Страшные истории и мистические истории

Этот праздник мы не забудем никогда. Я как раз выпускался из школы, причем мы, одни из немногих, провели последний звонок никак все, в пятницу, а по традиции в субботу 25-го.

Так вот, после многочисленных торжественных речей наш 11А начал свое выступление. Дело дошло до песни. Пели двое: Алан и Настя, все остальные просто сели по краям сцены. Когда Алан должен был пропеть свой куплет, он почему-то застопорился. Все, наверное, решили, что он просто забыл слова, но я проследил за его взглядом: он смотрел на самый последний зрительский ряд. И в этот момент я тоже обомлел, ведь на последнем ряду с края у окна, сидела наша первая учительница (не буду уточнять имя). Вся загвоздка была в том, что она умерла четыре года назад.

Секунду спустя Алан уронил микрофон, у него подкосились ноги. Зрители, напуганные состоянием выпускника (а звук скатывающегося по ступенькам микрофона только нагнетал обстановку), повскакивали со своих мест и тут я потерял ее из виду. Выступление сорвалось, пришлось тащить его на свежий воздух. Он сказал, что лучше пойдет домой, собственно, так и поступил.

Я нашел этот текст в кладовке квартиры, купленной не для себя. Тридцать восемь листов, вырванных из разных тетрадей: в клеточку, в линейку, с перфорацией и без оной, мятые и ровные - всякие. Они были завернуты в "Литературную газету": профиль Пушкина - словно портрет на суперобложке.
Литературка-то меня и привлекла - я люблю читать старые газеты. Я развернул ее - и увидел эту стопку. Начал просматривать - и уже не мог оторваться.
Это был дневник.
Очень странный дневник.
Странный дневник странного человека.
Да и человека ли?..
Вот пишу - и понимаю, что выгляжу сейчас дико неоригинальным. Как можно начинать повествование с такого стандартного хода? Избитый прием, заезженный штамп, пошлятина - где только литераторы не находили чужие рукописи: и в бутылке и в ванне и в кармане.
У меня вот - в кладовке, на полке, заваленной старыми ботинками, заставленной пыльными банками и бутылками.
Но что делать, если всё, что я рассказываю - правда?!
Вернее, почти всё.
Что-то - совсем немногое - я домыслил. Многое поправил. Еще больше выкинул.
Но суть не изменилась.
Вот эти листы. Сейчас я смотрю на них, я касаюсь их. Они лежат возле клавиатуры компьютера и мне хочется отодвинуть их подальше, придавить чем-нибудь тяжелым. А лучше - убрать в ящик стола - на самое дно. И забыть об их существовании.
Я так и сделаю - но лишь после того, как закончу этот рассказ.
Мне жутко. Очень жутко.
Потому, что я верю: в этих бумагах - правда.

Они дружили давно... Чистая, искренняя дружба...
Но всё однажды заканчивается и эта дружба тоже... Ведь ничто не вечно...

Парк Авеню, вечер.
- А помнишь, как он сказал тебе, что ты ужасно поешь? Ахахах! Было так смешно на это смотреть! - тараторила Ира без передышки.
- Ну, Ира... Я же просила не вспоминать это, ведь так? - застенчиво ответила Юля.
- Ну, Юлька! Не дуйся! Я же не сказала, что ты плохо поешь! Это он так сказал! А я лично никогда не слышала как ты поешь! - с обидой в голосе сказала Ира.
- Ты хочешь услышать как я пою? - спросила Юля и её лицо расползлось в улыбке.
- Конечно! Давай спой! - ответила Ира.

Дили-дили-бом
Закрой глаза скорее,
Кто-то ходит за окном,
И стучится в двери.
Дили-дили-бом.
Все скроет ночь немая.
За тобой крадется он,
И вот-вот поймает - пропела Юля в гробовой тишине парка.

Эта страшная, но совсем не мистическая история произошла еще в на­чале XX века в Тульской губер­нии. А рассказала мне ее бабуш­ка. В их небольшой деревне жил парень со своей матерью. Па­рень как парень, но было у него две особенности: во-первых, он играл на гармошке как никто, а во-вторых, часто за­сыпал летаргическим сном: мог спать не­делю, а то и две. Мать его это уже знала и не тревожилась.

