Страшные истории и мистические истории

- Что? – удивилась я, вглядываясь в рисунок. – Но как это возможно?!
- Вас что-то удивляет? – спросил художник.
- Да, ваш портрет!
- А что? Он на кого-то похож? – удивился художник.
- Похож? Да он просто копия моего мужа! Вы его рисовали?
- Я не знаю, кого я рисую, я просто рисую так, как у меня это получается!
- Как такое возможно? – у меня не входила из головы такая схожесть с внешностью моего мужа.
- Возможно... Я просто беру карандаш, создаю штрихи, линии и разводы, а остальное получается так – как должно получиться. Так - как создает это моя фантазия.
- Вы лукавите? – улыбнулась я. Мне показались забавными его слова. – Вы видимо рисовали моего мужа раньше, либо часто его видели на улице? Вот отсюда и все ваши фантазии?
- Возможно и так. Но, к сожалению, я не знаком с человеком на этом портрете, так что рисую я, лишь ограничиваясь своим творческим миром.
- Очень красиво получилось! – мне почему-то так захотелось показать этот портрет моему мужу. – А вы продаете свои работы? – спросила его я.
- Нет. Сожалею, но нет. И тем более эта работа еще не закончена.
- Но почему же? Для чего же вы тогда их рисуете?
- Для себя... исключительно так...
Его ответ меня очень расстроил. Я посмотрела справа от художника, где лежали рисунки в коричневом старом чемоданчике.
- Можно посмотреть? – спросила его я.
- Пожалуйста, только аккуратно - улыбнулся он в ответ.
Я кивнула в знак того, что поняла его, присела и перевернула рисунки. Все это были портреты разных людей: мужчины, женщины, старые, молодые, даже несколько детей. Все их лица казались мне такими знакомыми – пока... среди них я не увидела портрет моей соседки Анны Олеговны, которая умерла больше месяца назад. Затем портрет ее мужа – Сергея Григорьевича – он умер спустя две недели после смерти жены... От этого мне стало жутко.
- Когда вы их рисовали? – спросила я у художника, показывая портреты своих соседей.
- Уже не помню... Давайте-ка посмотрю... Там же даты стоят на рисунках в углу...
Он взял портрет Анны Олеговны и констатировал 12 августа. А мужчину я рисовал 26 августа. После его слов – внутри меня что-то оборвалось. Двадцать шестое – я помню этот день. Ко мне же в тот день приехала двоюродная сестра Нинка из Калуги. Именно тогда, баба Марья с нашего подъезда рассказала о смерти Сергея Григорьевича...
- С Вами все хорошо? – спросил меня художник.
- А? - словно из оцепенения вывели меня его слова. – Да... все хорошо...
- Что-то не так?
- Нет, все хорошо... - стараясь как можно быстрее уйти от этого художника, ответила я. В этот момент пес Джек подбежал ко мне и лизнул мне руку. – Мне пора... Домой... До свидания... .Пошли, Джек.
- Всего хорошего, - слегка мотнув головой, попрощался загадочный художник.
Домой я вернулась бледнее стены. У меня не входило из головы все то, что я увидела на улице. Дочь продолжала что-то усердно рисовать. Я ополоснула лапы Джеку и отправилась на кухню готовить кашу. Все это просто совпадение. Чертово совпадение и не более того... В голове моей крутились страшные мысли, которые я всячески старалась от себя оттолкнуть. Какой странный художник... Очень загадочный художник... И почему я раньше никогда не обращала внимание на то, что он рисует? Странно всё это... На всякий случай я позвонила мужу и спросила как у него дела. Тот, как всегда, что-то ответил, а на мой рассказ про странного художника в парке просто отшутился, что якобы я пересмотрела ужастиков и начиталась страшилок.
Вечером приехал муж, и постепенно все мои переживания сошли на «нет». Все это просто накрутилось у меня в голове. Ну и дура же я, пора заканчивать смотреть всякую мистику. Вечером, гуляя с Джеком – я не видела этого художника – оно и к лучшему.
На следующий день, муж как всегда уехал на работу, а я, усадив дочь за просмотр телевизора – отправилась гулять с собакой. Дойдя до парка, я увидела в конце сквера знакомый темно-красный свитер с вышитыми зелеными нитками на нем какими-то цветами. Он рисовал. Я подошла к нему. Он рисовал портрет какого-то другого мужчины... .
- Здравствуйте, – поздоровалась я.
- Доброе утро, - едва взглянув в мою сторону, ответил художник.
- А вчерашний портрет вы дорисовали?
- Да. Сегодня дорисовал. Вот он лежит, - он указал на стопку портретов.
Я взяла посмотреть портрет. Господи, да это же вылитый Николай, мой муж. Он улыбался. Позади него на фоне было нарисовано что-то вроде облаков или пара... Я еще тогда сравнила это с тем, что он работает в котельных и насосных, часто пар, вода, клапаны всякие там водные, датчики давления и прочее. В правом нижнем углу стояла сегодняшняя дата 15/09, от которой как-то стало не по себе, не знаю даже почему...
