Страшные истории и мистические истории

Я помню, как проходил по полупустым улицам, переходил еще свободные от автомобилей дороги. Помню, как встречал угрюмые, не выспавшиеся лица прохожих, спешащих кто на работу, кто еще по каким-то только им понятным делам. Мне всегда было интересно, чем занимается и куда спешит прохожий, выделенный взглядом из вечной толпы снующих вокруг людей. Одежда, манеры движения, мимика лица может дать достаточно пищи к размышлению о жизни и занятиях того или иного прохожего.

В тот день я был с утра в магазине. Почти пустой магазин. Кроме двух-трех посетителей, в нем была женщина с ребенком лет трех. Женщина молчала и сосредоточено выбирала продукты на полках и односложно отвечала на вопросы ребенка, который, как и полагается маленьким детям, болтал без умолку. Я ходил за ними следом, слушая разговоры маленького существа и безмерно восхищался им, совершенно забыв, зачем я сюда вообще пришел и что хотел здесь купить. Я вспоминал свое детство, доступное теперь лишь обрывками воспоминаний и пожелтевшими фотографиями в обнимку с каким-нибудь плюшевым медведем и вечным хохолком на светлой голове.

Это было счастливое время. Мы познавали мир, который казался таким удивительным, ярким и загадочным одновременно. Мы думали, что он приготовлен для нас одних и готовили себя к вечной жизни. Что могли взрослые знать об этом! Но они были нашими проводниками, нашими любимыми проводниками и экскурсоводами по этому новообретенному таинственному миру. Правда, экскурсоводами посредственными, как следует не разбирающимися в нем. Но ничего, думалось тогда, вот я вырасту и все объясню! Мы были открыты миру, как только распустившийся под первыми лучами весенний цветок. И познавали мир опытным путем, не будучи еще обремененными мыслью и разумом. Какое это счастье!
Ребенок из магазина просил маму купить ему мороженое. В ответ на то, что он наказан и мороженного ему не видать, как бы он не просил, ребенок задал вопрос, сможет ли он есть мороженное, когда будет отказан. Отказан! Это замечательно, и эта детская реплика подняла мне и без того неплохое настроение.

Я на многое обращал внимание в тот день. Взгляды прохожих, шумы города, подтверждавших его беспрерывное существование. Я даже могу сказать, сколько видел собак и какой они были окраски.
Помню вкус кофе в кафе у дороги, помню бледно-розовые стены и потолки внутри. Столики были круглые, с коричневыми скатертями. Белые салфетки, солонки и перечницы, маленькие соусницы. Негромко играла легкая музыка, скрашивая неловкое молчание нескольких одиноких посетителей, сидящих отдельно каждый за своим столиком.
Напротив сидел господин лет пятидесяти, в сером в крапинку пиджаке и в когда-то белой рубашке с полосатым галстуком. Слегка взъерошенные волосы, взгляд отсутствующе скользил по стенам, увешанным дешевыми картинами. На них были изображены вазы с цветами, вечные девственные дремучие леса, море в нескольких своих ипостасях, от спокойно умиротворенной, до буйствующей и разрушительной. Все они не стоили внимания, их можно найти на любом рынке, торгующем всякой стариной за бесценок, или в каждом втором чулане, в пыльном заставленном углу, куда их поместили хозяева, которым выкидывать их было жалко, но и быть выставленными на всеобщее обозрение они не были достойны. Но внимание мое привлекла одна из картин. Написанная на вскидку пару десятков лет назад, в деревянном лакированном обрамлении, она висела между картиной с тремя только сорванными яблоками, лежащими на столике в саду, и картиной с небезызвестным религиозным сюжетом, довольно неумело написанной. Полотно это, как я заметил, привлекло не только мое внимание, но и внимание этого человека, сидящего напротив меня. Он то смотрел на нее не отрываясь, то отводил глаза, но казалось, что в этот момент мысли его были заняты ею. На ней была изображена девушка, довольно молодая, с бледной кожей и большими голубыми глазами. Она обладала той самой красотой, пленительной красотой, "имеющей в чертах своих какую-то странность". Губы ее были сжаты, маленькие морщинки возле них и возле широко открытых глаз свидетельствовали о врожденной веселости и легкости характера. Было ощущение, что она вот-вот рассмеется непосредственным, не знающим стыда детским смехом. Фоном картины была темнота, лишь в углу догорала свеча на столе, заплывшем желтым воском.

