Страшные истории и мистические истории

Она была луноликой девушкой, подходящей под стандарты: длинные волосы, большая грудь, пухлые губы, пышные бёдра и ярко выраженная талия. Большинство мужчин, смотрящих на неё, когда та на подиуме, хотят её.
— А эта ничего такая... — толкнул один мужчина другого в бок.
— Да... Я б ей... — и оба тихо хихикнули, чтобы не привлекать внимания.
Свет софитов. Огромный подиум и толпа, которые смотрят на длинноногих красавиц, как на зверей в цирке. Ожидание, когда же объявят «мисс-Воувер 1991», затягивалось. Ладони потели. И тут воцарилась тишина. Все резко замолчали, как только ведущей достал свежий белый конверт.
— Итак... «Мисс-Воувер 1991» становится... Дороти Догвуд!
Дыхание перехватило, а в ушах зашумело. Казалось, что Дороти слышала не крики поздравления, а только биение своего сердца. Некоторые девушки кинулись её поздравлять, а какие-то завистливо поджимали губы и косо смотрели на победительницу. Но как будто свет сошёлся клином только на Дороти. Она уже никого не видела, кроме себя.

Хотя аборты в России разрешены законом и входят в систему обязательного медицинского страхования, тем не менее, они в советское время, крайне осуждались обществом. Это сейчас, как справедливо заметил Альберт Коэн: "Каждый человек одинок, и всем наплевать на всех, и наша боль - необитаемый остров".

Моя мама - индивидуальная шлюха, плечевая проститутка с любыми пожеланиями клиента работающая в любое время суток и в любую погоду на объездных трассах, экономя кучу времени и нервов себе и своим потребителям. Особенности её удивительной физиологии были таковы, что позволили ей забеременеть в спальнике бесконечно длинного большегруза от сорокалетнего дальнобоя, который промышлял перевозкой галимого контрабаса. От торчка под амфетамином, с грязными волосами, чёрной кожанке, неровными жёлтыми зубами и запахом дешёвых сигарет "Бешенный кузнечик".

Тогда на 16-той неделе она прервала беременность, и я захлебнувшись в соляном растворе, получила ожоги, несовместимые с жизнью. Моё крошечное тельце бросили лицом в холодный железный тазик лаборатории, а затем поместили в жёлтый пакет с маркировкой медицинских отходов класса "Б" и отправили в морг, как и невостребованные тела взрослых. Меня даже не похоронили по-человечески, пускай без креста и молитвы, но хотя бы в земле. Просто сожгли в печи крематория вместе с другими отходами, превратив меня в клочья тумана... И мама даже не вспомнила, меня, размётанную огнём по молекулам, вроде как и не было меня вовсе на этом свете.

В углу комнаты стоял замечательный портрет моей матери. Рисунок изображал ее смеющейся и молодой, очень красивой и в то же время радостной — именно так ее запомнили все, кто ее знал, хотя сама она, кажется, думала иначе. Он мне не нравился. Казалось, я хочу взять и стереть эту картинку: но это было невозможно. Голод — то чувство, которое преследовало меня.

Мое положение было ужасным. Ненавижу ее за то, что родила меня, ведь мне нечего есть и негде ночевать. Я одинок. Оплата за комнату истекла уже давно. Я не ел несколько недель.

Голод был ужасен и нестерпим, я ощущал его всеми фибрами своей души. Несколько раз я чуть было не разорвал на клочки простыню, на которой лежал. Я хотел есть, как наркоман после очередной дозы. Ничего не мог поделать с собой.
Попрошайничество не помогало: нищие и богатые больше не хотели меня замечать. Я имел дурную славу, никто не думал обо мне. Отверженный и чужой, я знал, что живу в стеклянном пузыре, куда никто не смотрит.

Актера гений многолик,
Но как бы не был он велик,
Запомнить следует вам впрок:
Там где талант, там и порок.

Джек Дэвис был актер от Бога,
Сердец игрою тронул много,
Ведь на подмостках театральных
Играл он в пьесах гениально.

Когда кончались представленья,
Актера ждали развлеченья:
Джек гостем был тех злачных мест,
Куда идут, снимая крест.

Роксанна судорожными шагами шла по почти темному коридору. Тусклые лампочки, свисавшие с потолка на истертых временем и почерневших от грязи голых капроновых проводах, практически не выделяли свет. Более того, они делали и без того темный интерьер длинного коридора еще более мрачным. Роксанна нервно удалялась прочь от человека, который читался главным врачом клиники и столкновение с которым, как ей показалось, достало откуда-то из мрачных глубин ее души самые жуткие, страшные, близкие к ужасу эмоции, вернее, ощущения, которые ей когда-то уже доводилось испытывать. Она не могла определить, когда именно она пережила оригинальную версию этого дежа-вью, но на подсознательном уровне она осознавала, что с этими страшнейшими ощущениями она сталкивается н впервые.
Роксанна, не останавливаясь, инстинктивно оглянулась назад. Коридор был пуст, а громкий удар молнии юлестнул за отдаляющимся от Роксанны окном, прорезав мрачную тьму за ним и наведя на Роксанну еще больше жути. Роксанна продолжала идти вперед по коридору. Дойдя до конца коридора, она подошла к большому окну, которым он заканчивался.

«Проблема в том, что вы думаете, будто у вас есть время».
Будда.

