Я открыл глаза, Франчески уже не было. Собственно, как и луны за окном. Прислушиваюсь, в доме стоит тишина, давящая на уши. В моей голове, будто колокол что-то звенит, пронзая тело легкой болью. Я оглянулся. Снова этот ненавистный кабинет! Эти слегка обгорелые стены, стеллажи, открытый железный сейф, в котором лежат какие-то бумажки, огромный письменный стол из коричневого, полированного дерева. От этой обстановки мне уже дурно. Бросаю взгляд на окно, на улице стоит непроглядная темнота, и стелется туман. Луну закрыли тучи, но не легкие и прозрачные, а тяжелые, угольно-черные и большие. Они не приглушали волшебный свет, делая его мягче, как это бывало с легкими облачками, нет, они полностью поглощали его. Чем дольше я находился в этом кабинете, тем больше его стены давили на меня, словно тиски. Вдруг из коридора послышался стук, потом - треск, затем - легкое шуршание, будто от длинного платья, скользящего по полу. Я бросился в дальний угол кабинета, присел на корточки и вынул из кармана сложенный вчетверо листок, найденный мной недавно в одной из книг. Я уже выучил текст, написанный там, вернее, одну единственную строчку, выведенную красивым почерком, красными чернилами, наизусть. Снова я бросил взгляд на бумагу, воскрешая в памяти аккуратные буковки, изящно соединенные между собой: "Страшитесь, те, кто пришел в этот дом со своими любимыми, ибо вам суждено переживать проклятие вечно, во веки веков".