- Желаете еще кофе? – спросил меня неслышно подошедший официант, глядя на мою пустую чашку.
- Да, спасибо, - ответил я. Мысли мои были поглощены портретом этой девушки.
Официант ушел, я осмотрел свои карманы на наличие в них денег, - сколько их у меня с собой я никогда точно не знал.
Когда я поднял глаза, человека напротив уже не было. На столе стояла нетронутая им чашка кофе, а рядом лежали две скомканные бумажки.
Я посмотрел в окно и увидел его идущим по тротуару. Неуверенная походка, руки его дрожали, то приглаживая свои брюки, то поправляя галстук. Затем он слился с толпой и вскоре исчез поворотом.
Мне принесли кофе. Сделав глоток, я снова начал осматривать стену в поисках завладевшего моим вниманием портрета.
Я начал от верхнего левого угла и закончил картиной напротив моего столика. Прошел глазами по картинам с фруктами и букетами, по морским пейзажам и другим, но, как ни странно, я не нашел того портрета с изображенной на нем девушкой.
От волнения я встал и начал исследовать все стены этого кафе, встречая на себе вопросительные взгляды посетителей и официантов. Я обошел его несколько раз, но так и не увидел ее.
Картины здесь действительно не было!
Я попытался успокоиться, убедив себя, что, вероятно, ее кто-нибудь снял и повесил на ее место другую. Чтобы удостовериться в истинности моего предположения, я подошел к официанту и спросил его об этом. Я почти был уверен, что это он снял ее и заменил на другую, пока я рылся в своих карманах.
- Нет, я ничего не менял, другие тоже. Да и вообще, здесь никогда такой картины не было... У вас все нормально?
- Да, вполне, - растерянно проговорил я, расплатился и вышел на улицу.
Ничего особенного, внушал я себе, тебе показалось. Совсем недавно ты был на художественной выставке, видел много разных картин, а этой ночью плохо спал. Вот и померещилось. Так бывает.

На улице меня встретил свежий летний ветерок и радостная оживленность улицы. Вокруг бегали многочисленные детишки, соперничая в громкости своих криков с шумом моторов проезжающих мимо машин с открытыми окнами. Вокруг всё радовалось славному летнему дню, деревья шумели своими богатыми листвой ветвями, добавляя ко всеобщему ощущению умиротворение и законченность впечатления.
Прогуливаясь по улицам, я старался не думать про этот случай в кафе. И у меня это получалось, но вот девушку, изображенную на портрете, я не мог забыть. Мысли теснились в голове, возникали фрагментом, но, не находя продолжения, уступали свое место другим, которых ожидала такая же судьба. Какое-то смутное чувство родственности не оставляло меня. Мне казалось, что может быть я мог знать ее когда-то, мог видеть, что-то слышать о ней. Казалось, что она каким-то непостижимым образом могла участвовать в моей судьбе в прошлом или в грядущем.

