- Как же тяжело тащить эти бидоны с водой. - сказал рядовой, старшему механику, когда они решили поменяться руками.
- Ну ты даёшь, бобёр, заступаешь в первый свой наряд по танчику и ещё жалуешься, у тебя ещё наверное пирожки мамины перевариваются и девочка ещё плачет в подушку, а ему тяжело, видите ли, дело... Эххх, да мне бы твои годы...
- Долго ещё, механ?
- Нет, сейчас ТВН на перекрёстке поставим, а сами в курилку зайдём сядем, за нами сюда автобус приедет.
Курилка под крышей, две лавочки, перевернутый артиллерийский заряд, точнее гильза вместо урны и два солдата... Один молодой, второй послужил, разница в людях заметна с первого взгляда: тот что по старше - подтянутый, с расправленной грудью, в потёртой, замасленной рабочей форме и грустью в глазах...
грустью от тоски по дому, по любимой девушке, которая наверняка уже не ждёт, её чувства угасли давно из-за времени, проведённого раздельно, из-за изменения его характера, который закаляется северными ветрами и морозами, а в последствии жарким зноем горного Кавказа, изменение её характера, отдающей всё свободное время друзьям и развлечения. А в самых грязных случаях и влечением её к сексуальным связям, "потерей чувств" из-за отсутствия постоянного партнёра. Молодой же - суетной, с бегающими потерянными глазами, в старой форме на два размера больше, кстати единственной, которая была выменяна по тупости на новую дембелям, собирающимся домой. В мыслях у него было лишь желание поесть, поспать, выкурить сигарету в курилке и переспать по приезду домой со всеми девушками своего села.
- Ну ты даёшь, бобёр, заступаешь в первый свой наряд по танчику и ещё жалуешься, у тебя ещё наверное пирожки мамины перевариваются и девочка ещё плачет в подушку, а ему тяжело, видите ли, дело... Эххх, да мне бы твои годы...
- Долго ещё, механ?
- Нет, сейчас ТВН на перекрёстке поставим, а сами в курилку зайдём сядем, за нами сюда автобус приедет.
Курилка под крышей, две лавочки, перевернутый артиллерийский заряд, точнее гильза вместо урны и два солдата... Один молодой, второй послужил, разница в людях заметна с первого взгляда: тот что по старше - подтянутый, с расправленной грудью, в потёртой, замасленной рабочей форме и грустью в глазах...
грустью от тоски по дому, по любимой девушке, которая наверняка уже не ждёт, её чувства угасли давно из-за времени, проведённого раздельно, из-за изменения его характера, который закаляется северными ветрами и морозами, а в последствии жарким зноем горного Кавказа, изменение её характера, отдающей всё свободное время друзьям и развлечения. А в самых грязных случаях и влечением её к сексуальным связям, "потерей чувств" из-за отсутствия постоянного партнёра. Молодой же - суетной, с бегающими потерянными глазами, в старой форме на два размера больше, кстати единственной, которая была выменяна по тупости на новую дембелям, собирающимся домой. В мыслях у него было лишь желание поесть, поспать, выкурить сигарету в курилке и переспать по приезду домой со всеми девушками своего села.
- Так значит, - говорит механик, - я первый ночью отдыхаю, ты стоишь, потом твоя очередь, - он знал, что дежурный офицер сегодня принесёт в дежурку телевизор и будет возможность немного расслабиться перед сном, посмотреть что-нибудь.
Рядовой промолчал, он уже знал что здесь его мнение рассматриваться не будет.
Подъехал дежурный автобус, солдаты погрузились, старший поздоровался с водителем и офицером, сидящими в автобусе и присел у окна. Машина пересекла ворота КПП и направилась через город в направление к лесу, за которым находился танкодром. Вскоре замелькали стволы сосен в окне, приятное укачивание и мысли о том как дома ездил на работу на таком же автобусе... Вскоре уже минуя несколько поворотов по лесу, автобус остановился у ворот, с двумя красными звёздами, два маленьких солдата с криками "Приехали" отворили калитку, правее ворот, автобус открыл двери и пассажиры вышли, следуя на территорию танкодрома, в то время как два меленьких солдата уже с воплями "Давай быстрей" закидывали вещи в ПАЗик, который возвращался обратно в часть.
Изначально им надо было зайти в дежурку чтобы переодеть сапоги на валенки и накинуть поверх бушлата военную шинель, потому что погода этой ночью опускалось примерно до минус сорока. После рядовой заступил на пост у железных ворот со звездой, за которыми был шлагбаум, а механик обошёл часть территории и прилёг в дежурке. Заснуть удалось ему правда не сразу, то ли телевизор у офицера слишком громко работал, то ли мысли забивали голову, не давая уснуть. Когда через положенные 4 часа, дневальный пришёл чтобы его сменили, показалось механику что он не спал вообще... Ну ничего, судьба нелёгкая военная, любовь суровая, но верная - подумал он и пошёл на пост. Дошёл правда не сразу, а заметив что офицер уже спит, зашёл в котельную к кочегару и немного, повалялся у него на трубах, покуривая сигарету и беседуя с кочегаром, который неохотно общался, думая о двух тоннах угля, которые ему предстоит перекидать за ночь...