- А скажите, как вы придумываете фон для портретов?
- Так же как и сам портрет. Я просто рисую, то, что диктует мне моя фантазия...
- Странное у вас видение... я с таким еще никогда не встречалась, чтобы человек, который рисует – сам не знал, что рисует, - я улыбнулась.
- Ну, вот теперь, можно сказать, встретились, - улыбнулся он в ответ.
- Да... - согласилась я. – Ну мне пора, удачной фантазии Вам.
- Спасибо... - продолжая водить карандашом по холсту, ответил художник.
Я позвала собаку и отправилась к дому. Жуткий какой-то художник... После общения с ним, как-то некомфортно на душе. Уже на пороге у меня завибрировал в кармане телефон. Я достала смартфон, параллельно открывая входную дверь и входя в квартиру, ответила:
- Алло?
- Маргарита Васильевна?
- Да, - ответила я. Голос был мне не знаком, как и номер, с которого мне звонили.
- Меня зовут Дмитрий Ушаков, я работаю с Вашим мужем Николаем... и у меня для вас печальная новость... дело в том, что сегодня...
Дальше я ничего не слышала. Я все поняла. Глаза мои заволокло какой-то белой пеленой, в голову будто ударило чем-то тяжелым, и я потеряла сознание...
В насосной, где работал муж сегодня, выбило клапан давления, от чего острый металлический шарнир вырвало с мясом, и он угодил мужу в живот. От полученных ран Николай умер по пути в больницу, не приходя в сознание. Моя дочь вызвала мне скорую. Сразу за нею приехали моя мама с отцом и сестра. Я лежала в спальне и не хотела принимать то, что случилось сегодня... Я слышала, как родители разговаривают с сестрой и дочкой в соседней комнате, выясняют причины всего произошедшего. Обсуждают предстоящие похороны... Да что же это такое? Я встала с кровати и вышла из комнаты. Одевшись, я направилась на улицу. Меня не хотели отпускать, но я сказала, что просто хочу подышать свежим воздухом и побыть одна. Я отправилась в парк...
Художник стоял там. Он рисовал. Я направилась к нему с явным намерением порвать все его рисунки и холсты, сломать карандаши и кисти. В этот раз он был готов к встрече со мной, перестав рисовать, когда я еще была от него в нескольких метрах.
- Не стоит этого делать... - сказал он каким-то спокойным голосом. – Я понимаю вашу печаль, но скажу одно – что я не причастен к вашему горю.
- Не причастен?! – взревела я. – Непричастен?!! А твои художества?! Твои дурацкие портреты?! Они не причем?! Скажешь мне, что твои писульки просто так?!
- Это надуманно Вами! – сказал он. – Я понимаю Вас, но прошу меня выслушать прежде, чем совершить что-то непоправимое...
Меня всю трясло. Я была готова выхватить у него его обрубок-карандаш и запихать его ему в глаз, но с трудом все же смогла преодолеть эту прыть, чтобы выслушать, что он скажет.
- Прежде, чем я поведаю всё, я должен быть уверен, что вы не будете претендовать на то, что произойдет со мной в самом ближайшем будущем. Кроме того, что я верну Вашего мужа из мертвых – вы более не станете меня просить оживить еще кого-то. Не будете шантажировать этими знаниями, не будете угрожать мне или пытаться отнять у меня что-то, что поможет Вам в достижении Вашей цели.
- Что за бред вы несете?
- Если вы и вправду так считаете, то нам больше не о чем с Вами разговаривать...
- Хорошо, - выдохнула я. – Что требуется от меня?
- Всего лишь дать мне слово – не требовать того, что я перечислил! Просто слово...
- Что за?.. - хотела я сказать, но по взгляду художника поняла, что он не шутит. – Ладно... Я обещаю...
- Отлично. А теперь позвольте представиться... - начал художник. – Меня зовут Илья Баско. И я вправду художник. Причем рисовал довольно неплохие картины, пока... Год назад у меня умерла жена. С того самого момента моя жизнь потеряла смысл. Я начал пить, заливая горе алкоголем. Так мне было легче. Я перестал что-либо делать, погрузившись во мрак сразу после ее похорон. Ни друзья, ни родственники не смогли бы меня вытащить из того состояния. Я медленно умирал, пока однажды ко мне не пришел один странный, как он представился, покупатель картин. Мне тогда нужны были деньги, я уже пропил все свои сбережения, и я впустил его в дом в надежде продать ему хоть что-то. Но как оказалось, мои картины его не особо интересовали – он пришел предложить мне сделку. Этот человек показал мне вот этот самый карандаш, - демонстрируя свой обрубок карандаша в руке, которым он рисовал картины, произнес художник. – Это карандаш смерти, сказал он мне. Все, что будет нарисовано им - умрет сразу же, по завершению. Все, что умеет рисовать этот карандаш – это лица, портреты абсолютно разных людей. Рисующий даже вряд ли будет их знать - карандаш сам будет рисовать лица. Художнику лишь стоит направлять его на холст.
