Страшные истории и мистические истории

Его пневматические мышцы нервно вибрировали, а биение стального сердца сбивалось всё чаще и чаще, по мере того как он приближался к чёрной скале. Повсюду, под его ногами и над головой, витали мельчайшие молекулы чёрной пыли, которые медленно оседали на камнях, слегка успокоившись после тяжёлого шага механизма. Солнце совершенно покинуло основание горы, не в силах сопротивляться чёрному дыму заводов.
Синие зрительные датчики в квадратной железной оправе молниеносно изучали обстановку, передавая данные в центральный процессор. Сочленения проводов и пластмассовых трубок, по которым циркулировала зеленоватая фосфоресцирующая жидкость, светились во мраке окружающей среды. Не заметить одинокого путника было невозможно - он слишком выделялся. Здесь, в месте, которое навеки было очищено от всякого представителя касты металла, встретить роботизированный организм было нечто из ряда вон выходящим.
Вершина чёрной скалы представляла собой каменистое плато, подняться, к которому можно было лишь по единственному пути, начинавшемуся у подножия и тянувшемуся по внутренним коридорам горы. Во чреве этого места, словно стражи застыли расплавившиеся андроиды и киборги, теперь они навечно будут охранять Его покой.

Когда слышишь от иных знатоков: мол, мужчины и женщины по характеру делятся на такие-то категории, сразу же возникает вопрос к подобным «специалистам» - а вы, ребята, сами-то местные? Или отстали от инопланетного поезда?..
За мужиков пока ничего не скажу, но что касаемо прекрасного почти во всех отношениях пола, тут структуризация не канает. Правильнее было бы, наверное, считать – сколько женщин, столько и их категорий. Хотя, в виде исключения, на две основные группы милых дам всё же, думаю, можно разграничить.
К первой относятся те, что воздействуют на мужчин разрушающе. Ко второй, наоборот, такие, которые оберегают, созидают, а порой и возрождают своего мужчину из пепла каким-то совершенно мистическим образом.
Примером тому будет рассказ о необычной судьбе тагильчанина Вениамина.

Веня не был моим другом, даже приятелем можно назвать с натяжкой. Так, хороший знакомый. Мы просто виделись довольно часто, потому что жили по соседству.
Когда наступила пора кооперативов, как и я, подался в частный бизнес. Кстати, вёл свои дела довольно успешно. Но лишь до тех пор, пока не сблизился с одной дамочкой. Марина, так звали красотку, была женщина яркая и знающая себе цену. Причём, цена, по ходу, постоянно менялась. В зависимости от конъюнктуры рынка. Очень любила мужское внимание. Наличие полузаконного супруга (жили с Веней в гражданском браке) ничуть не мешало ей кокетничать направо и налево. Главным своим предназначением на этом свете Марина считала покорение и последующее разбиение грубых мужских сердец. Естественно, не без материальной выгоды для себя любимой.

Грядет война. Сойдутся в битве короли –
Беда минует мимолетной тенью,
Если Кентавр не поддастся искушенью,
Найдя земли спасение в разрушенной любви.

Давным-давно, в те времена чудные –
В долине майской, средь великих гор,
Листвою шелестел дремучий бор,
Журчали мирно реки голубые.

Бор очаровывал спасительной прохладой.
В кристально-чистых капельках росы,
Гуляла девушка невиданной красы,
Средь ароматных гроздей винограда.

Случай этот произошёл в конце восьмидесятых. Всех участников описываемых событий я знал лично. А подробности позже мне рассказала главная героиня.
Зная, что я собираюсь изложить её историю на бумаге, имя попросила изменить. Что и делаю. Назовём девушку Галя.

На тот момент Галине исполнилось двадцать пять лет. Служила она при штабе Уральского военного округа в тогдашнем Свердловске. Была в хороших отношениях со своим начальником, тот похлопотал, и ей, иногородней, выделили отдельную комнату в ведомственном общежитии на улице Восточной, около Шарташского рынка. Несемейные такой роскоши удостаивались редко. Все её незамужние коллеги-подружки ютились по двое-трое в комнате. Галя тоже была не замужем, но вот повезло. Даже котика Ваську умудрилась завести в своей малюсенькой комнатушке.

Женщины, хоть в строгом военном мундире, всё равно остаются женщинами. И в двадцать пять лет хочется им не «ать-два, стройся!», а нормального женского счастья с домом, собственными детишками и, конечно, надёжным мужчиной рядом. В те времена на незамужнюю женщину в двадцать пять товарки уже начинали поглядывать с сочувствием, а то и с укоризной. Мол, засиделась в девках молодуха. Тогда не принято было девушкам подолгу разгуливать на свободе. Стукнуло восемнадцать - пора и о замужестве задуматься, чтобы в двадцать-двадцать два уже и под венец, как штык.

Один стих Шарля Бодлера.
Но в трех разных переводах Брюсова, Гумилева, Анненского.
Насколько по-разному они звучат. Почувствуйте разницу...

