Страшные истории и мистические истории

— Слышь, Денис, не гони так, — раздался голос Серёги с заднего сидения.
— Правда, милый, сбавь обороты. — Маша посмотрела в окно. Мимо пролетали деревья. Чересчур быстро для этого времени суток и погоды. — Поздно уже и дорога вся разбитая. Не хватало ещё слететь с неё.
— Боишься? — Денис задорно ухмыльнулся и прибавил скорости. Машину немилосердно затрясло на ухабах. Дорога, как всегда бывает за городом, была не очень приспособлена для быстрой езды. Маша злобно на него глянула, но ничего не сказала.
— Да нет же, болвана кусок, пиво разливается! — Серёга горестно вздохнул, глядя на здоровенное пятно на джинсах. — Ну, вот...
— Обмочился со страху? — засмеялся Коля, отхлёбывая со своей бутылки. — Смотри на меня не попади, криворукий.
— Иди ты, — беззлобно пробормотал парень, пытаясь хоть немного протереть джинсы, найденным в заднем кармане, платком. ­Протянул руку. — Открой мне ещё одну...
— Ребята, в самом деле, может, хватит? — Маша всё больше злилась. Отдых уже не казался таким весёлым, а пьющие ребята постепенно раздражали своей тупостью.
— Дебилы, харе бухать в моей машине! — Денис тоже был не в восторге, потому что, на данный момент, такого себе позволить не мог. Он повернулся к нам, одним глазом посматривая на дорогу, другим на алкоголь, словно пытаясь выпить его взглядом. — Уже час подождать не можете? Потерпите! Сань, ну ты хоть проследи за этими ушлёпками.

Моя жизнь никогда не была столь яркой и насыщенной. Каждый новый день готовил для меня новую проблему, а я, в свою очередь, готовил новую порцию слез и заранее набирался терпения.
Я всегда держу все в себе, никому не рассказываю о своих проблемах и даже плачу исключительно в одиночестве.
Недавно я решил стать сильнее и начать свою жизнь с чистого листа. Я смотрел на своего друга, который, несмотря на все сложности жизни, радовался каждому дню, а уголки его губ никогда не унывали, и всегда удивлялся.
Я был настроен серьезно, поэтому первым делом решил развеяться и сменить обстановку. Городская жизнь уже доканала меня, смотреть на эти омерзительные рожи лицемерных людей, у которых есть все для счастья, а они все ходят и ходят, жалея себя и не ценя все то, что у них есть и ноют, мол, плохо все у них в жизни. Поэтому я решил съездить в свое родное село - Анастасиевку.
На следующий день я уже собрал все свои вещи и ехал в автобусе.

- Говард? Говард? Слышишь меня, дорогой? Забудь обо всем, я всегда буду с тобой рядом, слышишь? Я тут, рядом, тут...
Очередной сон, я проснулся, кое-как вытер пот со лба своей левой рукой, тихонько поворачивая ее и словно как не свою обратно кладя на место, потому что правая была повреждена и не подлежала никаким нагрузкам и действиям, как и нога, как и колено, на выздоровление ушло более трех месяцев, но для полной реабилитации нужно было еще как минимум два, однако, за все время, что я тут пролежал, пришло немало близких и не близких людей. Каждый приходил с той самой "фальшьивой" улыбкой, дабы успокоить меня и ввести как можно поскорее в забытье, но при виде каждого из них, подобно дыму без огня, я не мог не вспоминать о ней, о том, как ее жестоко убили, да, она не умерла, это был не бред. Люди, что окружали меня, не виноваты, они просто делали все, чтобы хоть как-то поделить с собой мои невзгоды, это моя семья, она должна так делать, и для меня звучало это как-то по-новому, иначе. Мои мысли бы продолжились в точно таком же ежедневном порядке, если бы их не оборвал стук в дверь.
- Входите - устало и уверено сказал я, потому что кроме меня в палате больше никого не было.