Вот однажды он уснул и не просыпался три недели. Тогда в деревнях врачей не было, и люди не знали, что надо делать в таких случаях. За знахаря почитали в той деревне бабушку Аню и все всегда при­слушивались к ее советам. А так как за это время парень очень похудел и как бы вы­сох, то она и сказала, что он уже мертвый. Ее и послушались.

Похоронили его. Одели богато и гар­монь положили с ним. Ночью грабители, чтоб снять хороший костюм, раскопали могилку. Когда начали выдергивать гвозди из гроба, услышал и вздохи и стон, струсив, убежали. Видно, судьбой было дано этому парню в этот миг проснуться. Он сумел открыть крышку гроба и выйти на свободу. Взяв гармонь, пошел домой.

Не заметил, осень пришла. Его кинули на жесткую койку. Прутья впивались в тело. Плешивый матрас разъедал кожу выбоинами. Высохший человек блевал возле кровати. Месиво из крови и непереваренных таблеток жадно вытекало из прогнившего нутра, заполняя все пространство запахом смрада и могильных червей.

- Туды его в качель! Опять заблевал все, тварь, - раздалось откуда-то сбоку. - Цыбульский, тряпку неси, гнида, а то снова на вязки загремишь. - Вонь от мокрой тряпки с блевотиной усиливалась. - А этому вколоть десять кубов врач прописал. - Шприц с галоперидолом огненной лавой вливался в искореженную вену, достигая глубин мозга. Каленым обручем оборачивалось тело, корежило мышцы, здоровенный жук катил навозный шар прямо на него. - Нехило его скрутило! - так еще бы - десять кубов... Скоро нам всем здесь писец придет.

Тело отделилось и пошло гулять по коридорам. Глухие стоны доносились из подсобки. В ней напряженно трудились санитар с медсестрой. Внезапно из дверного проема вылез огромный таракан и вставными челюстями протаранил мозг. В палату зашел врач. Треснула бумага, из плаката свесился гигантский паук, произнес: "тащемта атлична-атлична, например!" и рассмеялся. Подошел санитар и расколол ржавым топором адово гудящую голову.

- Джесс... Джесс... - девушку будил Стив.
- Еще 5 минут, Стив... - Джесси накрыла голову подушкой.
- Сейчас придет миссис Хардвик!
Джесс вскочила как ужаленная.
- Зачем? - Не знаю... Она позвонила нам. Лучше будет, если ты разбудишь Дина, а я ее встречу, - сказал Стив и скрылся за дверью.
- Дин! - прошипела Джесс на ухо Дину. - Просыпайся.
- Черт, Джесс, еще 5 минут.. - прохрипел Дин.
- Щас придет хозяйка. Так что я Ким.

Дверь в комнату скрипнула. В проеме показалась миссис Хардвик.
- Кимберли! Доброе утро!
- Доброе утро, миссис... - Джес не успела договорить, ее перебила женщина:
- Илона.
- Да. Я разбужу Алекса, - девушка повернулась к Дину.
- Просыпайся, - она с нежностью провела по его щеке, стараясь выглядеть намного более влюбленной. Дин застонал.
- Любимая... - он приоткрыл глаза, положил руку на затылок Джесси, приблизил ее лицо к своему и поцеловал. Джесс ответила на поцелуй, по-настоящему наслаждаясь. Да, Дин целовался просто очешуенно. Но и Джесс не отставала в умении и опыте.

История эта не моя, даже не помню точно, чья. То ли прочитала где, то ли рассказал кто...