Илья Баско сделал паузу, как-то странно посмотрел на меня, будто впитывал мое удивление и заинтересованность от его слов, после чего продолжил:
- Человек предложил мне его взять в обмен на... Когда ты испишешь этот карандаш – сказал он мне, то получишь в благодарность за свою работу... после чего этот человек достал другой карандаш, который был очень похож на карандаш смерти, только с зеленой полоской – и сообщил, что это карандаш жизни. Все те, кого ты нарисуешь этим карандашом – оживут, если были мертвы и станут абсолютно здоровые – если болели. Ты сможешь оживить свою жену, лечить знакомых и близких. Все эти возможности ты получишь сразу же после того, как карандаш смерти будет полностью исписан. Как только ты закончишь свою работу, я принесу тебе карандаш жизни, в обмен на портреты, которые ты нарисовал. Осталось только дать свое согласие, закончил этот странный покупатель картин. Ну и как бы поступили бы Вы? – спросил у меня художник.
- Я... - я не знала, что ответить, так как не ожидала услышать то, что услышала. – Но ты же убил столько людей, чтобы оживить свою жену? Чтобы получить такую возможность, ты принес столько горя этим людям, - я указала ему на стопку портретов в его чемодане.
- Да. И я бы нарисовал еще столько же, чтобы вернуть ее! – грозно ответил он. – И я готов вернуть тебе твоего мужа, чтобы ты поддержала меня в моем решении. И тебе не надо никого убивать для этого, как это делаю я... Тебе лишь стоит сказать, что ты со мной...
Я стояла в ступоре. Что за человек приходил к нему? Что за странные сделки происходят в этом мире? Я не могла поверить во все услышанное, но его обрубок карандаша – этого чертового карандаша смерти, убившего моего мужа... он заканчивался... Его едва хватит на еще один портрет, а потом... потом он получит другой карандаш, который оживит моего мужа...
- Ну, так что? – прервал он мои мысли.
- Хорошо... - тихо ответила я. С этой фразой я почувствовала себя убийцей всех этих людей, лежащих в чемодане. Но что я теряю, кроме чести? Кроме совести от горя всех нарисованных людей. – Рисуй! – закончила я.
- Спасибо, - ответил художник. – Ты не представляешь, как тяжело все это одному держать в себе. Спасибо тебе, что ты меня поддержала. Я закончу с этим портретом, и останется еще один, завтра я испишу этот карандаш. И тогда я верну тебе твоего мужа, а себе жену... Я жду тебя завтра в полдень, на этом же месте...
Художник стал рисовать, вернее, водить по холсту обрубком карандаша, который вырисовывал очередного смертника на бумаге. Я не могла смотреть на это. В моей голове никак не складывалось все то, что происходило сейчас. Но надо преодолеть это, ради семьи, ради того, чтобы мой муж снова был жив...
Я плохо спала ночью, постоянно думая о завтрашнем дне. Как это будет выглядеть, что скажут вокруг люди, насколько это естественно и правильно? Проснувшись, я вышла на прогулку с собакой. Илья Баско уже стоял в парке и рисовал. Я не стала к нему подходить, я приду, когда будет полдень. Разобравшись с домашними делами, оставив дочь на бабушку, я побежала в парк... Мольберт стоял на месте, художник стоял спиной ко мне стоял. Мне казалось, он смеется, но смех этот был какой-то нездоровый... будто смех сумасшедшего
- Я пришла... - запыхавшись от волнения и быстрой ходьбы, сказала я. Эта фраза вылетела, как обрывок предложения. – Ты исписал карандаш? Он закончился? – глядя ему на руки спрашивала я.
- Почти... - сквозь жуткий смех, ответил он. Он не смотрел на меня, а глядел куда-то в сторону, в чащу парка. Затем он показал мне свою руку, держащий кусок грифеля от карандаша. – Осталось только поставить дату.
- Ну же? Ставь! Скорее... - волновалась я. Что-то пугало его, а вместе с ним и меня. Я чувствовала это напряжение всем телом. Этот сумасшедший смех, этот обреченный жуткий голос... Художник повернулся ко мне...
- Я не могу... - на его лице высыпали слезы, - Я не знаю, что будет, если... - он обреченно опустил голову. Неужели у него вдруг сыграла совесть? Неужели он понял, что наделал всеми этими рисунками? Еще вчера он был так уверен и категоричен, а сегодня уже утонул в сомнениях... Я посмотрела на портрет и всё поняла...
- Он обманул меня, - сквозь слезы, выступившие у него на лице, прохрипел Баско.
На холсте был нарисован сам автор... Автопортрет художника, на котором не хватало лишь одного маленького штриха – сегодняшней даты в правом нижнем углу...