Страшные истории и мистические истории

Когда погаснет мой огонь
И станет холодна ладонь,
И смех последний оборву
В синеющих губах -
Я не умру, не брошусь в ад
И не очнусь у райских врат,
Я лягу в красную траву
Отбросив прах.

Так уж получилось, что дожив до 40 лет, я ни разу никого не хоронила из своих близких. Все они были долгожителями. Но вот на 94 году жизни умерла моя бабушка. Мы собрались на семейный совет и решили захоронить её останки рядом с могилой мужа. Умер тот ещё полвека назад, а похоронен был на старом кладбище, на котором покойников уже давно не закапывали.
Тело бабушки кремировали, и отец принёс урну с прахом домой. Поставили мы её рядом с цветами, и простояла она так несколько дней. Наконец отец урну забрал, отнёс на кладбище и закопал рядом с могилой нашего дедушки.
Прошёл ровно год и моя мама умерла. Ещё через 9 месяцев ушёл в иной мир и отец. А по прошествии 10 месяцев скончался мой старший брат. Все это было очень странно, так как у нас в роду моложе 80 лет никто никогда не умирал.
После этого я узнала от сведущих людей, что ни в коем случае нельзя приносить урну с прахом покойного в дом. Если такое случится, то обязательно последует три смерти в семье, живущей в этом доме. Именно это у нас и произошло. Но трагическая история тремя смертями не закончилась.

Эта мистическая история произошла несколько лет назад. На тот момент я была еще подростком. В нашем городе есть множество заброшенных зданий, будь то заводы или просто дома. Как множество других детей от 14 и до 17 лет, мы собирались целой компанией. Естественно, местом сбора была избрана одна из заброшек поблизости. Родители запрещали нам туда ходить, так как были случаи с исчезновением людей, в подвале здания обитали сатанисты и наркоманы, порой захаживали туда. Это было здание, построенное еще при Советском Союзе, примерно в 70-е годы. Там, вдали от людских взглядов, мы могли спокойно курить и пить пиво. Правда это было лишь в тёплое время года. С началом холодов наша компания перебиралась в подъезды, где время от времени нас гоняли жильцы - уж больно шумные мы были.

Так бы и лазили мы в ту заброшку, прогуливать школу и просто гулять, но однажды её закрыли. Это был примерно конец мая. Люди попросту замуровали окна и двери. Для нас это было очень печальной новостью, но по старой привычке мы всё же ходили туда и сидели теперь в зарослях кустарника, которого было невероятно много. Потом кто-то раздолбал кирпичную кладку в одном из окон и мы вновь лазили внутрь, но через месяц там появились рабочие и техника. Вывозили мусор, приводили в порядок само здание. Как оказалось, его кто-то выкупил и собирались сделать там гостиницу.

Судьбу не обманешь: мы, часто скитаясь,
Себя забываем, но только стараясь,
Мы больше вкушаем плодов тех запретных –
По миру все ходим, в исканиях тщетных.

Однако напрасно мы пыль собираем,
Мгновенья пустые, как жизнь проживаем;
Слепы от рожденья, но истину видя,
Мы души порвали в кровавые нити.

Свой разум затмили лжецов пантеоном;
Страданий и боли все ищем, со стоном
Мы светлые жертвы зверям доверяем,
В объятиях сладких от ран умираем.

Глаза на лоб прохожих лезут
При виде Карла, чудака.
Он вызывает изумление
Своим нарядом как всегда.

По мостовой в цилиндре чёрном
Шагает, голову повесив.
Во фраке красном, старомодном
Идёт, свистит, лицом невесел.

Хотел привлечь к себе внимание,
Но на дворе двадцатый век.
Он не находит понимания,
И за спиною слышит смех.

Прохожих молча удивляет,
Приветствует знакомый люд,
Цилиндр чуть приподнимает,
Но люди Карла не поймут.

Об этом пожаре в БАНе (Библиотеке Академии наук) в Санкт-Петербурге говорят до сих пор: сгорела одна из старейших книжных сокровищниц. Я сам с болью в сердце бродил потом по скорбному пепелищу, подбирая обугленные аграфы - медные застежки да скукоженные от жара корешки древних фолиантов, переплетенных в дубленую телячью кожу и дубовые доски. Увы, ничто не защитило мудрые страницы от всепожирающей стихии. Это только рукописи не горят, а книги - за милую душу!

Следствие пришло к выводу, что виной беды было короткое замыкание в обветшавшей электропроводке. Но вскоре возникла еще одна версия пожара - мистическая. Ее, разумеется, протоколировать не стали, однако она существует и лично меня очень-очень волнует. Поведал мне о ней настоятель местного храма, к которому пришла с покаянием уборщица сгоревшей библиотеки. Не нарушая тайну исповеди, он не назвал имя этой женщины. Но суть ведь не в ее паспортных данных.

Суть истории такова. В рукописном отделе, откуда и начался пожар, была комната, где хранился именной фонд известного в середине прошлого века археографа и библиофила профессора Иоганна Гагенредера. В своем завещании профессор передавал библиотеке все свое уникальное собрание с условиями: во-первых, все его книги будут храниться в отдельном помещении, во-вторых, на одной из стен будет висеть его портрет, написанный маслом чуть ли не самим Тропининым, в-третьих, чтобы среди книг стояла на полке урна с его прахом.

На стенах гранитных, затянутых мглою,
Где плесень и мох в очертаньях сплелись,
Пыль прожитых лет, что смешались с золою,
Прах сотен людей, тех, что встарь родились.
Из праха пришли мы и в прах мы уходим,
Удел человека – слепой мотылек.
Мы ищем одно, но другое находим,
Плетемся, но путь бесконечно далек.
Сквозь Время, текущее мерным потоком,
И скалы и замки крошащим во прах,
На Землю взирает недремлющим оком
Невидимый кто-то с Луною в руках.
Взирает безмолвно, с холодной усмешкой,
На бег человечков в тисках суеты,
На игры с Судьбою – орлом или решкой, –
Что глупостью кажутся с той высоты.