У нас на улице стоит заброшенный дом. Жила в нем нищая старуха с сыном-пьяницей. Запустили они двор дальше некуда, а когда оба умерли, дом и вовсе развалился, никто его таким покупать не хочет.
- Жаль домик, без хозяина совсем разваливается, - сказала я соседке тете Тане, проходя с ней вместе мимо этого дома.
- И это хорошо, что разваливается, значит нет в нем призраков. Хуже, если дом годами целым остается - верный признак что нечисто там, - произнесла тетя Таня.
- Почему это? - спрашиваю. На что она мне и поведала историю...
Мне еще моя бабушка рассказывала. Жила она в Белоруссии в небольшом селе. Время было послевоенное, много домиков стояло заколоченных - ничьих. В одном из таких домиков и поселилась семья цыган. Поселились на беду соседям. У цыгана и цыганки было шестеро детей - мал мала меньше. Отец семейства частенько вместо хлеба угощал их оплеухами да затрещинами и во дворе их частенько стоял крик и плач. Дети были вечно голодные и грязные, на людей смотрели исподлобья и воровали все подряд в садах да в огородах людских. Сердобольные люди жалели детей, но открыто это делать боялись, - это еще больше сердило цыгана, поэтому прятали кусочки хлеба где-нибудь в траве или сене, а дети находили поклажу.
- Жаль домик, без хозяина совсем разваливается, - сказала я соседке тете Тане, проходя с ней вместе мимо этого дома.
- И это хорошо, что разваливается, значит нет в нем призраков. Хуже, если дом годами целым остается - верный признак что нечисто там, - произнесла тетя Таня.
- Почему это? - спрашиваю. На что она мне и поведала историю...
Мне еще моя бабушка рассказывала. Жила она в Белоруссии в небольшом селе. Время было послевоенное, много домиков стояло заколоченных - ничьих. В одном из таких домиков и поселилась семья цыган. Поселились на беду соседям. У цыгана и цыганки было шестеро детей - мал мала меньше. Отец семейства частенько вместо хлеба угощал их оплеухами да затрещинами и во дворе их частенько стоял крик и плач. Дети были вечно голодные и грязные, на людей смотрели исподлобья и воровали все подряд в садах да в огородах людских. Сердобольные люди жалели детей, но открыто это делать боялись, - это еще больше сердило цыгана, поэтому прятали кусочки хлеба где-нибудь в траве или сене, а дети находили поклажу.
Так и жили, пока одна молодка не зазвала к себе крохотную цыганочку и не подарила ей старое платье своей дочери. Малышка радостная побежала домой, где ее встретили совсем неласково. На другой день цыгане собрали свои пожитки в узлы, запрягли подводу и уехали, ни с кем не попрощавшись. Дом их опустел и люди вздохнули с облегчением.
Но через время люди стали замечать странные вещи: нет-нет да и слышалась в доме цыганская речь, что-то падало, скрипело, стонало. По вечерам в грязных окошках прохожие видели огонек, а если мимо дома проходил чей-то пес, он обязательно поднимал к небу свою морду и протяжно завывал. Дом очень скоро приобрел славу проклятого места и его стали обходить стороной. Дом зарастал сорняками, а в его трубе поселились совы, но в остальном он оставался цел и не гнил, не ветшал, не рушился - и так целых десять лет.
Но вот однажды повздорили муж с женой, женщина и выдворила своего мужика из дома. Деваться тому было некуда, вот и решил он переночевать в проклятом цыганском домике, все-таки крыша над головой. Залез он в дом, разгреб мусор, да и завалился спать, так как был пьяненький.
Проснулся от того, что ему на лицо что-то капает. Смотрит - девочка возле него сидит лет пяти и плачет, слезы ему на лицо капают. "Холодно, дяденька, ой холодно", - сказала она и, подойдя к противоположной стенке, исчезла. "Чур, меня!" - заорал мужик и из дома выскочил как ошпаренный. Хмель как рукой сняло и он долго рассказывал своей жене, что с ним произошло в том доме. Жена его разнесла весть о призраке девочки по всему селу. Люди кто верил, кто нет. И тут одна бабка, которая ближе всех жила к цыганскому дому вдруг вспомнила.
- А ведь когда цыгане уезжали, детей на бричке было пятеро, а не шестеро, - сказала она.
- Чего ж ты сразу-то не сказала, - напустились на нее все.
- Да побоялась я, мало ли как у них, у цыган-то, - ответила баба.
Собралась толпа, да и двинула к дому. Двор зарос и одичал. Внутри хаты полно паутины и пыли, старая печь, осталась даже кое-какая кухонная утварь. Видно было, что хозяева собирались впопыхах, взяв самое необходимое.
- Где видел девочку? - спросили у мужика.
- У этой стены.
Стена была поштукатурена добротно в отличии от остальных, и это было подозрительно. Кувалдой стали разбивать ее и вскоре наткнулись на детский скелет. На нем сохранились остатки платьица и длинные волосы. Люди ошеломленно смотрели на находку и крестились.