- Ваня скажи «Три тысячи акул мне в глотку», - попросил Влад у своего одноклассника.
- Зачем? – удивлённо спросил Иван.
- Как зачем? Ты же у нас – Пират. Ходишь с повязкой на глазу, - засмеялся Владислав, указывая пальцем на повязку на правом глазу друга.
- Да иди ты. Это вообще-то не смешно, - обижено проговорил Иван и направился к выходу из класса.
- Да погоди ты, - догоняя дружбана, виновато сказал Влад. - Я же не со зла. Просто ты так и не объяснил, зачем её носишь? С глазом же у тебя все в порядке.
- Потом расскажу. Я спешу, - огрызнулся Иван и поспешил к выходу из школы.

Родители снова ругаются. Я слышу, как на кухне летят маты отца и претензии матери. Еще немного и полетит посуда. Как же я устала от всего этого. У меня снова болит голова. Почему нельзя жить мирно? Почему нужно портить настроение себе и семье?
Я зашла в свою комнату и грохнулась на кровать. Закрыла подушкой голову, чтоб не слышать эти крики и маты. Мать снова пилит отца, что он ничего не может добиться, хотя сама при этом не продвинулась по карьерной лестнице и зарплата меньше, чем у него. Отец высказывает это и использует как козырь. Все эти крики продолжаются чуть ли не каждый день: раз за разом они найдут за что наорать друг на друга. Почему, не разобравшись с собой и со своими проблемами, они родили меня? Чтоб я смотрела это и считала, что семейная жизнь гнилая и что она такая у всех. Они оба когда-то были так влюблены в друг друга, отец совершал безумные поступки ради матери, а она утешала и помогала ему во всем. Потом родилась я, и они были самыми счастливыми на свете. А после, счастье стало превращаться в кровь на белой стене. Кровь отчаянья стала заполнять нашу семейную комнату. От чего это произошло? От накопившихся обид? От общества? Нет. Они просто осознали реальность. Счастье превращается в ошибки, дети в балласт, а семья в мясорубку психики.

Еще вчера я мог радоваться жизни. Смотреть на небо и видеть удивительные фигуры из облаков. Улыбаться себе в зеркало, когда брился. Да что там говорить, я даже на работу ходил с удовольствием. Потому что знал. Знал, что мне нужны деньги. Деньги для того, чтобы содержать самую прекрасную самую милую и просто невообразимую.
Но все изменилось в тот самый вечер, когда я услышал слова, которые меня не то что ранили, они меня – Убили.
Всё то, к чему я так стремился, рухнуло в одночасье. И причиной этому была конечно же – Она.
Она ушла, не объясняя причины. «Я ухожу от тебя. Прощай». Затем звук захлопываемой двери. И вот я остался один.
Я всегда считал себя сильным волевым человеком. Способным свернуть горы ради своей цели. Переть как танк, вперед, не зная преград. Но сейчас я почувствовал себя не танком, а скорее гусеницей, которая медленно ползла к цели, и её склевала птица. Или танком, который все же смог остановить столетний пятиэтажный дуб.
Ночь была бессонной. Я пил кофе и курил. Курил и пил кофе. Не так было обидно, что она ушла. Возможно, она нашла кого-то лучше. Но вот то, что она не объяснила причину, вот это меня – Убило.

Этот текст - дань памяти одной из моих самых любимых групп. Их песни постоянно присутствуют в моём плейлисте, а тексты звучат в голове. Кто знает, возможно, если бы не они, я бы никогда не стал писать мистику.

Пьяный дровосек тащился по лесу. Мелкие капли дождя поливали потёртый плащ, прикрывающий сузившиеся глаза — в надвигающейся тьме только так и можно было не потерять дорогу. Ноги человека были тяжёлыми от грязи, налипшей на старые сапоги. Усталость, накопившаяся за рабочий день, съедала последние силы, не давая возможности поскорее попасть домой. А дома... там нет никого кроме сестры Машки. Старая, религиозная женщина, прожившая всю жизнь, так и не выйдя замуж — единственный человек, встречающий Николая с работы. Он и сам за всё своё скорбное существование не накопил ни детей, ни внуков. Будучи два раза женатым, он схоронил обеих жён, не прожив с каждой из них и пары лет.
Левый сапог опустился в лужу, оказавшейся значительно глубже, чем предполагал дровосек. Нога провалилась в грязь ниже щиколотки. Густая жидкость тут же принялась утягивать вниз свою добычу, намереваясь принести Лешему полагающуюся жертву.
— А, чтоб тебя! — выругался Николай, вытягивая из лужи ногу. Подошва осталась внизу, проглоченная ненасытной хищницей.

