Страшные истории и мистические истории

Не могу сказать, что я очень хорошо отношусь к своим соседям, уж больно надменный и спесивый Герман Львович, но в элементарных просьбах типа "купить хлебушка" я им конечно не отказываю. В квартире у них я была только один раз (Герман Львович категорически не терпел посторонних в квартире). Нелли Игоревна, в отсутствие супруга, затащила меня "на чай". Чай пили на кухне, но мимолетом я осмотрела и комнаты. Обстановка у них почти антикварная, что смотрится довольно нелепо в малогабаритной квартире, массивный сервант, несколько витиеватых этажерок, заставленных массой безделушек, картины на стенах, в общем остатки былой роскоши. Вот только возникло впечатление, что с большой комнатой у них что-то не так, что именно, я понять не могла, просто ощущение какой-то "неправильности".
В одно прекрасное утро, выйдя из квартиры и ожидая лифт, я услышала скрип открываемой соседской двери и знакомый дребезжащий голосок.
- Деточка, а не купите ли Вы нам после работы... А то Герман Львович очень занят, а я совсем слаба стала...
- Да без проблем, Нелли Игоревна, давайте список.
Вечером того же дня, занося старикам пакет с продуктами, дернул меня черт за язык спросить у них о звуках, будивших меня несколько ночей подряд. Их реакция, мягко говоря, меня удивила. Нелли откровенно испугалась, сначала побледнела, а затем пошла красными пятнами, а Герман, на мою беду как раз вышедший из комнаты, разозлился как сатана и стал орать что-то о беспринципности нынешней молодежи, алкоголе, наркотиках и так далее. Нелли буквально вытолкала меня из квартиры и заперла дверь...
На следующий вечер, придя с работы, я как обычно уселась в кресло с книгой и чашкой горячего чая. "Какое счастье, завтра суббота" - подумала я и задремала. Из блаженной истомы меня вырвала трель дверного звонка. На пороге стояла Нелли Игоревна.
- Вы уж простите нас, деточка, за вчерашний инцидент. Герман Львович все корпит над своими мемуарами, совсем заработался, нервы не выдерживают такой нагрузки, вот и сорвался. Не держите зла на стариков.
- Да что Вы, я уж и думать об этом забыла. Не берите в голову.
- Ну слава Богу, а то у меня уж больно гадкий осадок на душе был. Я к Вам, деточка, с просьбой. Мы вот, с Германом Львовичем, решили на старости лет к морю съездить, косточки погреть, может уже последний раз в этой жизни. Если Вас это не сильно затруднит, я Вам ключики оставлю, зайдите цветочки полить, пожалуйста.
- Конечно, очень рада, что наконец-то отдохнуть - развеяться решили. А то из квартиры не выходите практически. Может проводить вас?
- Нет-нет, что вы. Самолет сегодня ночью, мы уж такси заказали, среди ночи на юга выбираемся.
Попрощавшись, пожелав счастливого пути, приятно отдыха и заверив старушку в том, что ее цветочки в надежных руках, я взяла ключи от соседской квартиры и продолжила наслаждаться пятничным вечером.
В ночь с субботы на воскресенье меня вновь разбудила возня за стеной, только в этот раз звуки были намного громче, чем раньше. Как будто кто-то намеренно стучал в стену, пытаясь привлечь внимание. Продолжалось это до рассвета, уснуть мне так больше и не удалось.
Утром, не выспавшаяся и злая, я решила проведать соседские цветочки и заодно попытаться что-то выяснить о загадочных звуках.
И вот, я переступила порог их квартиры... Все шторы были плотно задернуты, в помещении царил полумрак. Дверь в маленькую комнату была приоткрыта и мне показалось, что на кровати кто-то лежит. К сожалению, не показалось...
Оба старика, одетые, как на выход, лежали на кровати. Не нужно быть медиком, что бы понять, что оба мертвы. Смерть уже заострила их черты, хотя разложение еще не коснулось тел, август был довольно прохладным. Понимаю, что нужно было сразу бежать к телефону, но в стрессовых ситуациях не всегда ведешь себя адекватно. Я почему-то первым делом побежала к окну, горя диким желанием впустить в комнату немного света и воздуха. Открыв шторы и окно, я оглядела комнату. На прикроватной тумбе лежали документы, деньги и конверт, на котором крупными буквами было выведено мое имя.
И опять, вместо того, что бы вызывать милицию и скорую, я взяла конверт, трясущимися руками достала исписанные мелким почерком листы и начала читать. Чем дальше я читала эту страшную посмертную исповедь, тем яснее ощущала, как шевелятся волосы на голове, а скудная растительность на руках и вовсе встает дыбом...

