Услышав, как в прихожей звякнул колокольчик, Великий Себастьян прилепил к лицу дежурную улыбку. Именно прилепил, потому что улыбаться совсем не хотелось – с утра страшно болел зуб, да и домовладелец (толсторожая свинья), приходивший пару часов назад, устроил очередной скандал с угрозами и обещал семь казней египетских, если квартплата не будет внесена в срок. Который, кстати, давно уже прошел... Да, настроения это не прибавляло.
А когда нет настроения, то артист не может работать. А когда артист не может работать, то ему никто и не платит. А когда ему никто не платит...
Великий Себастьян не считал себя великим артистом. Просто он делал то, что получалось у него лучше всего. И не беда, если это всего лишь обман – в конце концов, он дарил людям надежду, а она уже сама по себе дорогого стоит. Вот только нужна ли она людям?... Наверное, нет, ведь в последнее время надежда стала плохо продаваться, и дела его пошли из рук вон плохо.
Он быстро окинул взглядом стол – тщательно созданный рабочий беспорядок. Стопка старых книг на латыни, купленных за гроши на барахолке; гипсовый череп, раскрашенный и стилизованный под кость (выигранный в карты у художника–неудачника, который теперь остался без одного из своих наглядных пособий); еще кое–какая готично–мистическая мелочевка и единственная ценная вещь во всей комнате – посеребренный охотничий кинжал, который при приглушенном свете вполне походил на церемониальный. Приобретен он был за немалые бабки, однако производил неизгладимое впечатление на клиентов – а на орудиях труда экономить, как известно, нельзя.
