось в обиходе, вытеснив его имя и фамилию.

Родился в одной из республик, откуда по достижению пятнадцати лет переехал в Челябинск на учёбу, но не сложилось. "Колледж на коммерческой основе был - тут я, и рядом он, который два слова связать не может, - цитируют его знакомые, - а я-то хорошо учился".

Уже потом Глобус охотно делился происходящим там беспределом: "Ищу футболку и нахожу среди одежды кулёк с недоеденной сосиской. Потом в ботинках тушёнку нашёл: у соседа еду отжимали, так он её у меня гасил. Меня-то не трогали".

Глоток воздуха, за ним второй... больше не чувствую его. Такое омерзительное ощущение, когда ты не делаешь ничего, кроме как лежишь. Непонятно где и непонятно зачем. Твои измученные глаза не видят ничего, кроме лишь пары знакомых предметов. Немного позже ты осознаешь, что лежишь среди комнаты, начинаешь чувствовать холодный пол, тело бросает в дрожь и ты медленно, при смерти, начинаешь ползти к кровати. Дрожащими руками пытаешься ухватиться хоть за что-то. Собираешься с силой, медленно поднимаешься и падаешь на мягкую поверхность. Холод сменился жаром. Изнутри тебя пылает огонь и в ушах шум голосов, который сливается в один гул. Болезнь полностью взяла контроль над моим бессильным телом. Яркий свет...

Я снова здесь. Стою на ногах, смотрю на нее: она так прекрасна. Ее прекрасные светлые волосы трепал ветер, глаза смотрели куда-то вдаль. Медленно, я провожу рукой по ее спине, поправляю ее черную бейсболку. Мы медленно приближаемся друг к другу, на закате августовского заходящего солнца. Ее теплые губы коснулись моих, холодных. Я снова счастлив... Тьма.

Глухая тишина комнаты оборвалась скрипом открывающейся двери. Показался силуэт мальчишки, лет 13-14. На нем была старая футболка и рваные штаны. Он медленно шагал по скрипящему паркету, стараясь не издавать лишнего шума. Комната была небольшая и очень тусклая. Левый угол был пустым, там висело лишь треснутое зеркало, а вот в правом шумел ржавый холодильник "Мир", который часто подтекает. В центре стоял массивный стол из дуба, за всю жизнь его передвигали всего пару раз. Поэтому под ним скопилось огромное количество пыли и всевозможного мусора. Рядом на стуле сидел мужчина лет тридцати двух. Подол его длинного потертого пиджака едва касался пола. Мальчик аккуратно присел напротив него и тихо спросил: "Ты спишь, пап?". Мужчина медленно поднял голову и посмотрел на мальчика. "Сын, сделай папе чайку. Папа вчера устал и хочет отдохнуть". Ребенок не торопясь встал, налил в чайник немного воды. Затем поставил на стол тарелку с черствыми плюшками и две треснутые кружки. "Папа, я хочу, чтобы ты рассказал мне про Ту историю". Отец резко повернулся лицом к мальчику и сказал: "Ты еще слишком мал. Когда проживешь второй десяток - расскажу. И помни, я держу свое слово!". "Но, папа, ты говорил мне в том году, что когда мне будет четырнадцать, тогда и расскажу!". Отец нахмурился и сказал: "Ладно, черт с тобой. Налей мне этого долбаного чая и садись". Ребенок послушно выключил кипящий чайник и плеснул кипятка в кружку отца. Мужчина взялся одной рукой за голову, другой же вытер слезу с левого глаза и обратился к сыну: "Сынок, никогда не доверяй врачам"...

- Да вы шутите... - севшим голосом произнес Иван, уже сжимая в зубах долгожданную сигарету, - и куда нам по вашему девать ее?
Полицейский на его вопрос только развел руками.
- Наша задача доставить, а вы тут уже сами разбирайтесь.
Алексей стоял рядом и, хмурясь, слушал разговор. В коридоре морга, тускло освещенного бледными мигающими лампами, собралась целая толпа уставших врачей и не менее измотанных полицейских. У самой стены стояла каталка с телом, накрытым обычным шерстяным пальто. Оно и было причиной раздора.
- Издеваетесь! – срываясь на крик, не унимался Иван. – Мало того, что в окружной заморозка полетела, и у нас в холодильниках уже места нет, так вы еще на нас свою работу повесить пытаетесь!
На последних словах он ткнул пальцем во врача скорой помощи, который нетерпеливо переминался с ноги на ногу.
- Наш вызов был формальностью, и вы это сразу поймете, если удосужитесь взглянуть, наконец, на труп, - резко заявил он.
Иван со злобой уставился на врача, не выпуская изо рта злосчастную сигарету, которая уже успела превратиться в мочалку.
- Насколько я помню, ваша смена кончается через полчаса, - продолжил врач невозмутимым тоном, - если повремените с перекуром, то уложитесь в срок. А каталку мы заберем, - у нас их жесткий дефицит. Как и простыней, впрочем.