Неведомо отколе Васька, человек неписанной грации, изящества явился. Разумели лишь, что сиротою был он. Выходила его сызмальства Настасья Петровна, доярка, отжившая свой век, едва стукнула Ваське десятка.
Лачуга держалась на маленьком Василии, в нитках которого бурлила кровь надежного, самостоятельного мужчины. Не покладая расцарапанных сильных рабочих рук, горбил спину он. За труд свой снеди желал, отнюдь не денег. С харчами шествовал почивать в доме. И так изо дня в день...
Возмужал Василий и не укладывается в голове, что некогда клопом визжащим что есть мочи снисканным был, а ныне очами подобными небу, густыми, мягкими кудрями дивит девиц, пленит сердца ликом невиданной красы. И возымели по сему жажду избранницею его стать младые отроковицы, но пали духом, едва ступила спешно по селу молва о том, как девчурка тутошнего синяка Ванька оковала душу путами любви. А звали деву Марией. Ежели покинет обитель Марья Ивановна, добрая, искренняя, не ленивая девушка, то убогая, на чудом не валящаяся хата, но на удивление чистая, ибо не жалея себя мыла усердно она каждую гнилую половицу, посудину, развалится. Ибо батя чудного Бога творения упивается водкою, то и дело побивая чадо, не находя силы даже сам растопить печь.
Лачуга держалась на маленьком Василии, в нитках которого бурлила кровь надежного, самостоятельного мужчины. Не покладая расцарапанных сильных рабочих рук, горбил спину он. За труд свой снеди желал, отнюдь не денег. С харчами шествовал почивать в доме. И так изо дня в день...
Возмужал Василий и не укладывается в голове, что некогда клопом визжащим что есть мочи снисканным был, а ныне очами подобными небу, густыми, мягкими кудрями дивит девиц, пленит сердца ликом невиданной красы. И возымели по сему жажду избранницею его стать младые отроковицы, но пали духом, едва ступила спешно по селу молва о том, как девчурка тутошнего синяка Ванька оковала душу путами любви. А звали деву Марией. Ежели покинет обитель Марья Ивановна, добрая, искренняя, не ленивая девушка, то убогая, на чудом не валящаяся хата, но на удивление чистая, ибо не жалея себя мыла усердно она каждую гнилую половицу, посудину, развалится. Ибо батя чудного Бога творения упивается водкою, то и дело побивая чадо, не находя силы даже сам растопить печь.