"Деточка, если Вы читаете это, значит мы с Германом Львовичем уже не в этом мире. Простите великодушно, что я уготовила Вам сей принеприятнейший сюрприз, но Вы единственная, кто был добр к нам и к кому я могла обратиться с просьбой. Думаю, Вы имеете полное право знать, что привело меня к решению отправить Германа Львовича в мир иной и уйти за ним.
После окончания мединститута мне невероятно повезло, я отправилась работать по распределению в центральную больницу города.
Когда молодой перспективный хирург обратил свой мужской интерес на меня, скромную девушку-интерна, счастью моему не было предела. Наш бурный роман длился около полугода, а затем последовало предложение руки и сердца. Герман Львович был безумной любовью всей моей жизни. Я беспрекословно исполняла любые его желания и прихоти, ради него готова была на любые безумства и без колебаний рассталась бы с жизнью по первому его требованию.
Даже его слова о полном нежелании иметь детей не омрачили моего счастья, мне никто не был нужен, кроме моего Герушки. Через три года после свадьбы, я оставила работу и всецело занялась хозяйством, что бы мой ненаглядный супруг был окружен чистотой, заботой и вниманием. В мире и согласии пролетели годы до нашей серебряной свадьбы.
Мне исполнилось 46, а Герушка отметил свой полувековой юбилей, когда как гром среди ясного неба прозвучали слова гинеколога на плановом осмотре: "Поздравляю Вас, Нелли Игоревна, вы беременны". О ребенке Герушка и слышать не хотел, но состояние моего здоровья не позволяло делать аборт и беременность пришлось сохранить.
11 августа 1980 года родился Феденька... родился особенным... Черепная коробка была чудовищно деформирована, но помимо уродства внешнего прозвучал приговор врачей: "Вам доведется растить овощ и надежды на улучшение нет. Медицина бессильна".
Герман был в ярости, обвинял в случившемся всех и вся, требовал отказаться от ребенка, а коллегам и знакомым сообщить, что мальчик мертворожденный. Но тут, впервые за долгие годы совместной жизни, я посмела возражать мужу и более того, настояла на своем. Он разрешил забрать мальчика, но с условием, что бы ни одна живая душа не видела его близко, дабы не позорить его доброе имя и что бы дома это "недоразумение" как можно меньше попадалось ему на глаза.
Пока Феденька был совсем крошкой, особых проблем не возникало, правда, пришлось отвадить всех знакомых, прослыть "нелюдимами" и никого не подпускать близко к коляске во время прогулок. Если кто-то пытался подойти близко, поглядеть на ангелочка, я начинала истерически вопить, что Феденька болезненный, может чем-то заразится. Соседи за глаза меня называли "придурошная мамашка", но мне было все равно.
Проблемы начались, когда Феденька подрос. Несмотря на умственную отсталость, он был достаточно активным ребенком. На улицу приходилось вывозить его только поздно вечером. Градом сыпались вопросы любопытных соседей: "А что же вашего маленького не видно, что же он с другими детками не играет". Это было невыносимо. Мы приняли решение сменить квартиру, уехать в какой-нибудь район на окраине, где нас никто не знает и где ни кому нет дела до чужих детей.
Так, в 1984 году, мы и оказались в этом доме.
Беда приключилась, когда мы перебрались на новую жилплощадь. Квартира была завалена кучей коробок, разобранной мебелью. Герушка как раз начал работать над очередным научным трудом и ему необходим был покой и тишина. Один раз Феденька бегая по квартире, поранил ножку, вызвав своим плачем гнев Германа Львовича.
- Это недоразумение мешает мне работать!!! - орал Герман, - Успокой этого урода, если я тебе хоть немного дорог!!! Не прощу себе, что позволил какому-то недочеловеку разрушить нашу счастливую жизнь!!!
В общем, что бы Феденька не шумел и не плакал, пришлось давать ему успокоительные препараты, прописанные мужем. Неделю я почти не подходила к Феденьке, была всецело занята обустройством квартиры, что бы мужу было удобно работать. Тем временем ранка у него на ноге воспалилась и очень меня беспокоила, Герман сказал, что сам займется лечением и перевязками.
Когда наше новое жилище приняло обжитой вид, я наконец-то смогла заняться сыночком. Отнеся своего ангелочка в ванную и сняв с ножки повязку, я ужаснулась. Кожа вокруг раны стала серая, покрылась гнойниками, ножка распухла. Тогда мне и в голову не пришло, что Герман, вместо того, что бы лечить ребенка, просто менял повязки и давал жаропонижающее, что бы не вызвать моего беспокойства. Ситуация была критическая.
Везти ребенка в больницу мы не могли. Халатное отношение к ребенку было чревато для Германа товарищеским судом или даже, не дай Бог, потерей партбилета. И с должностью главврача можно было попрощаться, отправили бы на пенсию, а Герушку бы это убило. Мы не могли допустить этого. Такое пятно на безупречной репутации Германа Львовича, нет, ни за что!
Вот тогда-то мы решили инсценировать пропажу сына, что бы больше никто не задавал никаких вопросов и Феденькино уродство никогда не стало достоянием общественности.
Ребенка искали долго, ни кому и в голову не пришло нас в чем-то заподозрить.
Тем временем Феденьку прооперировали дома, я ассистировала Герману. Пришлось ампутировать ножку. Еще Герман настоял на удалении голосовых связок, что бы ребенок не выдавал своего присутствия криком.
- Он все равно растение и не понимает того, что с ним происходит. Ему достаточно твоей любви и заботы. - говорил мне Герман.
В последствии Феденьке сделали еще несколько операций, что бы уменьшить его активность. Что бы Феденька не покусал себя, Герман удалил ему зубки. Еще одну операцию, интимную, он перенес в период полового созревания.
Так мы и жили последние 20 лет. Я заботилась о Германе, а в свободное время миловалась с Феденькой. Кормила его, пеленала, читала сказки.
Только вот последнее время Феденька стал беспокойным. Просыпался по ночам, пытался выбраться из комнаты.
Последней каплей стал Ваш вопрос о странных звуках в нашей квартире. Я не виню Вас, ни в коем случае, всю жизнь я знала, что тайное станет явным и ждала этого момента. Я боялась реакции Германа и не зря. Он потребовал умертвить Феденьку, а я на это пойти не могла.
Отравить мужа мне труда не составило. И я ухожу в след за ним.
Теперь Вы знаете все. Простите меня, если сможете и не поминайте лихом.