Полуденное солнце сморило меня и придя домой, я быстро уснул. Сон мой был беспокойным, то и дело возникали разные видения и образы. Дети водили хороводы и пели песни на зеленых лужайках, освещенных ярким солнцем. Затем я видел их уже взрослыми, они пытались вернуться в хоровод новых детей, но какая-то непреодолимая сила мешала им это сделать, и они исчезали, снова превращаясь в детей, - и так по кругу. Став взрослыми, они кричали, почему здесь так темно, они не видели солнца и ходили выставив вперед руки, словно слепые. Среди детей я разглядел ту самую девушку с портрета. Она была обворожительным ребенком. На ее головке красовался венок со сплетенными полевыми цветками. Ей было очень весело, ее возгласы были самыми громкими, а смех самым заразительным. Другие взрослые, не пытавшиеся найти свое потерянное место в хороводе, смотрели на нее издалека и улыбались. Но время шло, один из этих взрослых пытался забрать ее из хоровода. Она плакала и громко кричала. Ей не хотелось уходить. Затем в один миг она сама стала взрослой. И тут картина повторилась. Она стала кричать, что здесь очень темно, пыталась вернуться и играть с остальными детьми. Но они лишь смеялись над ней и отталкивали ее. Затем я видел ее портрет, он висел в темной комнате. Кто-то читал над ним стихи, подобные эпитафии. До меня долетали лишь обрывки. Следом я вновь увидел лужайку с детьми, но ее там уже не было. Зато там был я... Чувство неподдельного ужаса завладело мной, когда я увидел себя ребенком. Собрав всю свою волю, мне удалось наконец проснуться.
Я поднялся с кровати в поту, сердце бешено колотилось. Встав к открытому окну и выпив воды, я пришел в себя. Холодный душ окончательно стряхнул с меня остатки нервного оцепенения, и я вышел на прогулку.

Жара тем временем спала, и я не спеша шел в сторону уединенного озера, где любил сидеть вечером в ожидании огненно-оранжевого заката.
Шум города стих. Все меньше людей попадались мне навстречу. Жаркий день многих утомил. Проходя мимо зеленой аллеи, я увидел, как на лужайке играла группа детей с маленьким щенком. Один из ребятишек одел на себя пустую коробку и пытался в ней ходить, чем вызвал недоумение щенка и его еще как следует не прорезавшийся лай.
Это напомнило мне недавний сон и мне стало не по себе.
Но вот я добрался до места назначения и присел на бревно у берега. Солнце застыло прямо над горизонтом. Я ощущал его прощальные лучи на лице. Целую ночь я не увижу солнце. А именно оно спасало меня от скуки и хандры, во всех смыслах освещало мое существование и давало радость. Застыв над горизонтом, огромный раскаленный шар волнами изливал потоки своего тепла на многоэтажные дома, которые будут разбужены к новому дню появлением на своих крышах первыми его лучами.
Солнце постепенно начало пропадать за домами, становилось прохладнее.

