Я помню такой животный страх, с домовым связан.
В детстве мы с ним подрались. Точнее, мне от него досталось. Мама сказала, что я впечатлительная и мне это приснилось. Ага, приснилось, синяк неделю не сходил с руки...
У бабушки в доме летом народу много собиралось, сенокос - пора горячая. Спали кто где. Мы, мелкие, на полу в комнате. Половицы настелены от порога вдоль, то есть на одном конце половицы порог, на противоположном - я ногами к порогу.
Проснулась ночью как раз от такого вот ужаса. Темнота, хоть глаз выколи, ночь темная, да еще шторы закрыты. Я к сестренке младшей поближе хотела подвинуться, а она далеко откатилась. Я рукой шарю, а её нету, только одеяло натянулось. Крикнуть не могу, со страху онемела. Ну, лежу, боюсь. И ясно чувствую, что в доме чужой. Дверь закрыта изнутри, снаружи не открыть, никто не войдет. А всё одно - чужой. И чувствую, что кто-то тяжелый вдруг через порог переступил и на половицу встал. А я-то как раз на ней лежу, чувствую. Мама моя! И ко мне идет. Шагов не слышно, только половица гнется. Вес большой, как бык. Подошел, рядом стоит, только руку протяни. Тишина гробовая.
В детстве мы с ним подрались. Точнее, мне от него досталось. Мама сказала, что я впечатлительная и мне это приснилось. Ага, приснилось, синяк неделю не сходил с руки...
У бабушки в доме летом народу много собиралось, сенокос - пора горячая. Спали кто где. Мы, мелкие, на полу в комнате. Половицы настелены от порога вдоль, то есть на одном конце половицы порог, на противоположном - я ногами к порогу.
Проснулась ночью как раз от такого вот ужаса. Темнота, хоть глаз выколи, ночь темная, да еще шторы закрыты. Я к сестренке младшей поближе хотела подвинуться, а она далеко откатилась. Я рукой шарю, а её нету, только одеяло натянулось. Крикнуть не могу, со страху онемела. Ну, лежу, боюсь. И ясно чувствую, что в доме чужой. Дверь закрыта изнутри, снаружи не открыть, никто не войдет. А всё одно - чужой. И чувствую, что кто-то тяжелый вдруг через порог переступил и на половицу встал. А я-то как раз на ней лежу, чувствую. Мама моя! И ко мне идет. Шагов не слышно, только половица гнется. Вес большой, как бык. Подошел, рядом стоит, только руку протяни. Тишина гробовая.
Минут пять так прошло. Ну, устала я бояться, конечно. Вспомнила, что домового надо послать подальше, чтобы отстал. Я возьми да и пошли его от души шепотом. И с головой под одеяло нырнула, откуда только силы взялись.
Каааааак он по мне шарахнет! Как дубиной! По руке попал, по косточке на запястье. И ушел так же тяжело. И страх исчез.
Я вскочила и бегом к матери на кровать. Она смеется.
А утром синяк на руке аж черный.
Не поверили, говорят, что сестра во сне повернулась и саданула. А то я не помню, что она от меня в шаге аж была, когда я вскочила.
Больше я его не видела и не слышала. Не, ну шуркается что-то в доме, но с тех пор не пугал. Пару лет назад было опять такое же чувство страха дичайшего. Первый день в отпуске в деревне получился, в том же доме, в полной темноте. Видать, вспомнила... Выругалась громко и уснула.
Каааааак он по мне шарахнет! Как дубиной! По руке попал, по косточке на запястье. И ушел так же тяжело. И страх исчез.
Я вскочила и бегом к матери на кровать. Она смеется.
А утром синяк на руке аж черный.
Не поверили, говорят, что сестра во сне повернулась и саданула. А то я не помню, что она от меня в шаге аж была, когда я вскочила.
Больше я его не видела и не слышала. Не, ну шуркается что-то в доме, но с тех пор не пугал. Пару лет назад было опять такое же чувство страха дичайшего. Первый день в отпуске в деревне получился, в том же доме, в полной темноте. Видать, вспомнила... Выругалась громко и уснула.
Kисунька Cat