Жизнь, будто компенсируя отсутствие подростковых прыщей, щедро возила меня лицом по не струганному столу - и на улице пожил, и в каком-то притоне, и в центре социальной реабилитации. Не подумайте, будто я плыл по течению. Я брался за каждую свесившуюся с осыпающегося берега тростинку в попытках выплыть - и объявления "кредит до миллиона рублей наличными!". Расклеивал и мусор на свалках фасовал, и видел колбасу с вашего стола ещё протестующе крякающей. Но как-то не складывалось.
Так меня занесло в медицину. В паллиатив.
- Контингент у нас своеобразный, - закурил директор, - и в дерьме измазаться любят, и носки соседские пожевать, так что глаз да глаз нужен. И нервы.
- Я как раз четырёхглазый, - солидно поправил я очки. Так наше собеседование длиной в сигарету переросло в трёхдневную стажировку, а после и в полгода моей работы в данном учреждении.
Помните рассказ, как мужик решил обогатиться на продаже конского навоза и закормил свою лошадь до смерти? Чем-то напоминает мою клинику: набирали и раковых, и психически несовершенных, и просто тех, кто слишком утомил своих детей, но кошелёк администрации чуть прочнее кобыльего желудка, так что пока пансионат цветёт и пахнет. Хотя бы внешне.
Так меня занесло в медицину. В паллиатив.
- Контингент у нас своеобразный, - закурил директор, - и в дерьме измазаться любят, и носки соседские пожевать, так что глаз да глаз нужен. И нервы.
- Я как раз четырёхглазый, - солидно поправил я очки. Так наше собеседование длиной в сигарету переросло в трёхдневную стажировку, а после и в полгода моей работы в данном учреждении.
Помните рассказ, как мужик решил обогатиться на продаже конского навоза и закормил свою лошадь до смерти? Чем-то напоминает мою клинику: набирали и раковых, и психически несовершенных, и просто тех, кто слишком утомил своих детей, но кошелёк администрации чуть прочнее кобыльего желудка, так что пока пансионат цветёт и пахнет. Хотя бы внешне.
***
Была у нас Лидия Павловна. Милейшая женщина - и "спасибо", и "добрый день", а дела у неё всегда "как сажа бела", но только на один день. Потом, как её начинало накрывать, она сперва презрительно отмалчивалась, затем намекала на нашу непорядочность, а в пик её приступов собирала в наволочку базовый инвентарь туриста - телефон, гигиенические принадлежности и носки, и могла сутками сидеть у решётки.
- Куда это вы, Лидия Павловна?
- омой мне надо.
- Только позавтракайте, а то куда вы на голодный желудок? - подыгрывал я ей.
И это в лучшем случае. А так я мог в её глазах стать и "мерзавцем, подонком, фашистом", а то и спарринг-партнёром. Однажды она выломала дверь и искусала нашу медсестру.
***
Подселили к ней соседку. Обе они были с синдромом Альцгеймера, так что им было о чём побеседовать, чем они активно пользовались.
- Как вас, говорите, зовут?
- Евгения Олеговна.
- Прекрасное имя! У меня, кстати, сын тут недалеко. Не хотите познакомиться?
И выходят обе к двери в предвкушении скорой встречи, но дверь с той стороны к нашему обоюдному сожалению, завалило камнями, и никто - ни сотрудники, ни пациенты, не можем выбраться.
Подруги возвращаются в палату и молчат, но спустя полчаса:
- Как вас, говорите, зовут?
- Евгения Олеговна.
И так могло продолжаться сутками.
***
- В чём дело? - подошёл я к одной из наших подопечных.
- Да не мне, - кивнули мне за спину, - ему помочь надо.
За спиной была дверь. Я пообещал фантомному собеседнику, что, как только освобожусь, обязательно ему помогу. Пациентка очень обрадовалась.
Потом она призналась мне в убийстве, вела к трупу и требовала связать её. Я внял её чистосердечному и амнистировал.