Вдруг я услышал позади себя звук приближающихся шагов. В тот же миг рядом со мной оказался тот мужчина с кафе и сел на бревно рядом со мной.
Казалось, он не обращал на меня внимания. Он смотрел себе под ноги и что-то чертил палочкой на песке.
- Правда, красиво? – спросил он меня, не поворачивая головы.
- Да, очень. – ответил я, продолжая созерцать умирающее в моих глазах исполинское светило.
- Один из древних философов сказал, что он пришел в этот мир, чтобы видеть солнце. Великолепно сказано. Наверное, очень тяжело быть лишенным этой возможности. Как ты думаешь?
- Да, думаю, это непросто – ответил я. Мне становилось не по себе от его слов.
- В кафе я видел, как ты смотрел на одну картину. Она тебе понравилась?
- Вы тоже ее видели? – воскликнул я, обернувшись к нему всем телом.
- Конечно, - улыбнулся он – Я вижу ее каждый день на протяжении последних двадцати лет. Ведь я сам написал ее. На ней изображена моя дочь. В тот момент она только познала темноту. Темнота – это истинный облик нашей жизни. Истинный облик каждой крупинки, каждой материи. Человек на сто процентов состоит из темноты. Все вокруг состоит из темноты. Бесконечные планеты и вселенные, наше сознание и наши мысли, прошлое, будущее и настоящее. Очень немногим дано это узреть. Есть три состояния человека. Первое – одно из истинных, оно не зависит от твоего выбора, твоей воли, твоего разума. Это детство. То время, когда познаешь все вокруг эмпирически. Мысли нет, разума нет. Есть только глубокое понимание жизни, которое можно прочувствовать в простых и обыденных вещах. Нет лжи, притворства, лицемерия. Но трагедия этой формы бытия в том, что она преходяща и вернуться в нее невозможно. Все, что ты когда-то ощутил, - исчезает с приходом осознания жизни. Оно изгоняет эти благословения, возводя чертог из низменных животных инстинктов, впутывая туда лживые образы и ценности, скрепляя это все амбициями и борьбой за место под солнцем. Из-за этих преград очень редко может дойти отзвук первых истинных воспоминаний, но остается непонятым, гибнет, обретя форму смутного напоминания о чем-то, случившемся будто бы в жизни прошлой. Второе состояние – самое распространенное. Здесь полностью забыто и выжжено то, чтобы было обретено в первом состоянии. Человек все время бежит вперед, пытаясь оправдать свое существование, возводит перед собой тысячи тысяч иллюзий, в которые начинает яростно верить. Каждый этап его жизни выстраивается в согласии с этими иллюзиями. Человек в этом состоянии презирает темноту, ибо она страшна. Вся его жизнь – это побег от этой темноты. Только ему не понять, что это гонка по замкнутому кругу. Ведь в конце, к его великому ужасу, все иллюзии рушатся, словно карточный домик, и он остается лицом к лицу с главным страхом своей жизни – с темнотой. Третье состояние – самое истинное. И это темнота. Абсолютный мрак. Человек здесь объединяет в себе полноту чувств от первого состояния, добавляя сюда разум. Все это позволяет видеть мир таким, каков он есть на самом деле. Без притворства, лжи, самообмана. Принятие этого состояния требует большого мужества. Но и у этого состояния есть своя трагедия. Увы, трагедия есть во всем нашем существовании. Здесь человек изо дня в день видит темноту. Не как люди первых двух состояний - по ночам и при отсутствии света – а постоянно, круглые сутки. Он осязает ее, может почувствовать на ощупь. Страха нет. Есть душераздирающая тоска по солнцу. Некоторые из нас тоскуют по первому состоянию, ведь там осознание жизни не пустило свои умерщвляющие корни в саму суть человека. Но вернуться невозможно. Все мы попадаем сначала в первое состояние. Затем, нам самим предстоит сделать выбор. Кто-то делает этот выбор неосознанно, не замечая, как попадает во второе состояние. Так или иначе, куда идти дальше – выбор каждого. Ты дольше многих задержался в первом состоянии, теперь тебе нужно сделать свой выбор...

То, что происходило дальше, я плохо помню. Солнце совсем скрылось, на небо высыпали первые звезды. Человек этот, получив мое согласие перейти во второе состояние, сказал, что для этого ему необходимо произвести некоторый обряд. Он достал откуда-то большой лист бумаги, на каких обычно рисуют художники, и начал торопливо писать мой портрет, невесть откуда взявшимися красками.

Закат тот стал последним моим созерцанием солнца. Сколько времени с тех пор прошло – сложно сказать. Теперь, куда бы я ни шел, меня всюду преследует темнота. Даже когда я иду жарким днем по площади, и все вокруг одевают солнцезащитные очки и закрывают глаза ладонью от солнца, - я не вижу его. Со мной под руку идет госпожа Темнота.
Почему я сделал такой выбор, спросите вы? И здесь я затруднюсь ответить. Возможно, я всю свою жизнь отчаянно искал тьму. Я чувствовал ее во мне.

Кто был этот человек и что стало с его дочерью? Человека этого я больше никогда не видел. Он рассказал, что дочь его не выдержала темноты, сошла с ума и покончила с собой.
Как долго продержусь я сам, - не знаю. Но думаю, что найдутся еще люди, которых обратит этот человек. Может быть, портрет мой занял место рядом с портретом его покойной дочери и теперь еще один не определившийся человек зайдет также в кафе, подобно мне, и будет поражен нашими лицами, светящимися последними лучами заходящего солнца.