Страшные истории и мистические истории

- Тяжёлый случай... - доктор проговорил это с той же безысходностью в голосе, что и все остальные, почему-то заставляя меня улыбаться.
"Я знала", - мысленно отмечаю про себя, в голове ставя галочку.
Мать трясущимися руками подносит к красным глазам платок, отец лишь сжимает руки в кулаки, готовясь к ещё одному разочарованию.
- Не говорите так, - очень тихо произносить матушка с нарастающим отчаяньем в голосе. - Неужели мы объездили столько стран, чтобы всюду слышать одно и то же?!

Отец кладёт руку на её трясущееся плечо, оборачивая взгляд ко мне. А я словно не здесь, витаю где-то под потолком на спине у серой птицы, считая трещины. Доктор вновь склоняется над фотографиями с рентгеном моих коленных чашек в привычном молчании. Закрываю глаза, представляя себя в каком-то более весёлом месте: в таком мире, где я ещё могу ходить. С трудом, ох, с трудом...

- Есть шанс, - проговаривает доктор, кажется, так громко, что начинает звенеть в ушах.
Мать с отцом округляют глаза, цепляясь за эти слова, как за последнюю надежду.
- Любые деньги, - произносит отец твёрдо, а я снова вспоминаю как это - ненавидеть себя.

Столько денег впустую... Они могли бы быть счастливы, они могли бы начать новую жизнь, ведь у меня есть брат и он полностью здоров. Они слишком хорошие родители, на чьи плечи свалилась ужасная обуза. И они будут нести её всю свою жизнь, потому что считают, что эти их вина.

Мама расцеловывает меня в обе щеки, оставляя на коже солёные капли и всё повторяет: "Ты отправишься в лучший реабилитационный центр. Там тебе помогут, милая. Слышишь, помогут!" Серая птица сбрасывает меня со своей спины, пролетая сквозь стену, а я не хочу, чтобы она меня оставляла...

*****

Ненавижу реабилитационные центры... Вокруг обстановка, напоминающая морг, только с функцией весёлых медсестёр, заставляющих покойников дёргаться. Одиночные комнаты, что я прозвала "камерами" тоже особого восторга не внушали, а расклеенные воодушевляющими плакатами стены - угнетали. Самым неприятным было отсутствие трещин на потолке - я не знала, чем заниматься в свободное время.

В начале курса меня стали подсаживать на местную пищу и приспосабливать к графику. За мной везде и всюду носились врачи, делая из заботливых нянек. Я всё спрашивала их: "Зачем? Ведь всё без толку..." - а взамен меня записала к психологу. Теперь пришлось слушать монотонные лекции с участием ещё нескольких покойников о том, что мы не вылечимся, если не будем в это верить.

Но я исправно ездила на эти лекции, ведь иногда под потолком мелькали крылья птицы, которая теперь навевала мне странный покой. Эта была синей. Синий - цвет спокойствия, фантазий и смерти. Не чёрный, а именно синий. Иногда я замечала её в движущихся по потолку тенях и радовалась, каждый раз находя в тех местах кривые узоры.

Каждый день ко мне в "камеру" заходили доктора и массировали ноги. Всё это не давало особых результатов, я лишь чувствовала страшную боль, словно затвердевший пластилин пытаются размягчить. Особого проку, как я и ожидала, от этого не было. Но вот, что забавно - мне нравилось там. Здесь меня всюду окружали такие же обиженные судьбой люди, не греющие себя и остальных какими-то выдумками. Но я сейчас говорю только о нашем крыле, как мы любили его называть - крыло колясников. Здесь было ещё несколько корпусов, но в моём положении "гулять" по ним особо нет желания.

Один из корпусов как раз был виден из окна моей комнаты, куда я часто заглядывала в надежде увидеть что-то новенькое. Я проводила много времени, наблюдая за шелестом листьев на ветру, тщетно ища свою пернатую подругу между тенями. И хоть птицы были лишь частью моего воображения, я не могла существовать без них. Птица - какой бы она ни была - стала частью моей мечты, стала тем, кем я себя представляла. Ведь для того, чтобы летать, ноги не так важны.

