Был у меня один сложный период в жизни, когда сидеть дома в одиночестве ну никак нельзя. Так вот, один мой друг работает журналистом и как раз отправлялся в Японию. Меня решил взять с собой за компанию.
Мы прилетели в город Дзюкай (так он, по-моему, назывался). Макс встретился с каким-то депутатом, взял короткое интервью и решили сделать маленькую экскурсию, одновременно продолжая работу журналиста. Излюбленным местом для всех папарацци оказался лес на окраине города. В нем постоянно заканчивают жизнь суицидом. Пока Макс бегал, фоткал и болтал с народом, я окинул взглядом лес самоубийц. Я уже писал, что на тот момент у меня был очень сложный период.
Я сделал шаг и в этот момент увидел девочку на тропинке. Помню, обычная девочка-японка, длинные черные волосы немного рыжеватого оттенка. Она вздохнула и пожала плечами. Я обернулся - мало ли, сзади её родители стоят? может. Никого, только Макс носился с микрофоном за каким-то стариком. Я посмотрел опять на девочку. Вот тут стало не то что страшно, а больше вызывало отвращение. Она как будто что-то держала в руках возле горла, но я ничего не разглядел.
Мы прилетели в город Дзюкай (так он, по-моему, назывался). Макс встретился с каким-то депутатом, взял короткое интервью и решили сделать маленькую экскурсию, одновременно продолжая работу журналиста. Излюбленным местом для всех папарацци оказался лес на окраине города. В нем постоянно заканчивают жизнь суицидом. Пока Макс бегал, фоткал и болтал с народом, я окинул взглядом лес самоубийц. Я уже писал, что на тот момент у меня был очень сложный период.
Я сделал шаг и в этот момент увидел девочку на тропинке. Помню, обычная девочка-японка, длинные черные волосы немного рыжеватого оттенка. Она вздохнула и пожала плечами. Я обернулся - мало ли, сзади её родители стоят? может. Никого, только Макс носился с микрофоном за каким-то стариком. Я посмотрел опять на девочку. Вот тут стало не то что страшно, а больше вызывало отвращение. Она как будто что-то держала в руках возле горла, но я ничего не разглядел.
Лицо её вдруг исказила гримаса боли и страха. Помню, у неё по щекам потекли слезы, она слегка высунула язык, а глаза закатились. Я побежал к ней - ребенку плохо, мало ли, подавилась. Я помню, меня окликнул Макс, я посмотрел на него и крикнул: "Там девочке плохо". Еще споткнулся, удержался на ногах и посмотрел вперед. Никого не было!
Я встал как вкопанный, у меня был шок. Макс подбежал ко мне. Допросы, почему я кричал и куда бежал, прекратились в тот момент, когда из леса выбежали четыре полицейских и что-то кричали. Они несли на руках маленькое тело в пластиковом мешке. Не знаю, кто там был. Макс взял фотоаппарат и со вздохом произнес: "Еще один висельник". Не знаю, что я видел и относится ли это к трупу, но было жутко.
Мы вышли из леса, Макс пофоткал тело, расспросил полицейских и направился к автобусу. Вот тут-то ли померещилось, то ли это от стресса, но когда я залезал в наш транспорт, я опять посмотрел на лес. Там стояла обычная девочка-японка, длинные черные волосы немного рыжеватого оттенка...
Я встал как вкопанный, у меня был шок. Макс подбежал ко мне. Допросы, почему я кричал и куда бежал, прекратились в тот момент, когда из леса выбежали четыре полицейских и что-то кричали. Они несли на руках маленькое тело в пластиковом мешке. Не знаю, кто там был. Макс взял фотоаппарат и со вздохом произнес: "Еще один висельник". Не знаю, что я видел и относится ли это к трупу, но было жутко.
Мы вышли из леса, Макс пофоткал тело, расспросил полицейских и направился к автобусу. Вот тут-то ли померещилось, то ли это от стресса, но когда я залезал в наш транспорт, я опять посмотрел на лес. Там стояла обычная девочка-японка, длинные черные волосы немного рыжеватого оттенка...
iani kandelaki