И вот пост, мрачные, холодные часы, проведённые в одиночестве дневальным по танкодрому, оставленному лишь со своими мыслями. Вокруг заснеженные поля, со снежным покровом скрывающим рост человека и леса пугающие своей тишиной, ведь в них не встретишь человека, безумец ночью только может оказаться здесь, танкодром стал пристанищем гробов военной техники, складов оружия, поэтому у дежурной смены не было даже ножей... Только эти воспоминания о доме, друзьях, девушке, родных...
Тут, проходясь около ворот, старослужащий услышал смех девушки, такой нежный и долгожданный, оглянувшись, он никого не увидел, вдруг ещё раз, доносившийся уже за воротами. Он встал на носочки, оперившись на ворота, чтобы взглянуть - нет ли там кого... как вдруг резкий замогильный голос, казалось кричавший ему сразу в оба уха, такой грубый и хрипой, оставляющий звон в ушах прокричал:
- Всё сторожишь, салага.
Механик упал, отмахиваясь руками в разные стороны, поднялся оглядываясь, тут же, смотря по сторонам, бегом направился к дежурке, разбудив всех, он вышел с офицером, осмотрели весь танкодром, никого не нашли, кочегар спал в момент криков, офицер с новобранцем тоже, вокруг за двадцать пять километров не было не единой живой души... Офицер посмеялся, дал им фонарик и всю оставшуюся ночь два дневальных несли службу вдвоём...
Как вы думаете, кто кричал ему в ухо, призрак солдата или сам чёрт, любящий подшутить над служивыми?..
Рядовой промолчал, он уже знал что здесь его мнение рассматриваться не будет.
Подъехал дежурный автобус, солдаты погрузились, старший поздоровался с водителем и офицером, сидящими в автобусе и присел у окна. Машина пересекла ворота КПП и направилась через город в направление к лесу, за которым находился танкодром. Вскоре замелькали стволы сосен в окне, приятное укачивание и мысли о том как дома ездил на работу на таком же автобусе... Вскоре уже минуя несколько поворотов по лесу, автобус остановился у ворот, с двумя красными звёздами, два маленьких солдата с криками "Приехали" отворили калитку, правее ворот, автобус открыл двери и пассажиры вышли, следуя на территорию танкодрома, в то время как два меленьких солдата уже с воплями "Давай быстрей" закидывали вещи в ПАЗик, который возвращался обратно в часть.
Изначально им надо было зайти в дежурку чтобы переодеть сапоги на валенки и накинуть поверх бушлата военную шинель, потому что погода этой ночью опускалось примерно до минус сорока. После рядовой заступил на пост у железных ворот со звездой, за которыми был шлагбаум, а механик обошёл часть территории и прилёг в дежурке. Заснуть удалось ему правда не сразу, то ли телевизор у офицера слишком громко работал, то ли мысли забивали голову, не давая уснуть. Когда через положенные 4 часа, дневальный пришёл чтобы его сменили, показалось механику что он не спал вообще... Ну ничего, судьба нелёгкая военная, любовь суровая, но верная - подумал он и пошёл на пост. Дошёл правда не сразу, а заметив что офицер уже спит, зашёл в котельную к кочегару и немного, повалялся у него на трубах, покуривая сигарету и беседуя с кочегаром, который неохотно общался, думая о двух тоннах угля, которые ему предстоит перекидать за ночь...
И вот пост, мрачные, холодные часы, проведённые в одиночестве дневальным по танкодрому, оставленному лишь со своими мыслями. Вокруг заснеженные поля, со снежным покровом скрывающим рост человека и леса пугающие своей тишиной, ведь в них не встретишь человека, безумец ночью только может оказаться здесь, танкодром стал пристанищем гробов военной техники, складов оружия, поэтому у дежурной смены не было даже ножей... Только эти воспоминания о доме, друзьях, девушке, родных...
Тут, проходясь около ворот, старослужащий услышал смех девушки, такой нежный и долгожданный, оглянувшись, он никого не увидел, вдруг ещё раз, доносившийся уже за воротами. Он встал на носочки, оперившись на ворота, чтобы взглянуть - нет ли там кого... как вдруг резкий замогильный голос, казалось кричавший ему сразу в оба уха, такой грубый и хрипой, оставляющий звон в ушах прокричал:
- Всё сторожишь, салага.
Механик упал, отмахиваясь руками в разные стороны, поднялся оглядываясь, тут же, смотря по сторонам, бегом направился к дежурке, разбудив всех, он вышел с офицером, осмотрели весь танкодром, никого не нашли, кочегар спал в момент криков, офицер с новобранцем тоже, вокруг за двадцать пять километров не было не единой живой души... Офицер посмеялся, дал им фонарик и всю оставшуюся ночь два дневальных несли службу вдвоём...
Как вы думаете, кто кричал ему в ухо, призрак солдата или сам чёрт, любящий подшутить над служивыми?..
АшАтАн 2
Но не "оперИвшись на ворота", а "оперЕвшись" или "опершись"