Я сидела перед зеркалом, и как обычно чистила пёрышки, когда из кухни заиграло тошнотворным маршем. Не мелодия – бред какой-то. Я нехотя встала и босиком прошлёпала за телефоном, торчавшим на зарядке.
- Привет Танюсик, как поживаешь? Цветёшь и пахнешь как всегда? – Никитос приветствовал меня бодреньким тоном.
- Не строй из себя добрячка. Какого чёрта тебе надо? Я же сегодня выходная.
- Тань, ну понимаешь, тут работка подвернулась очень даже непыльная. Я хотел Наталью напрячь, но она с клиентами умотала в Сочи. Остальные тоже заняты. Выручай, двойной тариф обещаю. Делов на час всего-то. А потом свободна. Олды? Якши?
Он любил говорить непонятными иностранными словечками и это меня бесило. Выучит из разных языков по парочке фраз, а потом корчит из себя умника-полиглота.
- Ладно, уломал, благодетель.
- Дзенкуе, Танюсик. Через пару минут подгребу.

Это была обычная июльская ночь, Лара, как всегда, возвращалась с работы ночью, а иногда под утро. Ведь нелегко работать ночной бабочкой, особенно тогда, когда клиентов много, но сейчас Лара не думала об этом, а думала только о деньгах. Ведь с её фигурой и внешностью она за месяц могла бы позволить себе тачку.
Пока она шла к дому думая, за ней следовала высокая худощавая фигура, которая уже перешла на бег, но Лара шла спокойно и шла бы спокойно, если б удар по голове не оглушил её.

Очнулась Лара в заброшенной комнате. Лара закричала.
- Молчать, мразь, тебя всё равно никто не спасёт! Знаешь кто я? - сказал молодой женский голос.
- Нет, - сказала Лара и поняла, что её руки и ноги привязаны к чему-то.
- Ну так слушай, мразь, ты кувыркалась с моим мужем целых 6 часов, и за это ты поплатишься! - сказала женщина.
- Но я не виновата. Это моя работа. Ваш муж сам меня позвал. - сказала Лара со страхом.

Летний вечер, дул довольно приятный ветерок. Люди ходили по улицам города, кто возвращался с работы, кто гулял в компании друзей, а кто просто наслаждался прогулкой. Я допивал стакан холодного чая в кафе. Сидело довольно мало людей. Молодая пара и какой то старик. Показалась женщина, лет тридцати. Ее лицо и усталая походка говорила о том, что она долго на ногах. Она была одета крайней вульгарно и по ее фривольному поведению я понял, что это проститутка. Все это, плюс ее манеры говорила о том, что она ищет клиента.

Когда она проходила мимо меня, я окликнул ее и улыбнулся. Она так же подарила мне улыбку. Я встал со стула, оставив стакан своего чая. Я жил недалеко, поэтому сказал ей, что хочу удовлетвориться именно дома и прилично ей заплачу. Женщина была явно счастлива.

Придя домой, я угостил ее вином, куда заранее подлил снотворное. Она стала раздеваться и у нее закружилась голова, после чего она упала. Честно сказать, эта ночная бабочка очень красива и женственна. Стройное, нежное и беззащитное тело выглядело очень сексуально. А эти русые волосы были просто великолепно. Она такая беззащитная и невозмутимая.

Эту историю я прочитала ещё во времена СССР в одном из Чехословацких журналов. Рассказывалось об одном из ведущихся тогда судебных процессов. Дело было так: молодой педагог после окончания пед. института по распределению приехал сроком на один год в одно из забытых Богом сёл. В разговоре с председателем местного совхоза речь зашла об "учительском домике", в котором до сей поры останавливались все приезжающие по распределению учителя. "Вы навряд ли захотите жить в том доме. Пойдёте на съёмную квартиру?! Дело в том, что та учительница, которая была до вас, повесилась там". - сказал парню председатель. Но тот возмутился, заявил, что он, мол, современный, просвещённый молодой человек, ни в какие суеверия не верит и намерен, как и все предыдущие учителя, жить в "учительском домике". На следующий день парень начал свою работу в школе, взял руководство над классом, оставшимся без покончившей с собой учительницы.

Около месяца ничего необычного не происходило, пока не наступило полнолуние... В ту ночь сквозь сон парень ясно почувствовал чей-то пристальный ненавидящий взгляд. Открыл глаза и в лунной дорожке увидел девушку со следами от верёвки на шее. Она протягивала к нему руки... Утром молодой учитель очнулся: ярко светило солнышко, щебетали птицы.

Рассказ Захара Авдеевича, пенсионера, бывшего сторожа, а теперь просто больного человека.

Как вышел я на пенсию, устроился работать сторожем в детский садик. Дома жена вечно всем недовольная, больная, она старше меня на 7 лет, на уме одни лекарства... да и вообще, скучно сидеть и в окно глядеть. Я, конечно, и на работе ночью в основном в окно гляжу, но там хоть платят за это. Ну, работаю год, другой... и что ты думаешь, пристрастился я на работе к себе проституток приводить, хоть и не нравится мне это слово, проститутка, какое-то оно колючее, девушка, так лучше... а что, никто не видит, никто не знает и опять же, место есть для всего этого. Здоровье у меня, молодой позавидует, седых волос раз-два и обчёлся. Сначала по газете вызванивал, абы кому рад был, потом когда пообвык, присмотрелся, во вкус вошёл, стал разборчивый, только свою любимую Ларочку приглашал. Нравилась она мне, молоденькая, ласковая, всё меня дядей Захаром называла, пальчиками мне шею и спину разминала. После всех этих делов, сядем с ней чай с вареньем пить, потом поспит она часика три на детской кроватке и под утро уходит. Ночью не разрешал ей одной ходить, боялся за неё.
И никто ничего... Влюбился я в неё, она ведь сирота, приехала с Урала, из детского дома, угла своего нет, с подружкой комнатку снимали... Я всё это к чему, к тому, что счастья много не бывает, а так, по крупицам оно в жизни рассыпано. Вот как звёзды на небе: одна яркая, а другие - как зола потухшая.