Жила женщина одна, в коммуналке, одинокая. Лет ей было уже много, и жизнь у неё была тяжёлая. Мужа и дочь схоронила, осталась в той квартире одна. И лишь старые соседки, подружки, с которыми они порой собирались, за чашкой чая, скрашивали её одиночество. Правда, люди ведь на свете разные бывают... Решила однажды её соседка Надя (сварливая женщина, неприятная) родственников своих рядом подселить. Начала уговаривать бабулю (назовём её Наталья), мол, так и так, продай свою квартиру. А пенсионерка ни в какую, стала объяснять ей: что одна она осталась, что кроме подруг ей и поговорить-то и не с кем. Всех своих схоронила и сама, мол, здесь последние деньки дожить хочу. Надя лишь фыркнула в её сторону и ушла восвояси. Правда, на этом ее попытки избавиться от соседки не прекратились. Она и уговаривать пыталась, и деньги предлагала, и обмен выгодный, но бабушка наотрез отказывалась.

Прошло ещё какое-то время и Надя пожаловала к бабке Натальи снова. Но в этот раз она не уговаривала, не просила, а просто припугнула, сказав лишь то, что не намерена ждать, пока та душу Богу отдаст, а если по хорошему дело решить не хочет, то она найдёт другой способ. Так жутко и страшно стало бабушке, что она решила больше на глаза, соседке, не попадаться. Жизнь вроде шла своим чередом, пока однажды ночью, когда пожилая женщина не могла уснуть, не раздался странный говор. Голос был такой странный, еле слышный, даже жуткий. (Дальше текст от первого лица).

Светило солнце над зелёным лугом
И с неба ангел к дереву слетел,
В тени могучего, раскидистого дуба
Он песнь свою красивую запел.

Расправив крылья белоснежным покрывалом,
И глядя вдаль на яркий солнца круг,
Он пел о бабочке, красивой однодневке,
Которой жизнь дана на несколько минут

Она живет, вдыхая полной грудью,
Тот светлый день, который ей был дан,
И не задумываясь о собственной кончине,
Она порхает веря чудесам.

Сначала к тебе в гости придёт твоя подруга и скажет делать стенгазету, потом придет твоя бабушка и спросит почему ты такая неженственная, затем к тебе придет твоя соседка-старушка и попросит соли, пока ты пойдёшь за солью, она ворвётся в спальню твоей мамы и украдёт всю бижутерию, а главное - зайдёт за дверь она с завёрнутой в трубочку газетой. Так вот, после кражи бижутерии она вернётся на своё место, а когда ты придешь и отдашь ей соль, говоря пожалуйста, она ответит - не за что и стукнет тебя завёрнутой газетой по голове.

Идя в свою квартиру, она будет припрыгивать и напевать песенку: "На-нара-на-на-на поре-паре-поре-паре Ву-хуу". Ты войдёшь в мамину спальню и будешь проверять бижутерию, собираясь её померить и обнаруживаешь, что её нет! Затем ты вызовешь полицию и прокричав "Нееет!", поймёшь что твоя жизнь ничтожна и будешь весело напевать ту самую песенку.

Полиция приедет, заберёт соседку и, проведя опрос, поймёт, что надо звонить в психушку. Ну вот, эта бабка сидит в психушке и разрабатывает план побега. На следующий день доносится звонок в полицию из психушки: бабка сбежала. В это время бабка вырвется из псих-больницы и смеясь будет бегать по городу, разыскивая твой дом.

Как хотел я не проспать занятия,
Как летел я – словно пуля из ружья,
Чтоб до кабинета успеть добежать -
Как хотел я не опоздать...

Чертова песня-переделка с песни Билана крутится в моей голове уже очень-очень давно... Достала.

Я сижу в просторной пустой аудитории, сижу, задрав ноги на парту преподавателя, и нагло слушаю "Muse", хотя пара началась уже довольно давно. В наушниках надрывает голос Мэттью Беллами и тут песня обрывается.
- Блин, ну что за хрень?..
Встаю, выключаю плеер, метким плевком отправляю в урну жвачку, подхожу к доске, беру мел и внезапно бью кулаком по ни в чем не повинному старенькому магнитофону, стоящему только для проформы. Несчастный прибор разлетается вздребезги, а я, швырнув кусок мела на пол и вышибив дверь пинком, вываливаюсь в коридор.
- Ау, есть кто живой?!
Мой крик разносится по коридору. Дальше он ни за что не попадет, поверьте мне.