Иван Антоныч проснулся утром от ужасной боли в голове. Ему снились сны, мало схожие с действительностию, но, тем не менее, произведшие на него удручающее впечатление. То кричал на него его учитель гимназии, давно покойный, то ученики в одеждах индейцев бросались друг в друга скомканной бумагой. Ивану Антонычу сразу вспомнились все неприятности и унижения в его и без того безрадостной жизни. "Как это всё пошло, глупо, скверно!" - думалось ему.
Было воскресенье. Маятник мерно отстукивал минуты, часы и годы. В церквах зазвонили колокола, возвещая утреннее богослужение. Иван Антоныч встал, едва не опрокинув подсвечник с огарком на засаленном ночном столике, шаркая ногами прошел мимо антресолей, покрытых пылью, чихнул, направился к буфету. Из него достал он треснутый графинчик с клюквенною настойкою, приберегаемый им для особых случаев, и крякнув, выпил всю ее до дна.
Однако, не полегчало, зато мысли, до этого тихо ползавшие в голове, загудели непослушным роем. "Как же всё осточертело, обрыдло, прогоркло. Вся эта жизнь бесконечно выматывает нервы", - думал Иван Антоныч.
Было воскресенье. Маятник мерно отстукивал минуты, часы и годы. В церквах зазвонили колокола, возвещая утреннее богослужение. Иван Антоныч встал, едва не опрокинув подсвечник с огарком на засаленном ночном столике, шаркая ногами прошел мимо антресолей, покрытых пылью, чихнул, направился к буфету. Из него достал он треснутый графинчик с клюквенною настойкою, приберегаемый им для особых случаев, и крякнув, выпил всю ее до дна.
Однако, не полегчало, зато мысли, до этого тихо ползавшие в голове, загудели непослушным роем. "Как же всё осточертело, обрыдло, прогоркло. Вся эта жизнь бесконечно выматывает нервы", - думал Иван Антоныч.