Закрывая глаза и погружаясь во тьму, я летала, продолжая видеть мир перед глазами, но мир другой... Мой мир. Пока ты летишь - ты не думаешь о том, где будешь приземляться. Но крылья тоже болят, болят почти ощутимо. Падая камнем на землю, я вздрагивала, открывая глаза от того, что чувствовала судорожную пульсацию в ногах. Просто боль, боль, тянущая меня на землю. Она словно цепь - не даёт мне взлететь. Но, может, это и к лучшему?

Я, к слову, никогда не умела делать птичек из бумаги и всё что получалось - это самолётики. Летали они, правда, не важно, напоминая подбитые бомбардировщики - напоминая меня... Но это не мешало мне открывать окно и пускать их вниз, наблюдая, как ветер подхватывает лёгкую бумагу, унося за собой. Вот и сейчас, я, наверное, уже в шестой раз выпускаю очередной самолёт, всё так же восторженно наблюдая за его полётом, словно впервые. Ветер неожиданно поворачивает его совсем в другую сторону - на противоположное крыло, прямо в раскрытое окошко.

Мне хочется вскочить, заглянуть, перевесившись с подоконника, к кому он попал, но я лишь дёргаю резко головой, от чего шея слегка начинает болеть. Из открытого окна напротив высовывается чья-то рука, держащая мой самолёт, а после светловолосая голова с удивлённым лицом. Издалека я не так хорошо различаю черты, но это точно девушка, примерно моего возраста.

Она приветливо машет мне рукой, сразу же исчезая. Не успела я и моргнуть, как она вновь появилась с ручкой в руке. Самолётик мягко спланировал обратно ко мне. Подъехав к нему на коляске, я прочла несколько строк, выведенных торопливым почерком на крылышке самолётика: "Привет, я Саманта. Будем дружить?"

*****

Самолётик стал нашим гонцом, передающим короткие послания, от одного окна к другому. Бывало, что его уносило ветром куда-то в сторону и он запутывался в ветвях ближайшего дерева. Медсёстры удивлялись, на что у меня уходит столько чистой бумаги и выдавали её строго по несколько листков в день. Но даже этого нам с лихвой хватало.

Про Саманту я знала немного. Во-первых, она была сердечником и готовилась к очень трудной операции. Во-вторых, ей нельзя было много напрягаться и выходить из своей комнаты, так что в гости к друг другу мы прийти не могли. И в-третьих, она не знала, что я не могу ходить...

У нас было довольно странное общение - мы почти не знали друг друга и обменивались довольно нейтральными сообщениями, вроде: "А что сегодня у тебя было на обед?" Она часто строчила мелким почерком на листке всякие забавные истории из её жизни, которые я любила перечитывать перед сном. Помнится, мы всегда сидели до позднего вечера, пока доктора насильно не затаскивали нас в кровати. Ей наше "общение" давалось с трудом. Часто когда она ловила самолёт, то резко хваталась за сердце, он внезапной боли. В такие моменты мне тоже бывало больно от мысли, что она делает усилие над собой ради меня... Она отпускала руку, пошатываясь, но всё равно продолжая "говорить" со мной. И улыбалась. Всегда.

Она была единственным улыбчивым человеком в этом месте, не считая плакатов. И, наверное, самой живой среди покойников. Я действительно очень переживала за неё и желала, чтобы она поправилась.

Что касается меня, на мне пробовали различные методы, доходя даже до иглотерапии, которая частично даже помогала. Вкупе с массажами и медикаментами это давало результаты, незначительные, но реальные. Я могла немного шевелить пальцами, всё равно морщась от боли. В какое-то время меня оставили в покое, говорили, что хотят испробовать какой-то аппарат, но я ещё не готова. Я ждала, ведь не было куда-торопится...