Проследите, чтобы о Феденьке позаботились соответствующие органы. Вход в его комнату в гостиной за этажеркой.
Прощайте, деточка".

Разум буквально орал мне: "Идиотка, вызывай милицию!", а ватные ноги сами несли в соседнюю комнату. Обрывки мыслей разрывали мозг: Феденька... операции... ампутировать ножку... уродство... овощ... И тут среди хаоса в моей голове образовалась одна ясная мысль. Я поняла, что было не так с их большой комнатой. Она была меньше, чем должна. Как будто стену, граничащую с моей квартирой, передвинули на метр.
В углу стояла очень красивая, резная этажерка, высотой метра полтора, заставленная кучей фарфоровых статуэток, на самом верху, которой восседал довольно внушительный китайский болванчик из настоящего мрамора.
Как сквозь вату я услышала все тот же шум, который теперь стал невыносимо громким.
"Вход в его комнату в гостиной за этажеркой" - всплыла в голове фраза из письма.
Отодвинув ее, я увидела небольшую дверь, оклеенную обоями, в человеческий рост, но довольно узкую и запертую на щеколду. С той стороны в дверь стучали не переставая.
Открыв дверь, сначала я не увидела ничего, только очень узкое, гробообразное помещение, освещенное тусклой лампой, в нос ударил резкий запах человеческих испражнений. Тут что-то коснулось моей ноги, я опустила глаза... я очень захотела закричать, но голос пропал, я могла только хрипеть...
У моих ног извивалось нечто, бывшее когда-то человеком. Нормальное тело взрослого мужчины, только без ног и рук. Они были ампутированы практически у самого основания.
Сначала мне показалось, что у него только пол-головы...
"Черепная коробка была чудовищно деформирована" - опять всплыла в памяти фраза из письма.

Левая сторона головы Феденьки была сплюснута и как будто размазана вниз.
На меня смотрел один ярко-голубой глаз, беззубый рот, истекая слюной, беззвучно открывался и закрывался. Несчастное создание все было измазано содержимым переполненного подгузника.
Попятившись назад и не удержавшись на ногах, я шлепнулась на пятую точку. В это время Феденька извиваясь пополз к выходу из комнаты. Зацепившись плечом за отодвинутую мною этажерку, он стал биться на месте, его маленький, искалеченный мозг не мог подсказать, что препятствие нужно обойти. Он бился, как рыба, попавшая в сеть, расшатывая мешавшую ему преграду.
Словно в замедленной съемке я увидела, как тяжелый мраморный болванчик летит прямо на голову Феденьки и отключилась.
Когда я открыла глаза на меня смотрел все тот же один пронзительно - голубой глаз, только в этот раз он смотрел на меня из месива крови и мозгов.
И тогда я смогла закричать... Очень смутно помню, как квартира наполнилась людьми, приехала скорая, милиция, как я отвечала на какие-то вопросы, подписывала какие-то бумаги...
Похоронами занимались невесть откуда взявшиеся родственники, семиюродные племянники троюродного шурина, претендовавшие на жилплощадь.
Я винила себя в смерти Феденьки, если бы я, как нормальный человек, сразу же позвонила в милицию, Феденька был бы жив, если можно назвать жизнью такое существование.
На 40 день пошла в церковь, заказала панихиду и поставила свечечку за упокой души Феденьки, долго просила у него прощения, за свою глупость, стоившую ему жизни. Ставить свечку за упокой его родителей у меня рука не поднялась.
В ту же ночь мне приснился красивый, голубоглазый мальчик. Я знала, что это он, Феденька, такой, каким он должен был быть. Мы обнимали друг друга, он успокаивал меня и рассказывал, как он счастлив теперь, что на самом деле он не умер, а освободился.
Утром подушка была мокрая от слёз, но острое чувство вины наконец-то утихло, осталась лишь тихая щемящая грусть...