Есть такие места, которые насвегда утерянны, забыты людьми и их вы не увидите на картах. Таких мест больше, чем вы думаете.
Еще во времена СССР мой дед был геологом. Нравилось ему это, и работал он не ради денег. Жил он на Камчатке, поэтому много времени проводил в Камчатских горах. Там он со своими сослуживцами часто устраивал привалы. И в один из таких разов довелось ему на пару с одним из молодых и еще не опытных остаться ночью среди гор. По всем словам техники поставили палатку, развели костер. Над огнем вечел чугунок, в нем варилась уха. Молодой, так и буду его называть, ибо настоящего имени не знаю, захотел пойти покурить, а дед мой, тогла еще человек средних лет, терпеть не мог табачный дым, вот и отправил молодого подальше, где ядкий запах его не достанет. Пошел молодой и минут двадцать не возврощался. Надумал уже дед мой на поисики ити, как тот сам на встречю выбигает. Говорит, нашел пещеру и деду показать хочет. Мол что-то такое там увидел, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Взял мой дед фонарь и пошел с молодым. Представилось ему интересное зрелище: на ровной, гладкой поверхности скалы углубление, в ширину метр. Посветил фонариком и удивился: прямо стенах этой дыры углубления, видать такая самобытная лестница. Сказал дед, что ночью не полезут, дождуться утра, возьмут снаряжение и только тогда исследуют.

Когда я приехал, в доме горел желтый свет, горел так, словно ожидая только моего появления. Скорее всего так и было, потому что к одиннадцати вечера Мэрри была абсолютно свободна, и это время она редко когда тратила на чтение журналов и в основном уже спала. Но сегодняшний вечер был решающий и она ждала только меня. Я это понял, когда не создавая лишнего шума, аккуратно прикрыл дверь и в своей куртке, стряхивая по пути капюшон от снежинок зашел в спальню.
Мне даже сейчас кажется, что красивее ее в тот момент не было ничего на свете ни одного создания. Это была особенная красота, не пошлая, неприкосновенная, неповторимая. Она, стоя у зеркала, примеряла свое ожерелье, доставшиеся от матери как семейный подарок, тело ее покрывало тонкое длинное черное платье, а желтые, слегка кудрявые локоны буквально отражали свет настольной лампы. Я тихонько подошел и протянув руки легким, слегка хрустальным движением, пристегнул сзади два конца алмазного ожерелья. Она не испугалась, потому что видела как я к ней подхожу и, не оборачиваясь, смотрела на меня через зеркало. Неожиданно ее губы, украшенные алой помадой зашептали ласковым голосом:
- Как хорошо, что ты будешь всегда со мной, это все, о чем я мечтаю.

Молодая, миловидная, стройная женщина, в светло-сером пальто и чёрных брюках, заправленных в сапоги, умеренным шагом шла по пустому переулку. Близился полдень. Этот осенний воскресный день выдался особенно ветреным. Ветер поднимал желто-красные листья, разостланные ковром под деревьями красивой аллеи из высоченных кленовых деревьев. Хруст и шелест напуганных кленовых листьев, беспощадно возносимых ветром ввысь, успокаивал слух. Девушка продолжала идти, держа руки в карманах и жмуря глаза от встречного ветра, который нагло напорол ей на лицо осенний кленовый лист.
Девушка подошла к высоким распашным воротам с металлической калиткой и нажала на кнопку аппарата, вмонтированного в бетонной стене рядом с ними. Над аппаратом на стальной вывеске большими чёрными буквами было написано - Ospedale "MATTIN" (в переводе с итальянского: Госпиталь "УТРО").
- Это Роксанна Тассо... Мне... Я насчёт вакансии... Новая уборщица... – произнесла она, слегка смутившись, прикусив нижнюю губу и отпустила кнопку.
- Сейчас открою. Входите! – Послышался явно старческий голос из микрофона, сопровождаемый шумом помех в начале и в конце включения.