- Шевелись! - удар в спину и я падаю на землю под хохот толпы. Инквизитор хватает меня за волосы и вновь ставит на ноги. - Шевелись, ведьма, шевелись, проклятая! - он брезгливо бросает на землю клок моих волос. Когда-то они были рыжими, а сейчас их цвет было трудно определить из-за слоя грязи и запекшейся крови.
- В огонь её! В огонь фаворитку дьявола! - кричит разгневанная толпа. В глазах людей читается ярость и презрение. Они кидают в меня камни и прочий мусор. Все. Без исключения. Даже те, кто приходил за помощью, даже те, кого я считала своими друзьями. Даже тот, кто клялся в вечной любви.
Камни летят с новой силой. Они ударяются о тело, испытавшее на себе множество бесчеловечных пыток. Но я не чувствую боли снаружи, все заглушает другая - душевная.
Инквизитор подводит меня к столбу, перевязывает руки грубой веревкой.
Я не сопротивляюсь. А зачем? Это вызовет больший гнев.
- Признаешь ли ты свою вину? - спрашивает палач.
Он стоит настолько близко, что в его глазах я могу разглядеть свое отражение.
Практически белоснежная кожа перепачкана в грязи и крови, спутанные волосы непонятного цвета. Даже неестественно ярко-зеленые глаза утратили свой природный блеск.
- Ты признаешь свою вину? - вновь спрашивает он, повышая голос.
- Нет, - с трудом отвечаю я. Тихо и неуверенно, а затем более смело добавляю, - Я не признаю своей вины.
Толпа лишь ахает. Я первая, кто отрицает.
Все, кто был на этом месте до меня соглашались, пусть, это и было ложью. Под адскими пытками все соглашались...
- Наглая ложь! У неё сделка с дьяволом! Сжечь ведьму! - вновь закричали люди.
- В огонь её! В огонь фаворитку дьявола! - кричит разгневанная толпа. В глазах людей читается ярость и презрение. Они кидают в меня камни и прочий мусор. Все. Без исключения. Даже те, кто приходил за помощью, даже те, кого я считала своими друзьями. Даже тот, кто клялся в вечной любви.
Камни летят с новой силой. Они ударяются о тело, испытавшее на себе множество бесчеловечных пыток. Но я не чувствую боли снаружи, все заглушает другая - душевная.
Инквизитор подводит меня к столбу, перевязывает руки грубой веревкой.
Я не сопротивляюсь. А зачем? Это вызовет больший гнев.
- Признаешь ли ты свою вину? - спрашивает палач.
Он стоит настолько близко, что в его глазах я могу разглядеть свое отражение.
Практически белоснежная кожа перепачкана в грязи и крови, спутанные волосы непонятного цвета. Даже неестественно ярко-зеленые глаза утратили свой природный блеск.
- Ты признаешь свою вину? - вновь спрашивает он, повышая голос.
- Нет, - с трудом отвечаю я. Тихо и неуверенно, а затем более смело добавляю, - Я не признаю своей вины.
Толпа лишь ахает. Я первая, кто отрицает.
Все, кто был на этом месте до меня соглашались, пусть, это и было ложью. Под адскими пытками все соглашались...
- Наглая ложь! У неё сделка с дьяволом! Сжечь ведьму! - вновь закричали люди.
А я лишь слушаю и глотаю слезы. Грубая веревка режет запястья. Телесная боль ничто по сравнению с душевной! Когда самые близкие люди тебя предают, когда все те, кому ты веришь, вонзают нож в спину... Это неудивительно, что так поступают самые близкие люди. Они знают, где бить, они знают, где больно. Меня предали. Нагло оклеветали. А я уже не плачу, только внутри какая-то пустота образовалась...
- Значит, ты не признаешь своей вины? - вновь спрашивает палач. А я только сейчас замечаю, что глаза у него небесно-голубые, как у младенца. Они не подходят ему. Такому человеку больше подошли бы черные, как крылья у ворона.
- Я всего лишь травница...
- Ложь! Мой сын умер от её рук! - кричит какая-то женщина. Многие её поддерживают.
А мне уже все равно. Я лишь хотела помочь.
К моим ногам падает связка хвороста. Казнь началась. Палач кидает горящий факел. Толпа ликует.
Языки пламени играют с моим телом. Огонь нежен. Он никогда не тронет невинного.
- Гори в аду! - доносится из толпы.
- Да будьте вы прокляты, - вырывается из моего горла сдавленный крик. А толпа смеется. Они не понимают, что на моем месте могли оказаться и они. И я не понимала. Думала, что эта беда обойдет меня стороной... Сейчас уже поздно. Все обречено.
Я издаю последний крик и замолкаю навсегда.
А на городской площади все ещё ликует толпа. Пала ещё одна невинная жертва.
Люди... Они так глупы. Они убивают нас только потому, что мы умнее, чем они. Они считают, что все беды в их жизнях от таких, как я. А я не виновата! Я не виновата, что родилась ведьмой! Я ни в чем не виновата! Я родилась такой. Может, через много лет люди поймут, насколько они были глупы. Но это потом... Вечность ещё впереди.
- Значит, ты не признаешь своей вины? - вновь спрашивает палач. А я только сейчас замечаю, что глаза у него небесно-голубые, как у младенца. Они не подходят ему. Такому человеку больше подошли бы черные, как крылья у ворона.
- Я всего лишь травница...
- Ложь! Мой сын умер от её рук! - кричит какая-то женщина. Многие её поддерживают.
А мне уже все равно. Я лишь хотела помочь.
К моим ногам падает связка хвороста. Казнь началась. Палач кидает горящий факел. Толпа ликует.
Языки пламени играют с моим телом. Огонь нежен. Он никогда не тронет невинного.
- Гори в аду! - доносится из толпы.
- Да будьте вы прокляты, - вырывается из моего горла сдавленный крик. А толпа смеется. Они не понимают, что на моем месте могли оказаться и они. И я не понимала. Думала, что эта беда обойдет меня стороной... Сейчас уже поздно. Все обречено.
Я издаю последний крик и замолкаю навсегда.
А на городской площади все ещё ликует толпа. Пала ещё одна невинная жертва.
Люди... Они так глупы. Они убивают нас только потому, что мы умнее, чем они. Они считают, что все беды в их жизнях от таких, как я. А я не виновата! Я не виновата, что родилась ведьмой! Я ни в чем не виновата! Я родилась такой. Может, через много лет люди поймут, насколько они были глупы. Но это потом... Вечность ещё впереди.
3a2a9ka