***
Был у нас Виктор по прозвищу Бегемот: мужчина килограмм под девяносто, который очень любил сваливаться с кроватей и колясок, а, как известно, "тащить из болота бегемота". Прекраснейший мужчина, если не считать его привычки выть днями и ночами в пустоту.
- Зачем воешь, Бегемот?
- Надеюсь, что кто-нибудь придёт ко мне. Только никто не приходит.
- Я пришёл.
- Только ты и приходишь.
- Остальные заняты: у них работа.
- У меня тоже работа.
- Какая?
- Выть.
- Зачем?
- Надеюсь, что кто-нибудь придёт ко мне.
У него были очень красивые голубые глаза и текучая, будто мёд, речь. Как цыганский гитарный перебор.
Отдельного внимания заслуживает процедура его усыпления - прописать пощёчину и стоять, пока он не уснёт. Оказывается, в глубоком детстве с ним занималась так мать, и спустя почти пятьдесят лет вот такой вот привет из прошлого.
Была у нас Лидия Павловна. Милейшая женщина - и "спасибо", и "добрый день", а дела у неё всегда "как сажа бела", но только на один день. Потом, как её начинало накрывать, она сперва презрительно отмалчивалась, затем намекала на нашу непорядочность, а в пик её приступов собирала в наволочку базовый инвентарь туриста - телефон, гигиенические принадлежности и носки, и могла сутками сидеть у решётки.
- Куда это вы, Лидия Павловна?
- омой мне надо.
- Только позавтракайте, а то куда вы на голодный желудок? - подыгрывал я ей.
И это в лучшем случае. А так я мог в её глазах стать и "мерзавцем, подонком, фашистом", а то и спарринг-партнёром. Однажды она выломала дверь и искусала нашу медсестру.
***
Подселили к ней соседку. Обе они были с синдромом Альцгеймера, так что им было о чём побеседовать, чем они активно пользовались.
- Как вас, говорите, зовут?
- Евгения Олеговна.
- Прекрасное имя! У меня, кстати, сын тут недалеко. Не хотите познакомиться?
И выходят обе к двери в предвкушении скорой встречи, но дверь с той стороны к нашему обоюдному сожалению, завалило камнями, и никто - ни сотрудники, ни пациенты, не можем выбраться.
Подруги возвращаются в палату и молчат, но спустя полчаса:
- Как вас, говорите, зовут?
- Евгения Олеговна.
И так могло продолжаться сутками.
***
- В чём дело? - подошёл я к одной из наших подопечных.
- Да не мне, - кивнули мне за спину, - ему помочь надо.
За спиной была дверь. Я пообещал фантомному собеседнику, что, как только освобожусь, обязательно ему помогу. Пациентка очень обрадовалась.
Потом она призналась мне в убийстве, вела к трупу и требовала связать её. Я внял её чистосердечному и амнистировал.
***
Был у нас Виктор по прозвищу Бегемот: мужчина килограмм под девяносто, который очень любил сваливаться с кроватей и колясок, а, как известно, "тащить из болота бегемота". Прекраснейший мужчина, если не считать его привычки выть днями и ночами в пустоту.
- Зачем воешь, Бегемот?
- Надеюсь, что кто-нибудь придёт ко мне. Только никто не приходит.
- Я пришёл.
- Только ты и приходишь.
- Остальные заняты: у них работа.
- У меня тоже работа.
- Какая?
- Выть.
- Зачем?
- Надеюсь, что кто-нибудь придёт ко мне.
У него были очень красивые голубые глаза и текучая, будто мёд, речь. Как цыганский гитарный перебор.
Отдельного внимания заслуживает процедура его усыпления - прописать пощёчину и стоять, пока он не уснёт. Оказывается, в глубоком детстве с ним занималась так мать, и спустя почти пятьдесят лет вот такой вот привет из прошлого.