*****

"Ты никогда не говорила мне, чем болеешь. Расскажи", - я знала, что когда-то она задаст этот вопрос.
"Я попала в аварию и сломала ноги, доктора думали, что это простой перелом, но потом обнаружились осложнения. Кость срослась неправильно и пришлось ломать повторно. Они что-то задели тогда и теперь почти нет надежды, что я смогу ходить", - отправился в полёт такой ответ.

Она ловко поймала самолётик. Читая написанное, Саманта вновь ухватилась за сердце, а я поздно вспомнила, что ей нельзя нервничать. Не мигая, я наблюдала за каждым её движением, почти не дыша, ждала, когда ей станет легче.
"Неужели надежды совсем нет? Но ведь ты проходишь все процедуры, тебе должно становиться лучше", - пока я читала, в голове будто звучал её голос, хоть я никогда не слышала какой он.
"Пожалуйста, не переживай за меня, у тебя ведь слабое сердце, да и я знала, отправляясь сюда, что ничего не изменится. Прости, что заставила тебя нервничать, думаю, нам хватит на сегодня. Потому что если с тобой что-то случится из-за этой переписки, я себе не прощу", - я отправила ей ответ, надеясь, что его унесёт ветром. Впрочем, что случилось с самолётиком, я не видела, сразу закрыв окно и завесив его занавеской.

*****

На следующий день шёл сильный дождь и мы не могли обмениваться сообщениями. Я лишь одёрнула занавеску, глядя на её окно. Было слишком рано, я знала, что она ещё спит. Дождь барабанил в окно, убаюкивая меня этим монотонным потрескиванием. Не зная чем заняться, я села вновь перечитывать наши первые послания.

"Я очень люблю кошек", - писала Саманта: "Моей любимицей была одна персиковая кошечка, которую я назвала Лаки. Пока она жила у нас, то мне всегда было весело и я верила, что она приносит мне удачу. Лаки была самым милым созданием на земле: она спала со мной, убаюкивала своим мурлыканьем, провожала в школу. Мы были настоящими друзьями. Однажды она исчезла и с тех пор удача покинула меня. На уроке мне ужасно защемило в сердце и я упала без сознания. А потом меня забрали в этот центр, но врачи говорят, что реабилитация не поможет и нужно делать операцию. Я скучаю по Лаки... Иногда мне не хватает этого тёплого комочка, греющего душу..."

Отложив печальное письмо в сторону, бросив взгляд на её окно. В какой-то момент пока я сидела, ко мне неожиданно пришла та самая мысль, потерянная мной ещё в самом начале: "Ведь есть люди, кому ещё хуже, чем мне..."

Обернувшись, глянув на свои разбросанные вещи, незаправленную постель, я вдруг поняла, что надежда всегда была рядом со мной. Надежда, которую я так отталкивала... или та, которая улетала сама? Я не видела птицу уже больше нескольких недель, что если... Нет, не может быть.

В дверь постучались. Заглянувшая внутрь медсестра удивилась тому, что я не сплю.
- Я хочу вылечиться, - пробормотала я своим мыслям.
- Что? - недоумевая, произнесла медсестра.
- Я хочу вылечиться, - уже громче сказала я, как-то не веря своим словам.
- Что ты хочешь?.. - медсестра, похоже, была в шоке, услышав такое от самого пессимистичного пациента.
- Вылечиться! - громко прокричала я, без тени злости, смеясь и плача одновременно.
Лицо медсестры выражало удивление, наравне с испугом.

*****

Всё утро и весь вечер я пробыла у врачей, будучи благодарным пациентом и как паинька, слушая их. Доктора очень долго осматривали мои ноги, после чего отвели в кабинет с довольно странным аппаратом. Они проводили по моим ногам небольшие разряды тока, поначалу вызывавшие лишь щекотку. В конце доктора сказали, что они сумеют поставить меня на ноги и что через какое-то время я пойду...

Я мчалась в свою комнату со всей возможной скоростью коляски, от чего остальные покойники разъезжались в стороны, как-то странно глядя в мою сторону. Я спешила, чтобы сообщить Саманте эту радостную новость. Ворвавшись в комнату, я немного растерялась, найдя на полу кривой, помятый самолётик, видимо залетевший во время проветривания комнаты. Осторожно раскрыв его, я прочла следующее послание...

