Есть город, древний и богатый,
Ему неведомы преграды,
Не видит он лучей заката,
Не знает он людской отрады.
В нем каждый блудом напоен
И жив лишь мертвою любовью;
Он страшно назван: Вавилон,
Омытый ангельскою кровью.
Там место каждому найдется -
Прикован будет, словно пес.
Но только знайте, то придется
Пролить за это много слез.
Ему неведомы преграды,
Не видит он лучей заката,
Не знает он людской отрады.
В нем каждый блудом напоен
И жив лишь мертвою любовью;
Он страшно назван: Вавилон,
Омытый ангельскою кровью.
Там место каждому найдется -
Прикован будет, словно пес.
Но только знайте, то придется
Пролить за это много слез.
Он - мать. В безумстве опьяневши,
Теперь во мраке веселится,
И вот, в пороке оглупевши,
Явился миру, как царица.
В руках неся златую чашу,
Хохочет, рушится она,
И, умножая скорби наши,
Дает всем нам испить вина.
И ей давно не видно света -
Она есть пыль, она суть прах.
Она - погибший город без ответа,
А город - мать, с улыбкой блуда на устах.
И мать сия родит нам сына,
Что выйдет к людям, словно Бог;
Сердца людей безмерно стынут
И души их возьмет пророк.
Он даст нам все, что пожелаем,
Взамен попросит лишь одно:
Чтоб средь людей было воспеваем,
Чтоб имя приняли его.
Тогда сойдет огонь и сера,
Прольется с неба страшный гнев,
Падет та мать с пустою верой,
Паде, в багрянце свет узрев.
А мы ведь дети мертвые. Стремимся
Принять наш мир каков он есть,
Но мать и сын, и все мы погрузимся
В огонь, кляня в сердцах благую весть.
Теперь во мраке веселится,
И вот, в пороке оглупевши,
Явился миру, как царица.
В руках неся златую чашу,
Хохочет, рушится она,
И, умножая скорби наши,
Дает всем нам испить вина.
И ей давно не видно света -
Она есть пыль, она суть прах.
Она - погибший город без ответа,
А город - мать, с улыбкой блуда на устах.
И мать сия родит нам сына,
Что выйдет к людям, словно Бог;
Сердца людей безмерно стынут
И души их возьмет пророк.
Он даст нам все, что пожелаем,
Взамен попросит лишь одно:
Чтоб средь людей было воспеваем,
Чтоб имя приняли его.
Тогда сойдет огонь и сера,
Прольется с неба страшный гнев,
Падет та мать с пустою верой,
Паде, в багрянце свет узрев.
А мы ведь дети мертвые. Стремимся
Принять наш мир каков он есть,
Но мать и сын, и все мы погрузимся
В огонь, кляня в сердцах благую весть.
Стражевич Ксюха