Я, как ангел со взором суровым,
Под твоим буду снова альковом.
Я смутить не хочу тишину,
С тенью ночи к тебе я скользну.

И к тебе прикоснусь я лобзаньем,
Словно лунным холодным сияньем;
Ты почувствуешь ласки мои,
Как скользящей в могиле змеи.

Утро бледное снова ты встретишь,
Но пустым мое место заметишь,
И остынет оно при лучах.

Девочка Алиса пришла в первый класс. Тоненькая вся, синеглазая, с бантами. Папа за неё волновался, вдруг обидят. Он бы подарил дочке какой-нибудь артефакт против мальчишек, двуручный меч или базуку, но с такими примочками в класс не пускают, потому что учителя трусы.
И папа отдал дочку на простое карате.
Заранее, с трёх лет.
К школе Алиса выучила семь способов убийства человека сложенной газетой. Она метала ножи, вилки, метко плевала компотом. И, в целом, была готова учиться в современных условиях. Спасибо отцу. Ещё называла перелом ключицы «наименьшим вредом, отрезвляющим противника».

Первую неделю Алиса била мальчиков по одному. Тогда мальчики выбрали пять делегатов. Делегаты сказали «Пойдём поговорим». Встречу назначили на среду за школой, между мусорником и забором. Алиса пришла со сложенной газетой и, по-моему, не сдержалась. Делегаты убежали с криком «Идиотка бешеная». В младших классах наступили мир, покой и матриархат. Там и осень закончилась.

Колким и едким назло языкам,
Что подло про крах отношений вещали,
Любовью влекомый влачился я к Вам,
На бури, метели и град не взирая.

Ночами я тёмными строки слагал,
Крепкий наш с Вами тандем воспевая.
О Вашей красе я чудесной писал,
О Вашей красе, что мой мир озаряет.

Мне с Вами чудесной казалась сирень.
Из-за Вас я влюбился в туманный рассвет.
Теперь же Вас нет, Вы на свете другом,
И денницу ту я сейчас ненавижу.

Я, в Вас влюблённый безответно,
Страдаю пуще Прометея у скалы.
Забыть я Вас пытался, только тщетно.
Как и забыться в куче алкоголя и травы.

С другими мне девицами не спится.
Я с ними глух, я сух, я нем.
А Вы же, свет очей моих, давно уж спите.
А Вы в гробу, Вы под землёй, и нет проблем.

Я к Вам взываю еженощно,
Я у могилы Вашей ночи провожу.
Но ночью этой ночь сама меня проводит
В мертвых царство, где, свет очей моих, я Вас найду.

Историю, приключившуюся с её лучшей подругой, мне рассказала одна знакомая.

Настя (имя подруги) с самого детства, чуть ли не с детского сада, дружила с Димой. Жили они по соседству и большую часть времени на протяжении многих лет проводили вместе. Только в школе сидели не за одной партой, так как учились в параллельных классах. Зато домашние задания готовили на пару. Во всех уличных детских забавах, а позже, когда доросли до старших классов, гуляниях всегда были рядом.
Никто из друзей, знакомых Насти с Димой, и даже их родители не сомневались, что детская дружба и юношеская влюблённость через год-другой перерастут в счастливый семейный союз.

Ребята как нельзя лучше подходили друг другу. Настя – красавица и отличница.
Димка с кучей талантов: и рисует хорошо, и стихи сочиняет (в основном посвящённые Насте), и на многих музыкальных инструментах играет. С малых лет участвовал в музыкальной самодеятельности. Сначала в школьной, потом в клубной. В оркестре народных инструментов солировал на многоствольной пан-флейте. Когда в его исполнении под аккомпанемент мандолин звучал «Одинокий пастух», народ в зале буквально рыдал.

Давно уже строптивые умы
Отринули возможность духа тьмы;
Но к чудному всегда наклонным сердцем,
Друзья мои, кто не был духоверцем?..

Я был тогда влюблен, влюблен до безумия. О, как обманывались те, которые, глядя на мою насмешливую улыбку, на мои рассеянные взоры, на мою небрежность речей в кругу красавиц, считали меня равнодушным и хладнокровным. Не ведали они, что глубокие чувства редко проявляются именно потому, что они глубоки, но если б они могли заглянуть в мою душу и, увидя, понять ее, - они бы ужаснулись! Все, о чем так любят болтать поэты, чем так легкомысленно играют женщины, в чем так стараются притворяться любовники, во мне кипело, как растопленная медь, над которою и самые пары, не находя истока, зажигались пламенем. Но мне всегда были смешны до жалости приторные вздыхатели со своими пряничными сердцами, мне были жалки до презрения записные волокиты со своим зимним восторгом, своими заученными изъяснениями, и попасть в число их для меня казалось страшнее всего на свете.
Нет, не таков был я, в любви моей бывало много странного, чудесного, даже дикого; я мог быть непонятен, но смешон - никогда. Пылкая, могучая страсть катится как лава; она увлекает и жжет все встречное; разрушаясь сама, разрушает в пепел препоны и хоть на миг, но превращает в кипучий котел даже холодное море.