"Здравствуй, дорогая подруга. Я очень надеялась поговорить с тобой, но мой первый самолётик сдуло куда-то ветром и я подумала, что ты отдыхаешь. Я хотела тебе кое в чём признаться... Я соврала по поводу операции. В реабилитационном центре я уже несколько месяцев, меня поместили сюда по собственной просьбе. Так я решила прожить свой оставшийся срок, среди таких же, как сама... Спасибо тебе за время, проведённое со мной - эти дни были настоящим подарком для меня. Ведь ты относилась ко мне как к равной и, не зная о моей болезни, продолжала общаться со мной. Именно это и нужно было мне сейчас - поддержка, а не жалость. Прости, что обманула тебя, просто я всегда мечтала иметь настоящую подругу. Хоть на короткое время, но узнать, что такое дружба. Я рада, что встретила именно тебя. С любовью, Саманта".

Слёзы лились у меня по щекам, падая на несчастный листок смятой бумаги. Если бы... если бы я не уехала сегодня к докторам - я бы поговорила с ней, я бы могла сделать её счастливее!
- Саманта, - произносила её имя, давясь всхлипами.
Прижимая к ноющей груди влажными руками листок, я пообещала, что обязательно вылечусь. Не ради себя, а ради неё. Ради её памяти.

*****

Несколько недель я упорно продолжала ходить на процедуры, рьяно добиваясь хоть малейших изменений. И вот, наконец, пришёл тот день, когда я решилась пойти...

Меня держали под руки на твёрдой земле. Лишь только чужие руки отпустили меня, вся тяжесть, словно расплавленный металл, перелилась на ноги. Пошатнувшись, сделав несколько шагов, я упала на стену, чувствуя, как мои ноги подкашиваются, ослабевая. Сползая по стенке со слезами в глаза, я не желала сдаваться, решая попробовать вновь через несколько недель.

*****

Сидя в своей камере, я глядела в потолок, цепляясь за подлокотники кресла-каталки. Ещё немного и, кажется, что из глаз посыплется песок, но я поклялась, что не моргну, если не увижу...

Синие крылья взмахнули, раскрываясь настолько широко, что охватили весь потолок. Я моргнула, чувствуя, как глаза сразу же неумолимо защепило. Могучая тень дрогнула, несколько раз вспорхнув на потолке.
- Подожди, подожди ещё немного...
Я подкатилась ближе к окну, распахивая его, чувствуя, как ветер ерошит волосы. Так легко и свободно. Свободно...
Крылья несколько раз взмахнули, перемещаясь на подоконник. С болью до зубного скрежета, я заставила себя взобраться туда. Ноги едва слушали меня, но это было неважно. Сейчас уже всё неважно...

Целый дополнительный месяц я пробыла здесь, так ни разу не сделав самостоятельно и шага. Это было невозможно, просто физически. Но ведь птице не так важны ноги?.. Я сидела на подоконнике, видя, как тень её крыльев шевелится подо мной, почти осязая, словно верхом на синей птице. Как в тех мечтах, где она катала меня на спине под потолком. Но сейчас всё реально, сейчас я действительно полечу навстречу своей мечте. Навстречу Саманте...

Крылья легко вспорхнули с подоконника вместе с моим телом. Несколько секунд я чувствовала свободу её полёта. Я летела, обдуваемая ветром, как она, как крошечный бумажный самолётик. Летела, чувствуя невероятный восторг. Потому что пока ты летишь - ты не думаешь о том, где будешь приземляться...

Я умерла быстро, даже слишком. И удивилась, попав в свой мир...
Птица унесла нас на своей спине в тот мир, где не нужно было ходить. Теперь мы с Самантой могли летать. Летать вечно, не приземляясь и быть счастливыми.

Их похоронили рядом друг с другом, оставив на могиле маленький, смятый самолётик, подписав на двух белых крылышках: "Саманта" и "Аврора".