Я лишь лежала.
Час, иль два, а может больше...
И слушала души своей я рев:
Как будто злобный и тяжелый лязг металла,
Она кричала, и сама себя же в клочья рвала,
Кусочки плоти на иголки на колов.
Она особо сильно не страдала,
Ей даже нравилось выслушивать тот свист,
Который дырочка на сердце издавала
И задыхаясь, воздух все хватала,
Сменяя кровяных десятки уж монист.
А я лежала и лежала,
Стараясь слушать песню тишины,
Которая столь дивно мне играла
И косточки мои перебирала
Своей рукой, неведомой длины.
Час, иль два, а может больше...
И слушала души своей я рев:
Как будто злобный и тяжелый лязг металла,
Она кричала, и сама себя же в клочья рвала,
Кусочки плоти на иголки на колов.
Она особо сильно не страдала,
Ей даже нравилось выслушивать тот свист,
Который дырочка на сердце издавала
И задыхаясь, воздух все хватала,
Сменяя кровяных десятки уж монист.
А я лежала и лежала,
Стараясь слушать песню тишины,
Которая столь дивно мне играла
И косточки мои перебирала
Своей рукой, неведомой длины.
И вдруг мои заглохли уши.
Их будто заложило, как в воде.
И средь тиши зловещей, души,
Заполнив голосами мои уши
Мне все шептали, всюду и везде.
Боясь узнать, что души эти скажут,
Закрыла уши я ладонями и все...
Надеялась, что все-таки замажу,
Ладонями я теми, и приглажу
Моих нервишечек кровавое пятно.
Их будто заложило, как в воде.
И средь тиши зловещей, души,
Заполнив голосами мои уши
Мне все шептали, всюду и везде.
Боясь узнать, что души эти скажут,
Закрыла уши я ладонями и все...
Надеялась, что все-таки замажу,
Ладонями я теми, и приглажу
Моих нервишечек кровавое пятно.
Велета