- Вот ведь сукин сын, перестарался избивая дочь. - прошипела женщина, узнавшая платьице, которое подарила цыганочке много лет назад. Найти бы его да посадить.
- Нужно похоронить дитя по-христиански, - сказала бабка.
И тут вдруг вспомнили, что даже имени девочки не знают. Назвали ее Ксюшей и похоронили на местном кладбище. Люди после этого ходили сами не свои, им ничего не оставалось, как носить полевые цветы на могилку Ксюши.
Дом с тех пор успокоился и стал медленно умирать, в нем больше не слышалась цыганская речь, не блестел огонек, и собаки больше не выли, проходя мимо. Провалилась крыша, отошли углы, просел фундамент. Никто не знал, почему дом вдруг так резко разрушился...
Вот такую историю рассказала мне бабушка, а я потом где-то прочла, что при строительстве замков и крепостей в стены обязательно замуровывали живых людей, считая, что такое строение будет стоять нерушимо.
- Ой, теть Тань, у меня от Вашего рассказа мороз по коже, - сказала я, косясь на заброшенную усадьбу.
- Так я же и говорю - хорошо, что дом разваливается, значит не на костях стоит, - как-то даже весело ответила Татьяна и, махнув мне рукой, ушла к себе во двор.
Но через время люди стали замечать странные вещи: нет-нет да и слышалась в доме цыганская речь, что-то падало, скрипело, стонало. По вечерам в грязных окошках прохожие видели огонек, а если мимо дома проходил чей-то пес, он обязательно поднимал к небу свою морду и протяжно завывал. Дом очень скоро приобрел славу проклятого места и его стали обходить стороной. Дом зарастал сорняками, а в его трубе поселились совы, но в остальном он оставался цел и не гнил, не ветшал, не рушился - и так целых десять лет.
Но вот однажды повздорили муж с женой, женщина и выдворила своего мужика из дома. Деваться тому было некуда, вот и решил он переночевать в проклятом цыганском домике, все-таки крыша над головой. Залез он в дом, разгреб мусор, да и завалился спать, так как был пьяненький.
Проснулся от того, что ему на лицо что-то капает. Смотрит - девочка возле него сидит лет пяти и плачет, слезы ему на лицо капают. "Холодно, дяденька, ой холодно", - сказала она и, подойдя к противоположной стенке, исчезла. "Чур, меня!" - заорал мужик и из дома выскочил как ошпаренный. Хмель как рукой сняло и он долго рассказывал своей жене, что с ним произошло в том доме. Жена его разнесла весть о призраке девочки по всему селу. Люди кто верил, кто нет. И тут одна бабка, которая ближе всех жила к цыганскому дому вдруг вспомнила.
- А ведь когда цыгане уезжали, детей на бричке было пятеро, а не шестеро, - сказала она.
- Чего ж ты сразу-то не сказала, - напустились на нее все.
- Да побоялась я, мало ли как у них, у цыган-то, - ответила баба.
Собралась толпа, да и двинула к дому. Двор зарос и одичал. Внутри хаты полно паутины и пыли, старая печь, осталась даже кое-какая кухонная утварь. Видно было, что хозяева собирались впопыхах, взяв самое необходимое.
- Где видел девочку? - спросили у мужика.
- У этой стены.
Стена была поштукатурена добротно в отличии от остальных, и это было подозрительно. Кувалдой стали разбивать ее и вскоре наткнулись на детский скелет. На нем сохранились остатки платьица и длинные волосы. Люди ошеломленно смотрели на находку и крестились.
- Вот ведь сукин сын, перестарался избивая дочь. - прошипела женщина, узнавшая платьице, которое подарила цыганочке много лет назад. Найти бы его да посадить.
- Нужно похоронить дитя по-христиански, - сказала бабка.
И тут вдруг вспомнили, что даже имени девочки не знают. Назвали ее Ксюшей и похоронили на местном кладбище. Люди после этого ходили сами не свои, им ничего не оставалось, как носить полевые цветы на могилку Ксюши.
Дом с тех пор успокоился и стал медленно умирать, в нем больше не слышалась цыганская речь, не блестел огонек, и собаки больше не выли, проходя мимо. Провалилась крыша, отошли углы, просел фундамент. Никто не знал, почему дом вдруг так резко разрушился...
Вот такую историю рассказала мне бабушка, а я потом где-то прочла, что при строительстве замков и крепостей в стены обязательно замуровывали живых людей, считая, что такое строение будет стоять нерушимо.
- Ой, теть Тань, у меня от Вашего рассказа мороз по коже, - сказала я, косясь на заброшенную усадьбу.
- Так я же и говорю - хорошо, что дом разваливается, значит не на костях стоит, - как-то даже весело ответила Татьяна и, махнув мне рукой, ушла к себе во двор.
габри